— В самом деле, я не подумал. Прав был мой отец: поспешность нужна при ловле блох. Так хотелось поскорее завлечь вас в водоворот наших приготовлений…
— Но зачем? — удивилась Тоня. — У нас впереди целое лето. Мы много чего успеем.
— Если, конечно, вы не уедете.
— Да почему я должна уехать? — уже возмутилась Тоня.
— Логика всегда была моей сильной стороной, — сказал Леонид Петрович. — Раз здесь появился друг вашего мужа, наверняка и сам глава семьи объявится. Если он умный человек, а я надеюсь, что это так, то должен все сделать для того, чтобы увезти вас отсюда. Сам-то он жить здесь не захочет…
— Откуда вы все знаете?
— Думаю, на этот вопрос можно и не отвечать, — насмешливо проговорил он.
— Вы об этом хотели со мной поговорить?
— Торопыга! — неодобрительно заметил директор. — Ну куда вы все время спешите?.. Итак, Антонина Сергеевна, начиная с сегодняшнего числа я повышаю вам оклад до восьми тысяч.
— Ого!
И в самом деле, сумма для горожан до смешного мала, но для сельской местности очень прилична. Столько получали водители цистерн. Правда, без премии, каковая колебалась в зависимости от уровня продаж.
— Я вам очень признательна, — сказала Тоня, — хотя не понимаю…
— В отличие от нашего правительства я слежу как за притоком, так и за утеканием «мозгов» из нашей глубинки. Подумать только, в нашем небольшом поселке есть настоящий художник с высшим образованием, но его в любой момент могут переманить другие, более дальновидные, руководители хозяйств. Вот я и решил поторопиться. В свое время Ломоносов сказал, что Россия будет прирастать Сибирью. А я, перефразируя его, могу сказать, что Россия будет прирастать провинцией. Именно с нее начнется подъем культуры по всей стране. То, что происходит сейчас в обеих столицах, конечно, хорошо, но это пока на уровне Потемкинских деревень. Красиво, блестит, а зайди за забор с другой стороны — блестящая декорация, и только!..
— Что-то вы, по-моему, накрутили.
— Волнуюсь, — согласился директор. — Но у меня такие планы. Мы говорили с вашей подругой. Она сказала, что поддержит мои начинания, если я поддержу ее. То есть когда она раскрутит свое цветочное хозяйство, то начнет спонсировать нашу культуру.
— Но у нас такой маленький поселок!
— Маленький, — согласился директор, — а если к нам начнут ездить делегации, любители старины, всякого рода диковинок, включая ваши деревянные скульптуры, то мы и своим малым числом прославимся. Да и зачем непременно много людей? В том-то и прикол, как говорят молодые, что в маленьком поселке загорится настоящий очаг культуры. Вон Константин говорит, что вы хорошо поете…
— Вот трепло! Он у меня получит!
— Что значит трепло? Директор, как президент своей маленькой страны, должен знать все.
— А насчет моих скульптур… Нашли диковинки! Знаете, что многие их делают?
— Не знаю. Но у Шовгенова точно нет. И он, узнав, наверняка слизнет нашу идею, а то и попытается завлечь к себе наших специалистов.
— А-а, тогда понятно, почему у меня увеличился оклад.
— Конечно, я не привык бросать деньги на ветер. Мне надо было сначала посмотреть, что за художницу прибил к нашим берегам попутный ветер.
— Вы поэтически выражаете свои мысли.
— Ты угадала, Титова, я и есть поэт. — Директор незаметно перешел на ты. — Одно время, в юности, мечтал даже поступать в Литературный институт, да обстоятельства не позволили. Вот послушай:
Не бывает случайных мгновений,
Все давно предопределено:
Древних мамонтов смутные тени,
Память зренья и в небо паденье,
И полеты на самое дно.
Что упало,
То, Бог с ним, пропало
И не стоит стенаний, поверь.
Может, это как раз и спасало
От совсем неоглядных потерь.
И, смиряясь,
Ну хотя б на полстолько,
Нам все плыть в свою дымку-печаль…
Что сбылось, то и ладно.
Вот только
Грустно очень.
И мамонтов жаль.
[4]
— Это написали вы? — спросила ошеломленная Тоня. Уж чего она от директора никак не ожидала, так это стихов. Ей казалось, что он скорее прагматик, чем романтик.
— Между прочим, заметь, я не спрашиваю, понравились они тебе или нет…
— Понравились!
— Да погоди. Сейчас я вовсе не признания жду от тебя, а понимания. Может, и сопереживания. Я хочу сказать, что чем больше я здесь живу, тем больше люблю эту землю. И согласен с тобой: пусть я человек и небедный, но это совсем не те деньги, которые нужны, чтобы облагородить жизнь Раздольного. Да, я не стал поэтом, но я же могу сделать богатым этот край, будучи виноделом… Хотя какой я по-настоящему винодел? Чтобы производить виноматериал, много ума не надо.
— Не скажите, — заступилась Тоня за самого директора. — Вы даете работу сотням людей, содержите в порядке Раздольный, теперь вот решили народ к культуре приобщать…
Директор с подозрением взглянул на нее:
— Ты так шутишь?
— Нисколько!
— Послушай, Антонина Сергеевна, могу тебе признаться — я человек небедный.
— Догадываюсь.
— Может, ты думаешь, что я ворую?
— Ну зачем же так грубо?
— Слушай, девочка, ты, однако, себе на уме. А я думал, лопушастая…
— Какая?
— Ну, в том смысле, что обмануть тебя ничего не стоит, а ты просто не обращаешь внимания на всякие там обманы. Почему?
— Потому что больших денег на этой работе не заработаешь, а нервировать себя из-за копеек не считаю нужным. В конце концов, копейкой больше, копейкой меньше… Я считаю, это не принципиально. А философия у вас на уровне. Только я не помню, как она называется. Что-то такое было у древних греков. Путем логических доказательств они утверждали, что белое — это черное.
— Вот видишь, кто из моих рабочих мог бы так изящно стукнуть меня по носу?.. Бог с ней, с философией. Скажи, Антонина, ты хотела бы зарабатывать большие деньги?
— Зарабатывать? Да. Своим трудом. Но для этого художнику надо вначале заработать имя. Однако мы отвлеклись. А остановились на том, что вы человек небедный.
— Вот. Так я хочу сказать, что мне не все равно, как живут мои подчиненные. Что они едят. О чем думают. То есть я не мечтаю о том, чтобы захапать как можно больше, я согласен делиться.
— Отрадно слышать.
— Что такое, почему в твоем голосе мне слышится некая издевка? Ты не веришь в мои благие намерения?