— И были захвачены пиратами. Мои родители погибли одними из первых. Мама была очень красивой женщиной, и пираты схватили ее и потащили, наверное, в каюту капитана. Отец кинулся на помощь и был изрублен саблями, а мать… Мать тоже погибла…
Командор схватил кубок с освежающим напитком и залпом выпил его.
— Странно, прошло столько лет, а я все еще испытываю волнение, рассказывая об этом. И ведь сам я был слишком мал, чтобы в событиях разбираться и о них помнить. О том, что случилось, я узнал уже из рассказа одного из моих спасителей… Пираты успели пустить на дно судно, которое перед этим как следует обчистили. И тут их встретило судно рыцарей Мальтийского ордена, которые были вооружены куда лучше морских разбойников и владели холодным оружием не в пример виртуознее. Они не только перебили корсаров, взяли всю их добычу, но и дали свободу нескольким оставшимся в живых пленникам. А так как я был мал и остался сиротой, то один из рыцарей взял меня с собой и по окончании военных действий удалился вместе со мной в свое командорство.
— Ваш приемный отец дал вам свое имя? — не удержавшись, спросила Соня.
— Нет. Он отыскал все бумаги, которые, к счастью, оказались целыми, и воспитывал меня под тем именем, которое дали мне мои родители.
— А в каком возрасте вас приняли в орден? — спросила Соня.
— В тринадцать лет. Именно с этого возраста разрешалось принимать в него дворян, которые могли подтвердить свою незапятнанную мезальянсами родословную, от восьми до шестнадцати поколений предков благородной крови… Увы, я такой похвастаться не мог.
— Но тогда как же… как вы стали рыцарем?
— Я стал cavalieri di grazzia, то есть рыцарем из милости, принятым в орден в виде исключения за будущие военные подвиги. Всего лишь потому, что моя мать не была дворянкой. И потому я не мог занимать никакие орденские должности, кроме должности умереть во славу ордена. — В словах его прозвучала неприкрытая горечь. — За то, что на моем теле нет ни кусочка плоти, не отмеченной боевыми шрамами, на старости лет мне и выделили это бедное командорство, от которого пользы разве что не умереть с голоду. Причем не во Франции, где мы хотели бы жить, а в нищей отсталой Испании…
— Мсье Арно! — осторожно окликнул его Жюстен.
— Да, прости, мой старый товарищ, мы поклялись никогда не жаловаться на судьбу. Но если бы еще и не видели перед глазами совсем другие примеры… Однако что это я все говорю и говорю и не даю слова вам, наша прекрасная гостья, — спохватился наконец старый рыцарь. — Итак, мы наконец услышим историю о том, каким образом вы появились в наших краях.
— Дело в том, что в Испании у меня есть дом. В Барселоне. Его купил на мое имя и по моей просьбе один мой друг, человек, которому я вполне доверяла. А недавно мы с ним, взяв с собой верных слуг, отправились на судне «Святая Элизабет» в эту благословенную страну.
При слове «благословенная» Арно де Мулен и Жюстен переглянулись, но вслух ничего не сказали. Но Соня догадалась, о чем они молчат. Жан Шастейль немного просветил ее.
— Испания — бедная страна. Если где‑то и покупать дом, то разве что в Каталонии. Там, как говорил мне один министерский чиновник, которого я лечил, более‑менее сносная жизнь. Если Испания еще держится на плаву, то лишь за счет американских колоний. Но даже золото Америки не спасет эту страну, если она не станет идти в ногу со временем. Подумать только, у них лишь недавно появились в обращении бумажные деньги. Богатство местной аристократии до последнего времени измеряется не количеством денег, а лишь домами и землями. Каталония одной из первых организовала у себя производство хлопчатобумажных тканей. Чиновник говорил, что подъем промышленности всей Испании начнется именно с нее… Правда, у этой медали есть и обратная сторона: трудно с дешевой рабочей силой. То есть трудно найти домашнюю прислугу.
— Ну, с этим, думаю, проблем у нас быть не должно, — самоуверенно заметила Соня. — Слуг мы возьмем с собой из Франции.
Жан не стал возражать, а пробормотал что‑то вроде: время покажет.
Вот теперь она как раз и сможет убедиться, кто из них был прав… Только вот жив ли ее бедный товарищ? А что, если их убили и ограбили?.. То есть думали, будто у них что‑то есть при себе. Может, решили, что молодой дворянин катается по морю на лодке со своей любовницей… Да мало ли что можно придумать, объясняя таинственное исчезновение ее спутников.
— Софи, — обратился к ней Арно де Мулен, — вы уже давно молчите. Если вам трудно вспоминать то, что с вами случилось…
— Нет‑нет, — заговорила Соня, — просто оглядываясь назад теперь, я не нахожу объяснения некоторым событиям, которые впоследствии произошли с нами.
— Может, все дело в том, что ваш… товарищ был не слишком опытен в житейских делах? — предположил Жюстен, который тоже слушал ее с интересом.
— Тут вы попали в точку, — уныло вздохнула Соня. — Он сходил в порт — тогда мы остановились в Марселе — и, вернувшись, рассказал, что одно из судов, на наше счастье, как раз идет в Испанию. Брали они за проезд не слишком дорого. Предупредили только, что судно торговое, а не пассажирское, и повар готовить изыски не умеет. Но мы посоветовались и решили, что можем некоторое время и потерпеть грубую пищу, если нас пообещали доставить в Испанию быстрее, чем другие пассажирские суда. Причем как раз в Барселону. Нам это показалось добрым знаком…
— Что же случилось с вами на этом судне? — спросил де Мулен.
— На «Святой Элизабет», однако, плавали не добропорядочные моряки, а гнусные авантюристы и обманщики, которые и не собирались везти нас в Испанию, а решили отвезти в Алжир и продать как рабов.
— То есть едва вы ступили на борт корабля, как тут же превратились в пленников.
— Если точнее, то некоторое время спустя, едва «Святая Элизабет» вышла в открытое море.
— А дальше, что с вами случилось дальше?
— А потом на бригантину — судно, на котором мы плыли, — напали настоящие пираты. Их возглавлял какой‑то Костлявый Хуч…
Мужчины опять переглянулись.
— Я говорил нашему приору, что на море вовсе не так спокойно, как ему кажется, — заметил Жюстен. — И миссия ордена потихоньку из рыцарской переходит в чисто монашескую, и уже никто не станет утверждать, будто мальтийские рыцари — суть морской щит Европы на Средиземноморье.
— Правда говорят, будто Хуч не оставляет никого из пассажиров в живых? — спросил де Мулен.
— Это так и есть, — тяжело вздохнула Соня. — Я сама не знаю, почему старший помощник капитана спрятал нас, когда появились пираты. Он буквально впихнул всех троих в некую маленькую каморку на носу судна, которую трудно было бы найти человеку постороннему. У нее не было даже двери, а лишь пара дощечек, которые отодвигались в сторону, образуя узкий лаз.
— Погодите, почему троих? — сказал де Мулен. — Вы говорили, что было четверо.
— К тому времени слуга Жана Шастейля, моего товарища, был уже мертв: матросы убили его, когда он бросился на выручку своему господину.