Однажды преступив закон… - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 49

Во всем этом сборище не было ни капли смысла, и Юрий испытывал настоятельное желание уйти. Вот только идти ему было некуда, поскольку вся компания окопалась в его квартире – он был среди собравшихся единственным холостяком. “Чего ради я все это затеял? – с горечью думал он, глядя поверх головы сидевшего напротив Басурмана в темноту за давно не мытым оконным стеклом. – Неужели ждал, что они мне скажут, что теперь делать? Или, может быть, рассчитывал на помощь?"

Он переместился с табурета в мамино кресло, сцепил руки на животе и закрыл глаза. Невысказанный упрек, что он не желает мстить за смерть товарища, носился в воздухе, как ядовитый аэрозоль, и жег глаза. Это была не правда, но Юрий не собирался ставить в известность об этом кого бы то ни было. Если сломался Зуев, может сломаться и любой другой. Гена был прав: это не всегда зависит от человека. Значит, опять придется действовать в одиночку, понял он.

Там, в Грозном, он встречал таких одиночек. В основном это были офицеры спецподразделений, идеально натренированные убийцы, профессионалы до мозга костей, смертельно уставшие наблюдать, как сотнями гибнут необстрелянные мальчишки. Взяв только самое необходимое, они молча уходили в ночь и так же молча возвращались под утро, а иногда и через несколько суток. Порой они не возвращались вовсе. За их головы сулили бешеные деньги, но Юрию ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из них опустился до обсуждения этих сведений. Сейчас ему казалось, что для того, чтобы очистить Москву от кавказских бригад, хватило бы десятка таких волков-одиночек.

«Ну что, гражданин Филатов? – подумал он, машинально принимая сунутый ему кем-то прямо в руку стакан и поднося его к губам. – Вы опять за свое? Беззаконие и самосуд, махровая уголовщина… – Он чуть-чуть приоткрыл правый глаз и покосился на мамину фотографию. Сквозь частую сетку ресниц ему показалось, что мамины губы неодобрительно поджаты. Он снова закрыл глаз и сделал маленький глоток из стакана. – Ну, прости, – мысленно обратился он к маме. – Ты же видишь, что творится. Ну что я могу поделать? Я понимаю, что с точки зрения закона и морали то, что я собираюсь сделать, будет выглядеть обыкновенным преступлением. Точнее, необыкновенным, потому что одним трупом дело не ограничится. Но и остаться в стороне просто нельзя. Это тоже будет преступлением. А позвонить по “02” – это уже не преступление, а глупость. Это ловушка – почти такая же, как та, в которую угодил бедняга Зуев. По-английски ловушка – трап. А тот, кто ловушки расставляет, соответственно, траппер. Помнишь, у Фенимора Купера? Так вот, я этого самого траппера вычислю, сниму с него шкуру и отошлю в родную войсковую часть, чтобы натянули на полковой барабан. Нет, мама, ты не права. Я не сквернословлю, а излагаю конкретный план действий…»

– Э, – услышал он вдруг голос Бармалея, – а хозяин-то наш вырубился! Умаялся, бедняга. Значит, давайте по последней, и шабаш. Говорить больше не о чем, а завтра всем на работу. Значит, ты, Гена, действуй, как договорились. А я в парке с ребятами потолкую, может, еще что путное подскажут. Разливай, Басурман, и айда по домам!

Юрий разлепил веки, с удивлением убедившись в том, что и в самом деле задремал. Выпив со всеми “на посошок”, он проводил гостей до дверей, демонстративно зевая и покачиваясь, словно не в силах бороться со сном, по очереди пожал всем руки и наконец повернул барабанчик старенького французского замка. Как только дверь закрылась, сон с него слетел как по волшебству. Юрий отправился в ванную, поплескал в лицо ледяной водой и, не вытираясь, вернулся в комнату. Время было еще детское – половина десятого, и он потратил несколько минут на то, чтобы ликвидировать следы холостяцкой пьянки в виде пустых бутылок, испачканных нехитрой закуской тарелок, захватанных стаканов, разбросанных вилок и рассыпанных по столу окурков. Сковорода, в которой хранился трехдневный запас магазинных котлет, обнаружилась почему-то под диваном. В желтоватой пленке застывшего жира виднелись четкие овальные отпечатки навеки покинувших этот печальный мир котлет, похожие на негативы, и несколько оставленных вилкой параллельных борозд, как будто по дну сковороды прошелся микроскопический трактор с дисковым плугом. Чья-то задумчивая рука, вооруженная все той же вилкой, вывела на ровном участке жировой пленки коротенькое непечатное слово. Эта надпись показалась Юрию наилучшей резолюцией, достойной того, чтобы скрепить протокол сегодняшнего совещания.

После этого он оделся, проверил, на месте ли ключ от машины, и вышел из квартиры в сырую ноябрьскую ночь, стараясь не думать о волках-одиночках и прочих вещах, не имеющих отношения к делу.

Небо опять затянуло тучами, воздух заметно потеплел, и все, что замерзло предыдущей ночью, уже успело благополучно растаять. На ходу раскуривая сигарету, Юрий напрочь позабыл о глубокой луже, коварно разлегшейся прямо у крыльца, и основательно зачерпнул ботинком ледяной воды – как ему показалось, не меньше ведра.

В ботинке противно зачавкало, и Юрию немедленно вспомнился анекдот про ежика, который бродил по пятам за медведем – чатт-чап-чап, чап-чап-чап. Медведю это, наконец, надоело, и он пообещал ежику, что вывернет его наизнанку, если тот не перестанет чапать. Ежик не перестал, его вывернули наизнанку, и он вместо “чап-чап-чап” стал делать “пач-пач-пач”.

Очень смешно. Прабабка Юрия, суровая старуха, кипятившая на кухонной плите в коммунальной квартире огромные тазы с собственной мочой и затем употреблявшая ее как наружно, так и внутрь, в подобных случаях говорила: “Что ни дурно, то потешно”, – в том смысле, что чем глупее, тем смешнее.

Чавкая промокшим ботинком, вполголоса ругаясь и невольно фыркая по поводу упрямого ежика, Юрий добрался до машины, отпер дверцу и, боком повалившись на сиденье, с облегчением вылил из ботинка воду. “Победа”, к его немалому удивлению, завелась с пол-оборота, словно понимая, что сейчас с хозяином лучше не спорить. Выруливая со двора, он наехал колесом на бордюр и подумал, что в таком состоянии вряд ли стоило садиться за руль: как-никак в общей сложности он выпил не меньше двух стаканов водки и теперь был законной добычей для первого же инспектора ГИБДД, которому бы взбрело в голову остановить громыхающую по ночным московским улицам ржавую “Победу”. Гораздо умнее было бы как следует проспаться, но Юрий чувствовал, что не сможет заснуть. Огромный нарыв наконец прорвался, и Филатов понимал, что не остановится, пока не доведет дело до конца. Ему вдруг вспомнился бандит в длиннополом шерстяном пальто, который посетил его месяц назад с предложением поработать охотником на “зверей”, как местная братва именовала кавказцев. Юрий подумал, что кашемировый подонок так или иначе добился своего. Его заслуги в этом не было. Просто обстоятельства сложились таким образом, что старшему лейтенанту Филатову пришлось выкопать топор войны.

Перед его глазами потянулась вереница лиц, больше похожих на оскаленные звериные морды: бычья харя шестерки в кашемировом пальто, кабанье рыло Георгиевского кавалера Самойлова, хрящеватая морда Маныча, подлая шакалья ухмылка таксиста Копылова, неподвижный змеиный взгляд прищуренных глаз белобрысого Гены… Все они требовали крови, все хотели убивать, и по возможности не своими руками. “Эпоха НТР, – с горечью подумал он. – Время узкой специализации. Кто-то ремонтирует квартиры, кто-то водит такси, еще кто-то пишет картины маслом, а некоторые словно специально созданы для того, чтобы убивать. Каждый занят своим делом, и беда, если сапоги начнет тачать пирожник, а пироги печь сапожник… А я все время лезу не в свое дело: то такси водить, то инкассатором работать. Все в один голос твердят, что мое дело – убивать, да я и сам знаю, чему меня учили… И каждый раз мне в конце концов приходится бесплатно делать то, за что с самого начала предлагали хорошо заплатить. Этакий Робин Гуд на общественных началах!"