Говорящий тайник - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Гусев cтр.№ 2

– Где? – уточняет мама, пробуя на вкус горячую воду из кастрюли.

– В школе.

– Откуда я знаю? – Мама смахивает с разделочной доски в кипящую воду нарезанную капусту, помешивает, принюхивается, опять пробует, задумчиво хмурится.

Неплохо поговорили, да?

– А это что будет? – опять спрашивает Алешка.

– Наверное, это будет борщ. – Мама переворачивает на трещащей сковороде котлеты. – Не толпись под ногами.

Тут она права. Когда Алешка рядом, то кажется, что Алешек целая стая. И все они одновременно щебечут и тусуются. И толпятся под ногами.

– Тетя Зина, – ябедничает с удовольствием Алешка, – говорила другой соседке, что у тебя борщи и котлеты получаются лучше, чем твои дети.

Тетя Зина все время завидует нашей маме. Она хочет стать такой же красивой и так же хорошо готовить.

– Откуда ей знать? – задумчиво удивляется мама. – Детей у нее нет, борщ она никогда не варит… А если…

Но Алешка не дает маме развить ее мысли. Он уже, как воробей, перескочил на другую ветку.

– Мам, а кто такой Непруха?

– Непруха? – мама осторожно сняла губами с ложки кусочек разваренной капусты, попробовала, покивала сама себе, окунула ложку обратно в кастрюлю. – Непруха? Плохо помню. По-моему, это какой-то древний поэт. Не то украинский, не то белорусский. Или художник. Кажется, польский. А тебе зачем?

– У нас, мам, в школе новый учитель возник. Его в Димкином классе Непрухой прозвали.

– Это другое дело, – терпеливо ответила мама, снова переворачивая зарумянившиеся котлеты. – Тогда это не белорусский композитор. И не польский поэт. Непруха – это невезучий человек. У которого бутерброд всегда падает на пол маслом вниз.

– А у него, мам, бутерброд всегда падает маслом на брюки.

– На чужие? – мама выключает газ и вытирает руки.

– А я знаю?

– Большая разница.

– Конечно. На чужие лучше.

– Смотря на чьи. У тебя все?

– А в нашем классе новенькая.

– Симпатичная? Или тоже Непруха?

– Еще не знаю. Зато говорит смешно. «Дорлога. Урлок. Дурлак».

– Дурлак это кто?

Алешка кивает:

– Лефка.

– Я так и знала. Обижал? Передразнивал?

– Еще чего! Я за нее заступился. Это Диакеза ее дразнил. Ворлоной назвал. А я ему зато в компот чихнул.

Диакеза тоже в нашем доме живет и с Алешкой в одном классе учится. Когда он был маленьким и вредным, то очень гордился какой-то своей загадочной болезнью. «У меня – диакеза», – хвалился. Все ему сочувствовали, и никто не догадывался, что это просто диатез, прыщики по телу. Так он вредной Диакезой и остался. И отец у него такой же вредный. Он бизнесмен. Жулик, говорят про него наши пенсионерки. И прозвали его Скарлатиной. Потому что он никогда не здоровается, всегда свой джип на газон ставит и старается проехать по луже так, чтобы обязательно кого-нибудь обрызгать грязной водой. В общем, Скарлатина. Вот только я не знаю, как ихнюю маму прозвали. Корью, что ли? Мы ее ни разу не видели – она все время «фитнес принимает».

– Лефка дурлак! – возмутилась мама. – Подрались?

– Нет. Он мне тоже в компот плюнул – и все! Мам, а знаешь, у этой Маринки какая фамилия? – И Алешка выпалил то, с чего все и началось: – Серегина!

– Ну и что?

– Не помнишь? – изумился Алешка. – Ты Серегина не помнишь? «Жил человек в лесу, возле Синих гор». – Это он процитировал первую фразу из фильма и из рассказа «Чук и Гек».

Но мама не обратила на это никакого внимания. И напрасно. Если бы обратила – многого можно было избежать, всяких опасностей и волнений. Мама отлила из кастрюли в другую кастрюльку свой свежесваренный борщ и сказала:

– Отнесите дяде Федору.

Это мы с удовольствием.

Дядя Федор – наш любимый сосед. Не то что тетя Зина. Он очень добрый человек. И немного одинокий. Родственников у него нет. Кроме белой собачки и черного кота. Кота почему-то он зовет Шариком, а собачку Мурзиком. Он подобрал их на помойке.

Мы любим носить дяде Федору мамин борщ и котлеты. Не знаю, догадывается она или нет, что дядя Федор честно делит обед на троих – как не поделиться с друзьями такой вкуснотой, говорит он при этом.

Вообще, дядя Федор – он не дядя Федор. Никто не знает, как его по-настоящему зовут. Дядей Федором его в нашем дворе прозвали. Во-первых, потому что он очень добрый, а во-вторых, потому что круглый год ходит в зимней шапке. Одно ухо у нее висит, а другое торчит – со стороны очень похоже на симпатичного Шарика. Но Шариком его никто не называл. Дядя Федор был отличный автомеханик и никогда не проходил мимо, если у кого-нибудь из нашего дома вдруг не заводилась машина. Однажды, когда он помогал еще одному нашему соседу и они оба согнулись над капотом, мимо проходил отец Диакезы и презрительно бросил:

– Посторонись, Шарик!

Наш другой сосед – он артист цирка и швыряется там здоровенными гирями – выпрямился во всю свою высоту и ширину и грозно сказал:

– Какой он тебе Шарик? Ты на себя давно в зеркало смотрел? Скарлатина!

Скарлатина промолчал (или промолчала?) и впредь тоже помалкивал.

…Дядя Федор разлил борщ в три миски и похвалил:

– Знатный борщец! В нашем микрорайоне никто такой не варит.

Нам было приятно. Особенно Алешке. Они с дядей Федором большие друзья. И чем-то похожи друг на друга. Вот наш Алешка до сих пор путает числа месяца и дни недели. Спросишь:

– Алеш, какое сегодня число?

– Четверг. Или октябрь.

– А день недели?

– Двадцатое.

Он иногда даже имена и фамилии местами путает, даже свои. Спросят его:

– Как тебя зовут?

– Оболенский.

– А фамилия?

– Алексей.

А у дяди Федора другая странность.

Спросишь:

– Когда вы придете?

– Без двадцать восемь.

– А который час?

– Без пятнадцать пять.

И я не очень удивился, когда дядя Федор доел борщ и помыл кастрюльку, а Лешка спросил его:

– А можно я с вами покатаюсь?

– А то!

Дядя Федор теперь пенсионер и подрабатывает на своей старенькой машине. Как таксист. И пассажиры у него тоже, как правило, пенсионеры. Они справедливо полагают, что такая поездка будет им по карману. Не будет же пенсионер драть с пенсионера.

Гаишники машину дяди Федора не останавливают. Во-первых, он ездит очень спокойно, соблюдает все правила, а во-вторых, инспекторы боятся его тормозить – вдруг эта старая развалина остановится навсегда и уже не тронется с места. В Москве и так пробок хватает.