Победа Элинор - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Элизабет Брэддон cтр.№ 82

Впрочем, Элинор не очень тревожилась насчет этого вопроса. Она видела только по обращению Ланцелота, что Ричард верно угадал, о чем велись толки у Дэррелля с клерком.

Она слепо верила теперь, что Ланцелот был лишен наследства последней духовною, и что он сам это знал. Эта уверенность внушала ей новое чувство. Теперь она могла иметь терпение. Если б Морис де-Креспиньи и умер внезапно, то все же его богатство не обогатит злодея, мошеннически обыгравшего беспомощного старика. Теперь ее единственная забота состояла в том, чтобы помешать Лоре выйти замуж за Ланцелота, а для этого она должна уже обратиться к мужу.

«Он ни за что не согласится вручить судьбу своей питомицы такому злодею, — думала она. Мне стоит только рассказать ему историю смерти моего отца и доказать ему виновность Дэррелля».

Обед прошел совершенно спокойно. Монктон был задумчив и молчалив, как это постоянно было с ним в последнее время. Ланцелот Деррелль все еще сидел надувшись, что делало его пренеприятным собеседником весь день: он был не лицемер и не умел скрывать своих чувств. Он мог наговорить кучу лжи и обмана, если эго было необходимо для его спасения или удобства, но лицемером он никогда не был. Лицемерие дает много хлопот человеку, упражняющемуся в этом пороке и, кроме того, лицемером может быть только тот человек, который высоко ценит мнение своих ближних. Дэррелль был нерадив, легкомыслен, ненавидел всякий труд физический или нравственный. С другой стороны, он имел о себе такое хорошее мнение, что совершенно был равнодушен к мнению других о себе. Если б его обвинили в преступлении, то, наверное, он отрекся бы, что совершил его для своей пользы. Но никогда он не побеспокоился бы подумать о том, что люди о нем скажут до тех пор, однако, пока их мнение не задевало за живое его личной безопасности или удобства.

Со стола убрали приборы, но собеседники оставались еще за столом, потому что в Толльдэле сохранялись добрые английские обычаи и обед a la russe (на русский лад), показался бы там нелепым учреждением, детскою игрою, а не пиршеством людей чувствительных к гастрономическим наслаждениям. Итак, со стола убрали принадлежности обеда и добрый старый английский обычай — этот скучнейший церемониал с десертом — был в полном разгаре, когда слуга торжественно подал карточку на подносе Ланцелоту Дэрреллю, среди общего молчания.

Элинор, сидевшая около Дэррелля, заметила, что карточка была очень глянцевита и необыкновенного размера, средней величины между мужскими и дамскими карточками.

Кровь бросилась в лицо Ланцелоту, когда он прочел имя на этой карточке и Элинор заметила, как губы его судорожно сжались, как бы от сильной досады.

— Как, это он? Каким образом этот джентльмен приехал сюда? — спросил он, обращаясь к слуге.

— Сэр, прямо из Гэзльуда. Узнавши там, что вы изволите здесь обедать, джентльмен, пожелав скорее вас видеть, приехал сюда. Прикажете провести в гостиную?

— Да… нет. Я сам сейчас выйду к нему. Простите меня, мистер Монктон, но это старый знакомый, даже скорее неотступный, упорный знакомый, как вы можете видеть по его манере, преследовать меня даже ночью.

Дэррелль встал с досадою, толкнув в сторону стул и вышел из столовой в сопровождении слуги.

Зала была ярко освещена и Элинор, сидевшая прямо против двери, имела возможность увидеть незнакомца, приехавшего в Толльдэль в то время, пока слуга, медленно следовавший за Дэрреллем, затворил дверь.

Незнакомец стоял под большою газовою лампой и стряхивал дождевые капли со своей шляпы, как раз лицом против двери в столовую.

Он был невысок, толст, щегольски одет и смотрелся фатом даже в своем дорожном платье — словом, это был никто другой, как тот болтливый француз, который убедил Джорджа Вэна оставить свою молоденькую дочь одну на бульваре ночью на 11 августа, 1853 года.

Дверь затворилась, а Элинор все еще пристально смотрела туда, как будто ее взор мог проникнуть сквозь толстую дубовую дверь и открыть ей, что за нею происходит.

С удивлением смотрели на нее Ричард Торнтон и ее муж: на ее лице происходила удивительная перемена в выражении; неожиданность, изумление и ужас отпечатались в ее глазах, когда Ланцелот выходил в залу. Ричард догадывался, что она открыла что-нибудь неожиданное, но Джильберт Монктон был как в потемках в отношении чувств своей жены. Устремив на нее глаза, он безмолвно удивлялся всем таинственностям, которыми она его мучила. Лора Мэсон, целый день напуганная странным обращением своего жениха, тоже сильно встревожилась за него, когда взглянула на лицо своей подруги.

— Верно, что-нибудь недоброе случилось, — сказала она, — верно, что-нибудь да не так — не правда ли, мистер Монктон? Вы не знаете, как нынче целый день Ланцелот был встревожен, право, я чуть с ума не сошла, смотря на его тревогу. Не правда ли, мистер Торнтон? Он все говорил о том, что не хочет быть нищим, не хочет зависеть от своей жены, что вы, мистер Монктон, оскорбили его чувства, говоря с ним об искусстве, как будто вы каменщик… нет, ошиблась, как будто он плотник — право, от перепуга я уж и забыла, как это было. Целое утро меня мучило предчувствие: верно, что-нибудь особенное случилось сегодня, особенно же, как я вспомню, как Ланцелот, там сидел у камина и смотрел на огонь, да как он колотил кочергою по угольям, да тяжко вздыхал, так тяжко, как будто у него какое-нибудь страшное бремя на душе, как будто он совершил ужасное преступление.

Монктон с досадою посмотрел на свою воспитанницу, — ее легкомысленная болтовня странно противоречила его печальному настроению духа, как пародия его душевной тревоги.

— Что это, Лора, пришло вам в голову говорить о преступлениях? — сказал он, — Право, я боюсь, что вы никогда не научитесь говорить как следует разумному существу. Что ж тут удивительного, что старый приятель Дэррелля приехал повидаться с ним, и не имея времени долго оставаться здесь и не желая, чтобы его хлопоты даром пропали, он приехал даже сюда для свидания с ним?

Лора Мэсон вздохнула свободнее.

— Так вы не думаете, что Ланцелот сделал что-нибудь ужасное, и что этот человек приехал за тем, чтобы арестовать его? — спросила она. Но согласитесь сами, это действительно странно, что он приехал сюда в такую темную зимнюю ночь, притом же Ланцелот, когда слуга подал ему карточку, так сердито посмотрел на нее, что я имела полное право думать, что, наверное, случится что-нибудь ужасное. Элинор, душенька, пойдемте в гостиную. Мы должны проходить через залу, и если должно случиться что-нибудь нехорошее, так мы по крайне мере узнаем в чем дело?

Элинор взглянула на Лору, когда та се назвала но имени, и тотчас встала, как будто машинально готовилась исполнить то, что ей было сказано и едва ли сознавая свое действие.

— Элинор! — воскликнул ее муж, — что значит, что ты так побледнела? Почему ты так странно смотришь на эту дверь? Неужели же нелепые страхи Лоры имели на тебя такое влияние?

— О нет! Я ничего не боюсь, но…

Она остановилась в нерешимости и опустила глаза в тяжелом недоумении.