Срок за любовь - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 26

Квартира в спальном районе Дербента, в которой проснулись друзья, не отличалась особым шиком. Но небольшая двушка с двадцатилетней свежести ремонтом вполне удовлетворяла Клима с Комаром. Да и не отдыхать они приехали сюда.

– Ты пока осмотрись здесь, передохни, а я схожу, с нужными людьми перетру.

– Что за люди? – спросил Байков, плюхнувшись в продавленное кресло и кладя на колени новенький ноутбук.

– Наши, блатные. Не боись, не дагестанцы – русские.

– Та-ак, посмотрим – Дербент. – Клим углубился в Сеть, изучая город, о котором еще двое суток назад понятия не имел. – Оказывается, самый старый и самый южный город России. Да уж, российским этот пейзаж назовет разве что марсианин или слепой. Ну, или слепой марсианин, – пошутил про себя Клим.

Надо бы выбраться на разведку вживую – а то что толку рассматривать картинки в Интернете? Байков поймал себя на мысли, что ему по душе эта старинная величественная крепость, эти приземистые мечети и мощенные тысячелетним песчаником улочки с маленькими ресторанами. Вот бы с Маришей сюда! И спохватился: они и так тут, только порознь и обстоятельства не располагают к туризму. Он скрипнул зубами и сжал кулаки, чувствуя, как разум и тело охватывают всепоглощающее чувство ненависти и желание отомстить обидчикам.

Дверь бесшумно отворилась, но чуткий слух Байкова уловил знакомые шаги – это Комар вернулся с разведки. На нем была гавайка расцветки «вырви глаз», на животе болталась мыльница, бритую голову украшала расшитая тюбетейка «для туристов». В руках – пакет со съестным. Ни дать ни взять – отпускник со средней полосы, охочий до восточных красот.

Бросил продукты на кухне и с порога заявил:

– А не слабо мы вляпались! Эти Бекбулатовы – всем дагестанцам Бекбулатовы. Держат здесь полгорода, занимаются наркоторговлей, поставками рабов за рубеж и имеют связи в правительстве.

– И что? – спросил Клим.

– А то! Бить будем как сидорову козу – со всеми их связями, – весело осклабился Валик. – Жрать пошли. Не знаю, как ты, – а у меня со вчерашней ночи в брюхе урчит. За столом и говорить сподручнее.

В следующие полчаса Комар уговорил «некомариную» порцию жаркого, откинулся на стуле и тоном сытого человека заговорил:

– Теперь слушай. Дом Бекбулатовы построили в мажористом районе – там охрана на всех въездах, нахрапом не подступишься. Да и сам дом – мини-крепость, куча бойцов, входы-переходы разные. Плана нет, надо изучать на месте.

– А как? С нашими рязанскими… лицами спалимся на раз, – засомневался Клим.

– Не боись, кореш, все включено. Там по соседству у каких-то Латовых-Маметовых стройка полным ходом, дом к свадьбе сына строят. Спешка, руки нужны. А если еще и специалист головастый – берут не глядя. Да и платят ничего так. Поднимемся на бабло, – снова заржал Комар, намекая на сумку, в которой лежали нераспечатанные пачки хрустящих «зеленых». – Так что мой посуду и пошли готовиться к приему на работу. Надо легенду придумать правдоподобней. Ну, и выглядеть попроще. Даги убогих любят.

* * *

Марине казалось, что время – бесконечное, холодное и сухое, как камень у нее под ногами. Время – неподвижное и неумолимое, как черный воздух подвала, в котором она сидела, лежала, плакала, кричала и выла, когда кончились слезы и голос охрип. Время было каменно-неподвижным, как стена, к которой она была прикована цепью. Время было бесконечным – как само отчаяние. Первоначально молодая женщина стучала по стене кулаками, даже билась головой. Но боль дала ей понять, что это не кошмар и пробуждение не наступит. Засыпала, измученная собственными метаниями, но и во сне плутала по бесконечным коридорам и подвалам, не находя выхода. Через сутки Марине начало казаться, что она всю жизнь провела на этих камнях, всю жизнь перед ней стояла эта кривая алюминиевая миска с одной ручкой – из таких кормят собак. «Господи, за что?!» – в который раз беззвучно шептали ее искусанные до крови губы. Когда скрипучая дверь в конце камеры отворилась, молодая женщина зажмурилась от луча фонарика, направленного прямо в глаза.

– Что, сучка, – света боишься? Правильно боишься – ты всего бояться должна. Меня должна бояться, моего брата должна бояться, и даже его сына, двухлетнего Галима, тоже бояться должна. Ты – ничто, тряпка, об которую руки и ноги вытирать будут.

– Сдохните все – со своими галимыми братьями вместе! – Марина схватила миску с помоями, которые принесли ей несколькими часами ранее, и запустила в обидчика. Тот увернулся, но несколько капель забрызгали ему лицо. Он медленно вытер его тыльной стороной ладони, подошел к пленнице и начал накручивать цепь себе на руку. Молодая женщина отчаянно сопротивлялась, но скоро ее голова оказалась у его сжатого кулака. Он подергал цепь – шея Марины в кожаном ошейнике задергалась тоже.

– А теперь – боишься?

Марина с ненавистью скосила глаза на кулак, перевела взгляд на смуглое горбоносое лицо.

– Нет, сволочь. Давай – бей. У вас, оказывается, принято на слабых отыгрываться, да?

Вместо ответа горбоносый поднял с пола кастрюлю с принесенной жижей и медленно вылил девушке на лицо.

– Нет. Бить тебя не буду. Бить – «товар» портить, а я тобой еще попользоваться собираюсь. И мой брат собирается – а он джигит горячий. Может, еще братья – если вони не боятся. Вы, русские – грязные свиньи. А потом покупатель приедет – тебя помоют и дальше продадут, в Стамбул, там таких блондинистых любят – не один через тебя пройдет, пока совсем тряпкой не станешь. Так зачем бить? Себе в убыток.

Марина, глотая слезы и помои, испуганно смотрела на мучителя и непроизвольно отрицательно мотала головой.

– У меня муж есть. Он меня найдет и приедет. Он вас из-под земли достанет. Всех. И тебя – особенно. Он тебя на мелкие кусочки порежет и выбросит.

– Он? Клим твой, Байков?! Ха-ха, насмешила. Да ему перед смертью менты знаешь что сказали? Что ты утонула, машину твою в реке нашли, дом опечатали, так что и хотел бы – не нашел. Концы в воду, как у вас говорят.

Дагестанец снова дернул цепь, наклонился к лицу Марины и брезгливо поморщился от запаха.

– Тебя нет. Ты – покойница, труп, пыль. Муж твой – тоже труп и пыль. Сгорел заживо. Вместе с подругой твоей любопытной. Вместе с вашим семейным гнездышком. Хочешь – кино покажу? Мы сняли – занимательный фильмец вышел, не отказывайся, тебе понравится. Я попкорн принесу, посмотрим всей камерой. Не хочешь?

Тюремщик, делано огорчившись, в последний раз дернул цепь и встал.

– Ладно, заговорился я с тобой тут. Не буду задерживать. Приятного аппетита, – он издевательски хохотнул и вышел.

Где-то там, в совсем другом мире, где светит солнце и щебечут птицы, где люди ходят по земле, а не сидят в темных вонючих норах – затихли шаги. Не осталось ни единого звука, ни капли света. Марина сидела, привалившись мокрой головой к шершавому камню стены, и не чувствовала ни холода, ни боли, ни вони, только пустоту, гигантскую черную дыру, в которую, казалось, неудержимо вытекали ее воля к жизни, желание отомстить, ненависть к обидчикам – все чувства, которые держали ее на плаву в эти страшные дни. Молодая женщина чувствовала себя опустошенной настолько, что не нашла в себе сил даже заплакать, узнав о гибели мужа. Это конец. Конец. Марина закрыла глаза, но и за плотно сомкнутыми веками ее ожидала тьма. Всепоглощающая тьма и всеобъемлющая пустота, в которой ей, Марине, больше не было места. Как и в жизни. Она отстраненно представила себе, как ее выведут на свет – белую рабыню в кожаном ошейнике. Как масленые взгляды будут бесстыдно ощупывать ее тело, как к ней потянутся чьи-то наглые руки, и она будет перед ними полностью бесправной и беззащитной. Никто не знает, где она. Никто не придет ей на помощь. Никто по ней не заплачет. Никто. Клима сожгли, Светку тоже. Родители погибли в автокатастрофе, когда она еще училась в консерватории. Крестная – и лучшая подруга матери – послала девушке телеграмму, когда их уже похоронили. Не хотела, чтобы Марина с горя сорвала госэкзамены, она потом год с ней не общалась. Все эти утраты внезапно каменной горой навалились на Марину, и она почувствовала – пора, больше она не в силах этого выносить. Взяла в руку цепь, накинула на шею поверх кожаного ошейника, потом еще одну петлю, и еще. Цепь начала сокращаться, и спустя несколько витков девушка уже стояла на коленях, прижавшись щекой к стене у самого крюка, глубоко забитого в каменную кладку. Потом выпрямилась насколько могла, и резко дернулась всем телом вниз. Боль раскаленным лезвием ударила по шее, в глазах вспыхнул слепящий белый свет – и все. Больше она не чувствовала ни пустоты, ни отчаяния. Ничего.