— Я… извините, конечно, товарищ полковник…
— Терпеть не могу этого обращения, — поморщился Гуров. — Предпочитаю или просто полковник, или по имени-отчеству. Извинить я вас могу, но вы сами себя загнали в ситуацию, когда мне приходится быть с вами снисходительным. Вам это ведь неприятно? Так зачем же вы нападаете на полицию? Давайте обсуждать то, ради чего мы тут собрались: в соседней квартире убили человека. И неважно, что он сам преступник, важно, что там совершено преступление, а в нашей стране за это карают по закону. И вы, Игонина, почти свидетель.
Игонина взяла себя в руки и стала добросовестно вспоминать всех, кого она видела в тот день в подъезде, кого видела приходившими к соседке, разговоры о том, не угрожал ли кто Северцевой в прошлом, не жаловалась ли она на кого.
Арестовывать Игонину следователь, конечно же, не стал, даже подписки о невыезде с нее не взял, но провести еще одну серьезную беседу пришлось.
А вот Северцева в камере успела за сегодняшний день посидеть. Заодно и вспомнить, как это было в ее молодости. На допросе у Гурова она выглядела собранной, сосредоточенной и хмурой, отвечала на вопросы неторопливо и вдумчиво, чувствовалось, что тщательно подбирает слова, что тоже было показателем — боится сболтнуть лишнего. Не порвала Катька Северная с преступным миром, как заявляла, и понимала, что вляпалась по полной программе и что колонии ей снова не избежать.
Причина убийства и личность убийцы Мирона ее вряд ли интересовали. Знала, кто он такой, знала, что в бегах, предполагала, что и бывшие дружки-подельнички могли Мирона искать. Наверное, и разыскали его те, кому он задолжал, кого кинул. А уж найти человека, который «пришьет», — пара пустяков. Катьку беспокоило другое — в каком положении лично она оказалась в связи с этими событиями? С одной стороны, выдавать в уголовке на допросе вообще кого-то из уголовного мира ей не велел их закон. Как ни крути, а кое-что от него осталось и в наше время, и болтовня не поощрялась. Но, с другой стороны, по тем же уголовным законам разрешалось принимать все меры к тому, чтобы скостить себе будущий срок.
Еще один важный момент существовал в этой ситуации, как его понимал Гуров. Катька всегда может оправдаться перед «своими», особенно если возникнет такая тема на «толковище», что ее подставили. Нужно вам кого-то наказать, «грохнуть», так зачем же другого под «уголовку» подводить? Не по-людски это, тем более что в квартирку Катьки Северной много людей было вхоже, «товара» много через нее проходило. Убийство Мирона в ее квартире — это как бы вызов местным уголовникам, наезд на местное общество, беспредел. И тут уж она могла смело попытаться сдать этому полковнику нарушителей «понятий». Вроде как святое дело.
На это и стал давить Гуров на допросе. Вбивать Катьке, что нечего ей выгораживать чужих, которые ей же могут жизнь поломать. Но беда в том, что Катька, похоже, понятия не имела, кто и почему Мирона убил.
— О чем вы разговаривали, что он о себе рассказывал? — зашел Гуров с другой стороны.
— Ничего, — хмуро покачала головой женщина. — Он больше телевизор смотрел да ерунду всякую болтал.
— Обхаживал тебя?
— Чего? — вспыхнула Катька, но тут же взяла себя в руки. — Не было у нас ничего. Парень он симпатичный, статный. Да только не по возрасту я ему, это же сразу понятно. У него молоденьких столько, что с закрытыми глазами выбирать можно.
— Это он так говорил?
— И без того понятно.
— Почему? — стал наставить Гуров. — Кать, я почему так подробно на этом останавливаюсь, ты постарайся понять. Я ведь мужик, я по-вашему, по-женски, думать не умею. У вас глаз другой, интуиция другая, вы видите то, что мимо мужиков проходит.
— А потому, что на меня не соблазнился, — серьезно пояснила женщина. — Вроде и не уродина, и фигура у меня еще приличная, не расползлась. И, чего уж тут греха таить, пыталась я ему глазки строить, подкатываться. Не то что бы в постель тащила, а так, намекала, что не прогоню, если забредет не в ту комнату. Не забрел, другие у него в голове. Да и уходил он иногда по вечерам. Когда на час-другой, когда подольше. Я же не спрашивала. Но видно было, что иногда и по бабам ходил. У вас, извините, это хорошо видно. Когда вы с… ну, после этого дела, то у вас глаза блестят и морды, извините, лоснятся, как у котов мартовских. Не скроешь.
— Вечером накануне убийства Миронов уходил куда-нибудь?
— Уходил. Часа два его не было. Говорил, что гулял, свежим воздухом дышал. Так это у него называлось.
— И в этот вечер он просил тебя свежих овощей купить, салат сделать с помидорами?
— Д-да, — согласилась Северцева.
— Кать, а что тебе твой глаз женский подсказал, в этот последний вечер Миронов от женщины вернулся или правда гулял?
— Да поняла я, поняла, куда ты, полковник, клонишь, — вдруг разозлилась Катька. — Думаешь, что Мирон меня специально из дома спровадил, чтобы бабу привести?
— А ты сама так не думаешь?
Северцева глубоко вздохнула и промолчала, уставившись в окно.
— Ладно, с этим вопросом мы выяснили, — решил сменить тему Гуров. — А соседка твоя, Алина, не могла о Мироне узнать, не видела она его?
— Кто? Алинка? — пренебрежительно спросила Северцева. — Да ладно! Она, кроме себя, никого не видит. Да и не заходила она ко мне уже месяца три. Как Мирон у меня стал квартировать, так я к ней больше ходила. Ну, чтобы она не заподозрила ничего. А то получается, дружили-дружили, а потом и на порог не пускаю. А чтобы она ничего такого не думала, я к ней приходила с разговорами всякими о делах бабских. Ну, она на эти темы падкая.
— А у Алины тоже бабья доля не очень? — на всякий случай забросил удочку Гуров.
— Не знаю. Болтала всякое. Я так думаю, что она мужика на один-то раз найти всегда могла. Ей сто пятьдесят водки налей, танцы с ней станцуй под музыку, она и готова…
— Неразборчива была в связях с противоположным полом? — сформулировал Гуров.
— Ага, неразборчива, — усмехнулась Катька. — За эту неразборчивость ее мужик и бросил.
— Какой мужик? У нее любовник был?
— Ну не муж же. Да при ее характере кто с ней уживется? А мужик этот, она еще про него рассказывала, что талант он какой-то. Только не признают его. Вроде бывший актер, даже в фильме каком-то сыграл.
Гуров быстро начеркал записку на листе бумаги и протянул Крячко, сидевшему рядом. Тот вышел в коридор и развернул записку:
…
Пусть Афанасьев немедленно установит личность этого бывшего любовника.
Афанасьев появился из соседнего кабинета, откуда выводили после допроса задержанного Тыкву.
— Давай Андрюха, это очень срочно, — протянул записку капитану Крячко. — Чего-то наш Лев Иванович зацепил, какая-то идея у него в голове созрела. Ты с Тыквой закончил? Перескажи вкратце.
Наконец Северцеву увели обратно в камеру. Гуров сидел задумчивый и смотрел в окно. Он даже не обернулся, когда Крячко загремел чашками и электрическим чайником. А когда перед ним на столе, источая аромат, появилась чашка кофе, очнулся и благодарно посмотрел на Станислава.