Жена моего любовника - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Ульянина cтр.№ 45

День да ночь — сутки прочь. Время перепуталось, сбилось так же, как я сбивалась с ног. Металась между этажами, словно потерянный между двух огней, забыв про еду и сон.

Лялька капризничала по полной программе, требовала сдувать с нее пылинки — кормить с ложечки, умывать, массировать спину, подавать судно. Эгем к ней так и не явился, что усугубило плаксивость незабудки. Состояние Сергея и вовсе оставляло желать… Он не выходил из комы, и мне оставалось только караулить вход в палату. Я часами, вытянувшись в струнку, как сторожевая собака, просиживала на подоконнике напротив двери в реанимацию. Врачи смирились со мной, как со стихийным бедствием, — уже не гнали прочь, но, к сожалению, и не обнадеживали оптимистичными прогнозами. Со своего наблюдательного пункта я отлучалась только в туалет, попутно звонила родителям с мобильника, чтобы узнать про малышастиков и Азиза. Папе чужие дети практически не досаждали: он по утрам уходил на работу и возвращался к вечеру, когда ребятишкам положено было спать. А маме с ее гипертрофированной ответственностью мало не показалось. Впрочем, она не жаловалась, но постоянно старалась выяснить, чьи это дети. Похоже, побаивалась, что я их удочерю-усыновлю, а ей возиться придется вечно. Как бы то ни было, я чувствовала, — мама согласна вывернуться наизнанку, только бы у меня все поскорее устроилось, образовалось, урегулировалось. Представляю, каково это для матери — пребывать в полном неведении, но все равно отмалчивалась…

Так миновало двое суток, а на третьи на дежурство заступил Никита Синев. Завидев его, я подобно белочке резво спрыгнула с подоконника:

— Кит, наконец-то!

— Что, неужели соскучилась?

— Слов нет, как стосковалась! — искренне подтвердила я, ведь во всей больнице никто, кроме него, не снисходил до общения со мной. Попросила: — Зайди посмотри на Сережку, а?

Интерн не долго любовался Волковым. Выйдя, заявил мне с комсомольской прямотой:

— Ему не лучше, но и не хуже. И это нормально. А вот на тебя, Катерина, без слез не взглянешь. Ты когда спала в последний раз?

— Что ты имеешь в виду?

— А ты что?.. Не подумай, я не настолько любопытен, чтобы интересоваться регулярностью твоей сексуальной жизни, а вот твое здоровье мне небезразлично.

Парень фактически насильно затащил меня, упиравшуюся, в ординаторскую, сунул таблетку валиума вместе с чаем, и я сама не заметила, как отключилась, сидя на диван-кровати. Вроде секунду назад еще говорила и имела право называть себя человеком прямоходящим, и вдруг — брык! — голова очутилась на подушке, ноги непроизвольно вытянулись. Никита накрыл меня одеялом до самого носа, и те казенные одеяло с подушкой подействовали так, будто были пропитаны хлороформом, эфиром, или чем там еще усыпляют? «Лежи спи, и чтобы я тебя не слышал как можно дольше!» — сквозь сон услышала я голос Синева и тотчас увидела сладкий сон про немыслимо шикарный банкет, на котором я очутилась в чем была — обычных джинсах и джемпере. Ходила среди нарядной, незнакомой публики, стыдясь своего бедняцкого прикида и зверского голода, хватала снедь с ломившихся столов. Ела, что называется, в три горла, а насытиться никак не могла.

— Японский городовой! — Выкрик Никиты нарушил мой замороченный сон. — У нас кто-нибудь будет следить за реанимацией? Один пациент кони двинул, другой очухался!

— А?.. Что? Нельзя? — Я не сразу поняла, где нахожусь. Приснилось, что официант схватил меня за шкирку и отнял тарелку с канапе. В ординаторской было глухо как в танке: холодно, темно и тихо. Скорее всего, дежурные хирурги и анестезиологи удалились на экстренную операцию. Синев включил свет, заставив меня заморгать.

— Ой, Кать, прости. Совсем забыл про тебя… День сегодня какой-то шальной, безумноватый.

— Ты сказал — кто-то очухался? Кто-то двинул? — напряглась я, запоздало врубившись в смысл фразы, и пролаяла дискантом, как мелкая шавка: — Отвечай-ай-ай!

— Да успокойся, твой Волков…

Но я уже не слушала — ринулась мимо Синева в коридор, ветром влетела в палату и, чтобы не врезаться с разбега в оконное стекло, схватилась за железную спинку кровати, на которой лежал Сережка. Его тряхнуло от моего торможения, а я склонилась над воскресшим любовником:

— Солнышко мое!

Карие глаза смотрели мимо, в никуда. Я приложила ладонь к ввалившейся, колючей, как кухонная терка, щеке — невероятно, насколько Серый Волк отощал и постарел — на вид ему можно было дать лет сорок, а то и более. Пощелкала пальцами перед его лицом, чтобы привлечь к себе внимание. Туманный взгляд сфокусировался.

— Где я?

— Ты в больнице, Серенький.

— В больнице?.. Почему?

Поколебавшись секунду, я напомнила:

— В тебя стреляли… Не пугайся, родной, все уже позади. Видишь, ты поправляешься.

Волков дернул кадыком, и мне почудилось, что ему хочется безутешно расплакаться, как недавно поступила его жена. Ничего подобного! Глаза остались сухими.

Никита — третий лишний при нашем свидании — тронул меня за плечо:

— Заканчивай, ему трудно разговаривать.

— Отстань! Ты не понимаешь…

— А я говорю: не донимай больного, пошли!

Зря я его не послушалась. Сергей поморщился, скрипнул зубами и своим новым вопросом будто врезал мне под дых:

— А где Лялька?

— Лялька? Опять Лялька!.. А я тебя, случайно, не интересую? — Я задохнулась, перекосилась и не сразу почувствовала, как Никита поволок меня к выходу. Он поступил мудро — перенес мой припадок из палаты в коридор. — Задрал он уже со своей гадской Лялькой! Отпусти! Не могу! Ах, ох, ух, не могу про нее больше слышать: Лялька! Лялька! Лялька!.. Правильно она про него говорит: Волков — идиот, скотина рогатая! — орала я, извиваясь в крепких руках интерна.

— Тихо, Катерина, проехали! Я же объяснял: чувак не в себе, он ни хрена не соображает, как бы бредит.

— Бредит?! Да! Но бредит-то не мной, а Лялькой!..

— Прекрати! — Никита скрутил меня одной рукой, а другой зажал рот. — Ты-то здравый человек, это Волков неадекватен. Пойми, мать твою, у него в жилах дури больше, чем крови!

— А-а-а…

— Кончай, Катрин, а то нас сейчас обоих отсюда выведут.

— Катрин? И Сережка называет меня Катрин… — Я обмякла, будто снова попала в Афины и схлопотала солнечный удар. Зной. Спасительный глоток кока-колы. Меховой салон, в котором Волков сравнил меня с Катрин Денев, своей любимой актрисой, Серый Волк считал ее эталоном красоты и таланта… И, прекрасно понимая, что не похожа на знаменитую француженку, я все-таки сомлела…

— Успокоилась? — облегченно вздохнул Синев и разжал смирительные путы рук, а я, наоборот, приникла к нему:

— Кит, скажи, ведь Серый любил меня, если так называл?

— А то? Как можно не любить такую конфету?