Мираж черной пустыни - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вуд cтр.№ 164

— Да как ты посмела! — закричала Мона.

На лице Деборы появилось выражение растерянности.

— Я просто показывала своему новому другу… — только и успела она сказать, потому что мать наклонилась, больно ухватила ее и рывком подняла на ноги. Дебора от неожиданности вскрикнула. Когда мать принялась бить ее наотмашь, она попыталась закрыться рукой.

— Нет! — закричал Кристофер на суахили. — Перестаньте!

Мона подняла глаза и в свете, падающем из коридора, разглядела африканского мальчика. Она уставилась на него, рука ее разжалась и выпустила Дебору.

Мона озадаченно нахмурилась.

— Дэвид? — прошептала она.

И тут на нее разом нахлынули воспоминания — старые, запрятанные в самой глубине ее сознания: пылающая хижина, ожерелье из Уганды.

Казалось, комната закачалась. В груди вновь нарастал ком невыносимой боли, поднимался кверху, к горлу, душил ее. Она схватилась за дверной косяк.

Дебора, потирая руку и изо всех сил стараясь не плакать, принялась объяснять:

— Это мой лучший друг, мама. Его зовут Кристофер Матенге, он живет со знахаркой — она его бабушка.

Мона не могла дышать. Она прижала руку к груди. Сын Дэвида!

Кристофер расширившимися от страха глазами смотрел на женщину, стоящую в проеме двери. Она странно смотрела на него полными слез глазами, затем шагнула к нему, и он отступил.

— Дэвид, — прошептала она.

Он вспомнил о книжечке, заткнутой у него за поясом. Мона протянула к нему руку, и Кристофер подался назад, споткнулся, ударился о кровать.

Она медленно приближалась к мальчику, ее руки тянулись к нему, слезы струились по лицу. Дети смотрели на нее со страхом и не могли сдвинуться с места. Когда между ней и мальчиком оставалось всего несколько сантиметров, Дебора и Кристофер замерли в испуге.

А потом вдруг, к великому изумлению Деборы, нежная улыбка осветила лицо ее матери — лицо, которое, сколько помнила себя девочка, всегда оставалось бесстрастным и жестким.

— Сын Дэвида, — ласково произнесла Мона с некоторым удивлением.

Кристофер, прижавшись к кровати, весь сжался и будто окаменел, когда она подняла обе руки и нежно обхватила его лицо.

Не замечая слез, струившихся из глаз, Мона смотрела и не могла насмотреться на такие знакомые и любимые черты: морщинку между бровями, миндалевидные глаза, упрямо выдвинутый вперед подбородок — наследие воинов масаи. Кристофер был еще ребенком, но в его чертах уже проступал образ того мужчины, которым он станет. И Мона даже сейчас видела, что он будет очень похож на Дэвида.

— Сын Дэвида, — произнесла она опять с горестной улыбкой. — Он живет в тебе. Получается, что он не умер…

Сердце Кристофера заколотилось, как бешеное, когда лицо женщины еще больше приблизилось к нему. Она наклонилась и очень нежно поцеловала его прямо в губы.

Когда Мона подалась назад, в ее лице что-то переменилось, и из груди вырвался стон. Она в последний раз прикоснулась к нему — провела пальцем по линии от носа до краешка губ, затем повернулась и бросилась вон из комнаты.

По прошествии стольких лет Джеффри Дональд все еще желал Мону Тривертон.

Они мчались на «лэндровере» по шоссе в ярком свете экваториального солнца, распугивая стада зебр и антилоп, пасущихся по краям дороги, и Джеффри бросал частые взгляды на женщину, сидящую на переднем сиденье между ним и тетей Грейс. Мона сидела не двигаясь, глядя прямо перед собой. Выражение ее лица, полускрытого огромными солнечными очками, тоже не менялось. За последние недели она похудела и побледнела. Джеффри понятия не имел, что стало причиной этих изменений в ее облике, но такой она ему еще больше нравилась. В свои сорок четыре года Мона казалась ему более привлекательной, чем когда бы то ни было.

Гнев и обида на женщину, которые переполняли Джеффри в ночь смерти его отца, понемногу улетучились. Годы излечили его горе и вернули прежнее влечение к ней, особенно по мере того, как его собственная жена с каждым годом становилась все тучнее и неповоротливее после рождения Терри, их младшего сына. И не то чтобы Мона давала ему хоть какую-то надежду или знак, что он ее вообще хоть сколько-нибудь интересует. Она всегда общалась с ним поверхностно, почти через силу. Но именно это и являлось для него частью ее притягательности — отстраненность и недоступность. Пятидесятилетний Джеффри Дональд был поджарым, стройным и загорелым, в волосах его серебрилась благородная седина, его шарм до сих пор привлекал клиенток. Его победы на любовном фронте были чересчур легки и многочисленны; все это ему наскучило и приелось. Но равнодушие Моны, девять лет ее одиночества неожиданно придали его охоте особый вкус и возбуждение. Когда она согласилась поехать с ними на сафари в дикие земли масаи, кровь Джеффри закипела в жилах, наполняя его возрожденной страстью и надеждами.

В конце пути ее будет ждать приготовленный им сюрприз.

Они направлялись в охотничий домик «Килима Симба», уединенный форпост, расположившийся на оголенном участке горной породы милях в двадцати от основания горы Килиманджаро. Лагерь лежал в самом сердце заповедника масаи «Амбосели», необозримого пространства дикой природы, находящегося во владении и под контролем племени масаи, которым испокон веков принадлежали эти пастбища. Дорога к лагерю была не более чем пыльная полоска, пересекающая плоскую желтую саванну. На заднем сиденье, будто мешки с зерном, тряслись и подпрыгивали Дебора и Терри. Вдалеке на фоне безоблачного неба высилась гора Килиманджаро, лиловая, с заснеженной вершиной. Насколько хватал глаз, нигде не было ни единого признака цивилизации; лишь кусты боярышника с плоскими верхушками да пасущиеся антилопы. С грациозной беспечностью скакали жирафы, под деревом лениво развалился львиный прайд. Это был один из богатейших заповедников в Африке, и Джеффри Дональд намеревался неплохо заработать на нем.

— Охотничий домик! — объяснял он Моне. — Палатки далеко не всем по вкусу. Мало кто из моих клиентов хочет жить в палаточном лагере дольше одного-двух дней, а тут еще москиты, да и туалета нормального нет. Я все думал, что можно было бы сделать, как привлечь больше клиентов, и тут меня осенило: надо просто выстроить отель прямо посреди африканского буша!

Лишь горстка самых близких друзей Джеффри считала эту идею сколько-нибудь стоящей. Большинство были уверены, что его замыслы обречены на провал, напоминали ему о том, что после наступления независимости туризма в Кении просто не станет. «Для белых здесь будет небезопасно, — говорили они. — Все в мире понимают, в какую дикость погрузится эта страна после того, как правительство Ее Величества уйдет отсюда».

Но у Джеффри было другое мнение. «Старик Джомо не дурак и не сумасшедший, — возражал он. — Он знает, что без нас ему не обойтись. Европейцы все еще владеют всеми крупными корпорациями, банками, отелями в Кении. Если он хочет сохранить стабильную экономику, он должен сделать все, чтобы мы остались и были довольны. Он это прекрасно понимает. Без нас, без наших связей, без нашего капитала, знаний и опыта Кения развалится, как карточный домик, и черномазые это прекрасно знают!»