Тень Азраила - читать онлайн книгу. Автор: Иван Любенко cтр.№ 7

Завидев автомобиль, толпившиеся у входа зеваки стали что-то выкрикивать и махать руками. Еще с прошлой командировки Ардашев помнил, что в Реште проживало двадцать-тридцать тысяч человек. Цифра приблизительная, но это не удивительно: перепись населения в Персии никогда не производилась. Глинобитные сакли с покосившимися крышами прелести городу не добавляли. К тому же здесь, как и почти везде на Ближнем Востоке, ничего не слыхивали о канализации, и нечистоты сливали в арыки вдоль дорог, отчего во всей округе стоял удручающий запах. Однако местные жители, судя по всему, к такой жизни давно привыкли и считали ее вполне сносной.

Верст через тридцать Энзели-Тегеранское шоссе уже пролегало по покрытым лиственным лесом горам. А с другой стороны, параллельно дороге, несла свои хрустальные воды река Сефид руд. Там, на дальнем берегу, виднелись сады и деревни.

Автомобилю все чаще и чаще приходилось замедлять скорость. Виной всему были караваны верблюдов, мулов и ослов, тянущихся по дороге. Навьюченные хлопком, керосином, фруктами или чаем, они следовали не спеша и отнюдь не торопились уступить дорогу нетерпеливому авто, кричащему плаксивым клаксоном. И тогда приходилось ждать, пока погонщик оттащит их на обочину. Велико же было удивление отца Симеона, когда он узрел, каким способом путешествуют персидские женщины. Они, словно кули с мукой, лежащие в кеджевэ – плетеных люльках-корзинах, притороченных с боков к дромадеру, – с закрытыми лицами, покорно терпели долгую дорогу. Встречалась и другая картина: впереди, неторопливый и важный, помахивая веточкой, налегке шествовал персидский крестьянин, позади него – навьюченный катер [37] , а замыкала шествие жена перса, неся на спине едва ли не больший груз, чем бредущее впереди нее животное. Естественно, она была в черной чадре, шальварах и кожаных ботинках. В этом тяжелом и неуклюжем наряде, задыхаясь от зноя и пыли, женщина еще и тащила на спине мешок! И это при 30-градусной жаре по Реомюру! [38] «Да, – думал Ардашев, известная персидская пословица: «Не будь женой осла, а если уж стала ею – неси ослиный груз», в самом деле звучит как издевка».

Перед селением Рудбар попадались посаженные рядами деревья маслин. Придорожная надпись свидетельствовала, что неподалеку находится французский завод по производству оливкового масла.

Окружающий ландшафт постепенно менялся: равнина уступила место горам, зеленые рощи – голым каменистым возвышенностям. Миновали несколько сел, и «Форд», пыхтя и тужась, стал карабкаться вверх к Юзбашчайскому перевалу. На тенистых склонах кое-где еще лежал снег, и с горных вершин веяло холодом. Машина все чаще «чихала», и мотор «задыхался». Тогда Байков применял запрещенный, но безотказный прием: развернувшись на крохотном пятачке подъема, он жал на среднюю педаль (их всего было три), отводил на себя ручку газа, расположенную под рулем, и автомобиль вполне благополучно взбирался… задним ходом. В такие минуты пассажиры едва не вываливались из своих мест. Священник беспрестанно молился и осенял себя крестным знаменьем. Проблемы с мотором объяснялись просто: при отсутствии бензонасоса топливо поступало к двигателю самотеком.

Минут через тридцать «самодвижущая коляска» остановилась у придорожного каменного столбика. На нем читалась надпись: «5326 ф.» [39] . Это была высшая точка перевала. Кто бы мог подумать, что двадцатидвухсильный двигатель, часто глохнувший на подъемах, покорит такую высоту!

А потом начался спуск, и жара вновь навестила путешественников. Раскаленный воздух, казалось, застыл. Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка. Пот струился по лицам, и Ардашев то и дело вытирал лицо белоснежным, отглаженным квадратами платком. Спасала только вода, заботливо припасенная коллежским регистратором в солдатских баклагах. Батюшкин медный самовар так нагрелся, что держать его не было никакой возможности, и потому его привязали сзади, на чемоданы.

К полудню, точно на фотографической пластине, проявились очертания города, плененного зеленью миндальных и фисташковых деревьев. Это был Казвин. По числу жителей он в два, а то и в три раза превышал Решт. Въездные ворота, украшенные зеленовато-голубой мозаикой, изображающей сцены охоты шаха, сохранились в почти первозданном виде и до сих пор изумляли своей красотой. Коренное население влачило жалкое существование, и только пришлые армяне владели лавками.

Клим Пантелеевич узнавал знакомые улицы: Рештскую, Тегеранскую и Шахскую. Персы называли их хиабанами, то есть проспектами. Они и в самом деле внешне напоминали бульвары, обсаженные ветвистыми платанами.

«Форд» остановился у одноэтажного дома с высокими деревянными воротами. У входа дежурил казачий караул. Это и был штаб 1-го Кизляро-Гребенского полка Терского Казачьего Войска. Здесь, в Казвине, дислоцировалась только 2-я сотня.

– Ну вот, я и приехал. – Забрав чемоданчик, Летов вышел из автомобиля.

– Храни вас Бог! – сонно вымолвил батюшка, укладывая на освободившееся место самовар.

– Желаю и вам, отче, счастливой дороги. Только вот добраться, господа, вам надобно непременно сегодня. Ночью в округе хозяйничают банды. Для этих туземцев человеческая жизнь и ломаного динара не стоит.

– Ничего, успеем! – заверил Байков. – До Тегерана всего 136 верст. А вот бензина залить бы не мешало.

– Заправимся, не волнуйтесь, – успокоил его Ардашев, – но сначала нанесем визит консулу.

– А может, все-таки выделить вам казачье охранение?

– Не стоит, – проговорил статский советник. – Этак мы за лошадьми два дня плестись будем.

Летов улыбнулся.

– Приятно было с вами общаться, Клим Пантелеевич!

– Взаимно. Даст Господь, свидимся еще, Михаил Архипович.

– Хорошо бы! Честь имею кланяться!

– Честь имею!

Казаки, завидев своего командира, молодцевато приложили руки к папахам. Один из них тут же выхватил у подъесаула чемодан, и Летов скрылся за дверью.

Клим Пантелеевич вновь занял место рядом с водителем, и «Форд» покатил вниз по улице. Миновав городскую площадь и мейдан, автомобиль остановился у двухэтажного каменного здания с российским флагом. Это и было консульство. Здесь же неподалеку находилась и совсем немногочисленная русская колония: школа, больница, «Русский ссудный банк» и небольшая церковь.

Консулом всей Казвинской провинции, или сатрапии, как говорили персы, был старый знакомец Ардашева – Святослав Матвеевич Красноцветов. Невысокий, но ладно сложенный крепыш с хорошо заметной лысиной и густыми бакенбардами уже перешагнул пятидесятилетний рубеж, но выше надворного советника так и не поднялся. Однако это обстоятельство, по-видимому, его вовсе не огорчало. Глядя на него, казалось, что счастливее и жизнерадостнее человека не отыскать во всей Персии. Если, например, кто-нибудь из сослуживцев или просто друзей, завидев его, спрашивал, как дела, то в ответ всегда раздавалось неизменное: «Прекрасно! Дай Бог каждому!», а лицо его при этом озарялось доброй, светлой улыбкой. И те, кто страдал пороком зависти, удрученно опускали глаза и начинали суетливо торопиться куда-то, придумывая на ходу причину. «Надо же! – рассерженно думали они. – У меня куча проблем, а у этого лысого коротышки соловьи на сердце поют! Безобразие!» И неведомо было этим несчастным, что надворный советник, имеющий молодую, но больную жену и трех дочерей, едва сводит концы с концами и давно шлет на Певческий мост безответные письма, в которых почтительнейше умоляет его сиятельство «о принятии детей на казенный счет в учебные заведения и ассигновании им ежегодных пособий на содержание». Супруга его Анастасия Викторовна, хоть была почти на пятнадцать лет моложе, но чувствовала себя неважно. А виной всему был местный, сугубо вредный для больных чахоткой климат. Сырость и жара, как в болоте. Ничто не помогало, никакие лекарства. Пробовали шпанскую мушку и всяческие компрессы, раздражающие легочные ткани и снимающие обострения; давали эрготамин – лекарство от чахотки на основе вытяжки из плесневого грибка, выращенного на ржи, – но от него у Анастасии Викторовны появлялись галлюцинации, а облегчение так и не наступало. И сколько ни просил Святослав Матвеевич о переводе в Бендер-Бушир, поближе к Персидскому заливу, все тщетно: мольбы до чиновников Департамента личного состава и хозяйственных дел МИДа не доходили.