Дом обреченных - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вуд cтр.№ 61

— Потому что я в известной мере несу ответственность. Я посторонний человек, свободный от лет монашества остальных, и могу видеть всю сцену объективно. Я должна искать ответы, остальные — нет.

Его глаза изучали мое лицо, которое, должно быть, было багровым, так оно горело. Я знала, что доктор Янг думает. Он видел злую, угрюмую решимость, омраченное сознание.

— И вам кажется, что вы объективны?

Я отвернулась, поскольку мне не понравилось то, что я увидела в себе. Моя душа была в водовороте эмоций: любви к Колину, скорби за те смерти, вызова неизвестному врагу и — больше всего — ярости. Доктор Янг это знал. Эксперт, умеющий читать мысли людей, он был способен заглянуть в самые глубины моей души и ясно понять, что я чувствую.

— Могу я сейчас проводить вас домой?

Хотя он напомнил мне о позднем времени, я была удивлена, осознав, как долго пробыла здесь. Быстро поднявшись, я натянула перчатки на свои дрожащие руки.

— Я принимаю ваше великодушное предложение. Простите меня, если помешала вам в вашей работе. Я не собиралась быть здесь так долго.

— Мне это доставило удовольствие, — ответил доктор, — и моя работа — помогать людям. Если мне удалось это за последние пару часов, то я сделал большое дело.

Теперь наступил мой черед положить ладонь ему на руку.

— Я не знаю, что бы я делала без вас.

— Я должен сказать одну вещь, Лейла, прежде чем вы уйдете. Это мой долг, как врача, заявить о моих находках в полицию. Нет, постойте, дайте мне закончить. Я должен сообщить, вы это знаете. Но из уважения к вам и к тому, что вы должны сделать, я буду ждать так долго, как только смогу из соображений этики, прежде чем отправлюсь к ним. Вы тем временем воспользуетесь моим доверием.

Миссис Финнеган по-прежнему неодобрительно смотрела меня, пока доктор помогал мне надеть плащ. Ее глаза выражали открытый приговор за часы, которые я провела наедине с ним, и я гадала, не подслушивала ли она. Но меня это не беспокоило, как и многое другое: Лондон и Эдвард принадлежали прошлому, которое казалось далеким, как сон. Лишь Колин занимал меня в этот момент, когда я мяла в руках ленты моей шляпки. Колин и Пембертоны, мой долг перед ними.

Я никогда не забуду запах влажной кожи, звук дождя, стучащего по крыше экипажа. Когда экипаж дернулся и затрясся по дороге, я уставилась на прядущих ушами лошадей, на их влажные, прилипшие к шеям гривы. Лошадиные копыта издавали глухие звуки на залитой лужами дороге, шлепая по грязи на рытвинах и ухабах. Тяжелые ветви задевали нас. Капли дождя падали внутрь экипажа, брызгая мне в лицо и увлажняя попону на моих коленях. Мы молчали, не о чем было говорить. Человек рядом со мной, так ловко управлявшийся с поводьями, знал, о чем я думаю.

Когда дорога подошла к развилке у подъездной дороги, ведущей к Херсту, я попросила доктора Янга остановить карету.

— Отсюда близко, и мне хотелось бы, чтобы моя семья считала, что я просто гуляла.

— Хорошо, — ответил доктор, — хотя мне кажется, что это неразумно. Пообещайте мне, Лейла, что когда вы придете к какому-либо решению — если Вы действительно придете к нему — то дадите мне об этом знать, прежде чем начнете действовать.

Я улыбнулась его озабоченности.

— Обещаю вам это. И мне придется действовать, поскольку мы не можем терпеть убийцу среди нас. Кроме того, мы не знаем, не захочет ли он или она снова нанести удар. Три человека мертвы. Вскоре может последовать еще убийство.

Доктор Янг был, казалось, удивлен, это ему не приходило в голову.

— Лейла, — сказал он, его голос был полон беспокойства, — будьте осмотрительны. Пожалуйста, будьте осмотрительны.

— Буду, сэр. И еще раз спасибо вам за все, что вы сделали для меня сегодня.

Доктор Янг выбрался из экипажа, встал в грязь и помог мне выйти. Его глаза говорили: «Будьте осторожны». Затем он сел и подождал, пока я дошла до поворота и скрылась из виду. Тяжело ступая по обочине, пытаясь удержать подол юбки подальше от луж, я слышала, как экипаж удаляется по дороге.

Теперь, когда я наконец осталась наедине с собой, среди деревьев, дождя и серого тумана, мысли мои начали упорядочиваться. Первое место занимал Колин, как и следовало ожидать, как будет всегда. Да, мне приходилось признать, что Колин был единственным, кто выигрывал от смерти дяди Генри. Но это не обязательно означало, что убийца он. Мотив лежал в преднамеренности, а возможно, Колин думал, что дядя Генри оставил завещание, то же самое думал и Теодор. Если это так, тогда следует, что в первую очередь осуждения заслуживала персона, которая ожидала выгоды от смерти.

Такая линия рассуждений казалась мне наиболее разумной. По дороге я вспоминала о смерти моего отца и сэра Джона. Это не вписывалось в мою удобную теорию, поскольку если Тео и думал извлечь выгоду из смерти своего отца, то на что он надеялся, убивая своего дядю Роберта и дедушку? С другой стороны, в то время, когда умер сэр Джон, он находился в Манчестере. Все это было бессмысленно. Странно, я могла найти мотив для каждого, но все убийства вместе не увязывались. Хотя их объединял один и тот же метод исполнения, но общий знаменатель мотива отсутствовал.

Таково было затруднительное положение, которым я была обеспокоена, когда, совершенно вымокшая, с раскрасневшимся лицом, взошла на ступени дома.

Марта, неожиданно появившаяся на пороге, распахнула дверь прежде, чем я подошла к ней. Ее глаза были прозрачными, безжизненными и смотрели на меня с весьма странным выражением.

— Лейла! — задыхаясь, сказала она. — Где ты была? Никто не знал, что ты ушла! Мы просто извелись из-за тебя!

— Я гуляла, — просто ответила я, будучи уверена, что она не увидит у меня под плащом книгу Уиллиса.

— Бабушка очень рассержена. Я никогда не видела ее такой злой! Она ждет тебя…

— Да? И что, предполагается, я должна делать теперь?

— Иди, Лейла. Нет, нет, не к себе в комнату. Она в малой гостиной. Мы все там.

— Но я промокла насквозь.

— Вредно гулять под дождем, — заметила она с резкостью, на которую я не считала ее способной. — Иди сейчас туда, или это будет очень нелюбезно по отношению к ней.

Не давая себя запугать, я оставила Марту, поспешно уходящую в своем шуршащем кринолине и бомбазиновом траурном платье, пока я снимала свой плащ, шляпу и перчатки. Приложив ледяные пальцы к своим щекам, я почувствовала, какими горячими они были, и знала, что они яркие, как яблоки.

Так же, как уверенность в том, что мой отец — не убийца, в глубине моего сознания гнездилось смутное предвидение, что Колин тоже невиновен. С этой убежденностью, прочно укоренившейся в моем сердце, держа книжку Уиллиса за спиной, я вошла в малую гостиную.

Обычный порядок в присутствии бабушки был снова введен: она, застывшая и неподвижная, — в центре, Анна и Марта — перед ней, и Тео, стоявшими между ними. Колина не было. В отличие от своих тети и кузины, я не стала садиться, предпочитая демонстративно стоять. Здесь царила атмосфера, довлевшая над всем домом: бабушкина суровость, недостаток тепла, ее сдержанная неприязнь к радости и веселью. Прагматичная женщина, ведущая спартанский образ жизни, она властвовала над этим домом с жестокостью, граничащей с тиранией.