Вечная надежда инвалидов: где-то далеко за большие деньги с ним сотворят чудо.
— Ну, хочешь, я буду рядом? Пусть он сначала со мной, а ты посмотришь. Это не страшно, — с надеждой спрашивает Женька.
Я качаю головой.
— Ну и оставайся нищим, колченогий придурок!
Он злобно стучит костылями, унося тощий зад навстречу светлой мечте. Кажется, я потерял единственного друга.
— По какому поводу ругачку устроили?
Я вздрагиваю от неожиданности и тут же расплываюсь в улыбке. Раздвинув ветки, на меня смотрит Марго.
— Сигареты не поделили? — усмехается она. — Я неподалеку окурок видела. Принести? Свеженький, еще не затоптали.
Горькая обида слизывает улыбку с моих губ. Я совсем не такой, как она думает, я совершенно другой. Сейчас докажу! Она должна это видеть! Я напрягаю руки, приподнимаюсь и отталкиваю коляску. Ноги, как сухие палки, пару секунд держат равновесие, а потом ломаются в коленях. Я рухнул бы на четвереньки, если бы Марго не подхватила меня.
— Ты чего? — пугается она.
— Я буду ходить.
— Серьезно?
Она держит меня подмышки, я чувствую ее вздымающуюся грудь, а теплое дыхание оставляет влажный след на моей шее. Сейчас или никогда!
— Буду. Помоги. — Я обнимаю девушку за плечи, опираюсь и делаю шаг. Потом еще один.
— Вот это да. Ты же безнадежный.
— Кто сказал?
— Да так, слышала где-то.
— Я не безнадежный. Я докажу.
— Тогда вперед.
Я стискиваю зубы, пот катится по напряженной спине. Ноги отказываются подчиняться, но я не могу признаться в беспомощности.
— Ты тяжелеешь, Солома. Давай к коляске.
— Нет. Еще! — И я шагаю. Но сил совсем не осталось. Кажется, это всё.
Марго усаживает меня в коляску, переводит дух и улыбается.
— Ты меня удивил, Солома.
— Мышцы, — я ожесточенно мну свои ноги, — они еще слабые. Мне надо тренироваться.
— Я тоже тренируюсь. Хочешь, буду помогать тебе, Солома?
— Нет, Марина.
— Почему?
— Потому что я не Солома. Меня зовут Паша!
Она фыркает и передергивает плечи. Я вижу ее спину.
— Вообще-то я к Ате пришла.
Она ухаживает за котенком и рассказывает о себе. Я узнаю, что у нее была мама и младшая сестренка Катя. Они впервые поехали в Египет, приземлились ночью, но до отеля не добрались. Автобус врезался в опору моста. Катя умерла спящей. Она еще не умела говорить, и когда ее спрашивали, как тебя зовут, отвечала: Атя.
Марго нежно гладит рыжий живой комочек.
— Сестренка была рыженькой? — догадываюсь я.
— Катя была золотой.
Сестренка, котенок — эти слова рождают неясные воспоминания. Я уже видел в своем кошмаре маленькую девочку. Она была рядом со мной, когда надвигался самосвал. На ее руках был…
К черту кошмар! Я отгоняю мрачные мысли.
— А мама? Что с ней?
— Мама тоже погибла. А мне повезло. — Марго иронично показывает на то, что осталось от руки. — И вот уже пять лет, как я здесь.
— А я грохнулся об «камаз». Его долго чинили, — пытаюсь шутить я.
— Слышала. — Марго поворачивается ко мне без тени улыбки. — Я помню, как ты появился. По глазам вроде сильный, а по ночам ревел.
— Это было давно!
— Я тоже ревела. Помню, проснусь среди ночи и понимаю, она уже никогда не вырастет.
Мы смотрим друг другу в глаза, не улыбаемся, не моргаем, словно играем в игру «кто кого переглядит». Я поднимаюсь на руках, переношу вес тела вперед и отпускаю коляску. Ноги распрямляются. Марго стоит на моем пути.
— Уйди, — говорю я, стараясь держать равновесие.
— Ты в праве сам набивать шишки, но со мной дело пойдет быстрее. — Она ловко подныривает под мою руку и обнимает за талию. На ее другой, короткой руке примостился котенок. — Давай, Паша.
Круг из двадцати шагов, пройденный за пять минут, стал моим Эверестом.
7
Звонкий смех девушки катится по коридору, втискивается в стеклянные плафоны, пытаясь превратить их в гулкие колокольчики. С давно немытых светильников даже пыль слетает.
Свернуть было некуда. Преподаватель Денис Голубев отвел хмурый взгляд и прошел мимо смеющейся парочки.
Ну, чем этот урод мог рассмешить девчонку? Он жалкий колясочник, а она телка с упругими ляжками. Неделю назад орбиты их интересов не пересекались, как Венера и Марс, а сейчас Марго помогает Соломе выехать на прогулку. И хохочет, будто это ей в радость.
После неприятного случая в кабинете физиотерапии Дэн избегал смотреть в глаза Соломатину. Он мучился вопросом. Что это было: его микроинсульт или дьявольское колдовство упрямого чертенка? Так или иначе, подросток разрушил его план и победил, а этого нельзя прощать. Иначе даст трещину оточенная система, которую создал он, Денис Голубев! Солому надо унизить и растоптать, чтобы другим не повадно было! Еще раз переломать его упрямое тело. А то инвалид, похоже, умудрился даже встать с кресла. Недаром Валентина Николаевна говорила о каком-то прогрессе у Соломатина. Этого нельзя допустить!
«Всё должно идти так, как задумал я! Пять лет мои планы в этих стенах не давали сбоя».
Дэн юркнул в пустой класс и затаился у окна. Мстительный взгляд прощупывал двор. Так и есть. Парочка свернула в кусты за помойкой. Как и вчера. По два раза в день туда ездят. Чем они там занимаются? Почему так расцвел Солома? Парень сияет, словно его поцеловала радуга счастья? Калеку надо грохнуть об землю, пока у него не выросли крылья. Кисель, тоже хорош, не смог уболтать дружка отдаться в умелые руки. И что теперь делать? Время поджимает, Тиски ждет и скоро проявит недовольство. Колясочника ему подавай. Не сломленного Вонючку, а упертого подростка со странным пугающим взглядом. И Марго не по делу дорожку перешла. Пора телку сплавлять быкам на обкатку.
Дэн набрал телефонный номер Кабана.
— Привет Кабан, это Голубев, из интерната, — тихо сказал в трубку Дэн.
— А-а, Голубок, — отозвался насмешливый голос.
Дэн в сотый раз проклял свою фамилию. Наградил же папаша клеймом! Устроить, что ли, фиктивный брак с какой-нибудь Орловой или Волковой и взять фамилию жены? Надоели откровенные намеки. Хотя таким, как Кабан, с большой колокольни на закорючки в паспорте.
— Чего тебе, Голубок?
— Новую ампути, надо объездить, — спохватился преподаватель. — Длинноногая девчонка без руки.
— А на мордашку как?
— Хорошенькая.