— Слушаю вас, Людмила Викентьевна, — произнесла Олеся с достоинством английской королевы.
— Олеся, лучше скажи правду, — тихо и твердо попросила Люся. — Где моя девочка? Где Катя?
— Ой, а я почем знаю, — выпучила глаза Олеся. — Час от часу не легче! То кто электропилу сломал, то кто таблетки в кармане носит, а теперь — где дивчина загуляла. Я-то тут при чем? Я к ней в няньки не нанималась. Дивчине третий десяток, самой рожать пора.
— Говори, где вы ее спрятали! — потребовала Люся тихим хрипловатым голосом и сжала руку Олеси так, что та вскрикнула от боли.
— Кого? — опять не поняла Олеся.
— Не прикидывайся, я все знаю, — сказала Люся замороженным голосом. — Вы с Василием похитили Катю, чтобы получить за нее выкуп.
Олеся вдруг как-то обмякла, из ее бархатных южных глаз потоком покатились крупные, как горошины, слезы, размазывая остатки туши по щекам.
— Людмила Викентьевна, бедненькая, шибко, наверное, вы вчера ударились. Совсем, видать, головкой повредились! — запричитала она. — Вы уж простите нас, дураков безмозглых, за то, что на вас обиделись! Больны вы, как я теперь вижу, очень больны. А с больной что взять-то! Это ж надо, такое придумать! В прежнюю вашу светлую головку подобная дурь никогда не полезла бы.
Лина молча поглядывала на обеих женщин, но вслух поддержать ни одну из них не решалась.
— Телефон! — внезапно очнулась она. — Давай попробуем позвонить еще раз. Вдруг Катя ответит?
— Не ответит, — сказала Люся с какой-то мрачной уверенностью.
Но Люсин телефон внезапно зазвонил сам.
— Мам! — закричал в трубке звонкий Катин голос. — Ты как?
— Катя! Девочка моя, ты где? — заголосила Люся в каком-то исступлении. — Что с тобой? У тебя все в порядке?
— Конечно! — завопила Катька в ответ в своей обычной восторженной манере. — Еще бы! Мам, я в Париж лечу!
— Типичная итальянская семья, — пробормотала Лина. — На юге Италии женщины вот так же орут. У всех, кто рядом, уши закладывает.
— Куда летишь? — прокричала в ответ Люся.
— Повторяю по складам: в Па-риж! — нетерпеливо объявила Катерина. — Уже прошла регистрацию в Шереметьеве, гуляю в дьюти-фри, скоро отправляюсь на посадку.
— Почему ты не сказала заранее? — накинулась на нее Люся. — Что за отношение к матери?
— А чего говорить, ты все равно не пустила бы, — пробурчала Катерина. — Нашла бы сто причин, почему я должна остаться дома. Но для меня важнее одна: почему я должна туда полететь.
— И почему же, позволь узнать? — ехидно спросила Люся.
— Да потому что я, мам, влюбилась! — заорала Катька так, что телефон дрогнул у Люси в руке. — А Париж, как тебе известно, — город любви.
И в кого же ты влюбилась? — неохотно спросила Люся. Переход от недавних ужасов к любовной теме дался ей с трудом.
— Скоро узнаешь! — загадочно прокричала Катя. — Все! Больше не могу говорить, объявили посадку на рейс! — заторопилась она, и в трубке раздались короткие гудки.
Люся сидела и пару минут молча смотрела на телефон в каком-то оцепенении. Потом перевела взгляд на Олесю и заметно смутилась.
Люся снова отвела глаза, заколола волосы, сделала глубокий вдох и лишь тогда повернулась к Олесе.
— Олеся, давай забудем все, что я тебе наговорила, — произнесла не без усилия. — И сейчас, и утром. Прости меня, ладно? Понимаешь, у меня сдали нервы. Конечно, вы с Василием ни в чем не виноваты. В этом доме вообще каждый делает что хочет. Короче, давай считать, что ничего не было. Если, конечно, ты и Василий сможете меня простить…
— Ну, Людмила Викентьевна, кто старое помянет, тому глаз вон, — улыбнулась Олеся и внезапно искоса взглянула на себя в зеркало. Время обид и скорби закончилось, пора было возвращаться к прежнему кокетливому облику и рутинным хозяйственным обязанностям. — Пойду-ка приготовлю обед и переоденусь, — с напускным безразличием объявила Олеся в пространство и отправилась на кухню.
А Люся… Она обняла Лину, достала из кармана большой носовой платок и вытерла слезы, вдруг потоком хлынувшие из глаз. А потом сказала обычным деловым тоном:
— Ну, почудили, и хватит. Пора за дело браться.
Все еще прихрамывая, Люся поспешила за Олесей.
А Лина осталась в комнате одна. Она сидела на кровати Катерины и напряженно думала. Лина вспоминала обо всем, что случилось в доме за последние дни, и отдельные ноты, звучавшие в ее голове, никак не складывались в стройную мелодию. Напротив, она слышала внутренним слухом какую-то какофонию. Чем дольше Лина анализировала события, тем меньше что-либо понимала и тем сильнее охватывало ее смутное беспокойство. Слишком много странного и зловещего произошло в доме под красной крышей за последние дни. Вначале едва не погиб Денис, потом Люся… наконец — Гарик… То, что с Катей все обошлось, — счастливая случайность. Что-то подсказывало Лине: несчастья в домике на горке не закончатся. В голове у нее зазвучала тревожная мелодия, как бывает в фильме, когда зрителя готовят к чему-то страшному. Но почему? Что неуловимо изменилось в доме за последние дни? Кто сдвинул краеугольный камень, который, пошатнувшись, потащил за собой остальные? Кто? Если бы знать…
На следующий день Викентий Модестович захандрил. Он вдруг почувствовал себя несчастным, всеми покинутым. Не тамадой на пиру жизни, а одиноким стариком из дома ветеранов. Дамы сердца, еще недавно такие преданные и внимательные, коварно оставили друга в самый трудный момент. Даже Серафима вспомнила о подзабытом бойфренде, и Стасик теперь делал все, чтобы угодить своей Прекрасной даме, дабы она не заскучала в деревне. Юная пара дни напролет проводила на велосипедных и пеших прогулках, плескалась в бассейне, вечерами ездила развлекаться в Москву.
Марианна, потрясенная предательством главы управы, с головой ушла в борьбу с городскими чиновниками и на дачу носу не казала. Даже Валерия, еще недавно боготворившая патриарха, не появлялась уже несколько дней. Это было для Викентия Модестовича самым обидным. И подозрительным.
— Где Валерия? — вопросил патриарх зычным баритоном, свесившись с балкона. — У меня накопились к ней неотложные поручения. Например, надо отдать в переплет одну старинную книгу.
— Валерия посещает вторую ступень семинара, — кротко отозвалась Лина с веранды. Она давно запретила себе вступать в дискуссии с патриархом, потому что в итоге каждый из них оставался при своем мнении и только копил ненужные обиды.
— Какую еще к чертям ступень? — вспылил патриарх. — Что это за лестница, ведущая в преисподнюю?
— Ну, в науке любви не бывает мелочей, — заступилась Лина за Валерию. — Тема изысканий вашей подруги, если честно, интригует: «Как вновь наполнить опустевший сосуд любви».
— О господи! — простонал патриарх. — Лучше бы она, как прежде, худела по группе крови! По крайней мере, диета, над которой потешался Михаил Соломонович, на мозги не действовала!