— А как же быть с его фантазиями? — спросил он озабоченно, не собираясь двигаться с места.
— Главное — чтобы кто-нибудь остановился, — улыбнулась она. — А уж с его воображением мы быстренько справимся. Нас ведь двое… Ну, что ты стоишь?
Он молчал и не двигался с места.
Чувствовал, что просто не сможет оставить ее — одну, на темной дороге… С чьими-то пошлыми фантазиями наедине.
Потому что знал — может случиться всякое.
— Ладно, — улыбнулась она немного снисходительно. — Просто отойди в сторону. На два шага от меня отойди. Вот так. Теперь еще на два шага… Да не бойся ты, ничего со мной не случится! Ничего, я тебе обещаю… Еще на два шага…
Из-за поворота послышался звук двигателя, приблизился свет фар. Ирина вскинула руку и требовательно ею помахала, досадливо вскрикнула, даже выругалась, увидев, что очередная машина промчалась мимо. Послала вслед тысячу проклятий и вдруг увидела, как мелькнули красные огоньки, услышала скрип тормозов. Машина остановилась метрах в пятидесяти, дала задний ход…
Она смотрела, прищурившись — видимо, зачем-то пыталась разглядеть номера.
Потом вдруг снова выругалась:
— Черт, надо же… Бывает же такое…
А дальше все стало совершенно непонятно. Она сказала:
— Никита, я сейчас… Подожди меня, я сейчас вернусь! Ты не переживай — там, в машине, мой знакомый. Он нам поможет.
Быстрыми шагами она удалялась от него…
Остановившись и приоткрыв дверцу, она стала разговаривать с человеком, садящим за рулем. Он слышал ее голос, но не мог разобрать слова.
Потом увидел, как вспыхнул огонек сигареты в ее руке.
А потом она скрылась в салоне, и он вдруг отчетливо понял: на этом — все.
Вот и закончилась она, «фаза присутствия». Вот и закончилось его неожиданное счастье…
Так быстро оно промелькнуло. Так беспощадно быстро — задело лишь на секунду, одним крылом, и пролетело — мимо. Как всегда, мимо…
Хлопнула дверца автомобиля. Почти не слышно. Машина тронулась с места, равнодушно мигнув фарами.
— Ирина! — крикнул он в темноту и выбежал из своего нелепого укрытия. Но было уже поздно.
Через минуту он снова стоял один на пустой дороге.
Один, как прежде. Как всегда…
Как будто и не было ничего.
Ни-че-го. И этого облака-музыки — тоже не было. Но может быть, все-таки…
Он вернулся обратно — туда, где еще, возможно, витал в воздухе запах ее волос. Ему даже показалось, что он сумел уловить его, снова вдохнуть в себя, вдохнуть поглубже… Но он не был уверен в том, что это — на самом деле.
Заметив вдруг на траве какой-то светлый прямоугольник, он наклонился, взял в руки, поднял… Вспомнил книгу, которую она отложила в строну, доставая из пакета провизию. При свете одной лишь луны с трудом различая буквы, прочитал: Анна Ахматова. Избранное.
Даже не удивился — показалось естественным, что она, эта девушка, которая ему только что снилась, читает то же самое, что читал когда-то Лексин. Кто знает, может быть, и Лексин тоже ему приснился?
Вернулся в машину, включил мутную лампочку на потолке, открыл наугад…
Глава 12
— Останови! Останови машину, сейчас же!
— Успокойся, прошу тебя… Прошу тебя, пожалуйста, Ирочка…
— Ни черта я тебе никакая не Ирочка! Останови машину, я не просила меня никуда вести!
— Да, я понимаю… Нам надо поговорить, все выяснить, разобраться во всем наконец. Нам давно пора…
— Черт! — выругалась она и стукнула сжатыми в кулаки пальцами по передней панели. — Ну почему все так?!
Теперь уже было совершено понятно: он не остановится. А если и остановится, она уже никуда не выйдет из машины. Слишком далеко они уехали…
— Послушай, Андрей, — она попыталась успокоиться и успокоить его, на сколько это было возможно. — Прошу тебя… Там, на дороге, остался человек. Один мой знакомый. У него сломалась машина, ему нужно как-то добраться до города. Давай вернемся и поможем ему.
— У меня нет троса, — ответил он почти безразлично. — Что за знакомый?
— Какая тебе разница…
Она знала, что трос у него есть. Не то чтобы видела своими глазами этот чертов трос в багажнике, но почему-то ни минуты не сомневалась в том, что он есть.
Ирина притихла. Ей больше не хотелось уже его ни в чем убеждать, просить о чем-то. «Как с вещью, — в который раз уже пронеслось в голове избитое сравнение. — Он обращается со мной, как с вещью. Захотел — и поехал, и даже не спросил, хочу ли я с ним ехать…»
— Ты что, так и проторчала все это время на дороге?
— Не на дороге. Мы на обочине сидели. Бутерброды ели, музыку слушали…
— Да кто это — мы?
— Какая тебе разница…
— Большая. Я хочу знать, с кем ты провела время…
Она даже засмеялась. Но не тем беззаботным смехом, которым смеялась весь день — почти новым, почти забытым — а тем, другим, привычным уже для нее, горьким смехом.
— Послушай, это смешно. Сначала ты выкидываешь меня из машины, а потом требуешь, чтобы я отчитывалась перед тобой, с кем и как я провела время…
— Я тебя не выкидывал. Я кассету твою дурацкую выкинул и пакет твой…
— Все равно — отчитываться перед тобой я не намерена.
— Ах, вот как мы заговорили… Эх, Ирка! Ну почему ты такая, а?
— Какая?
— Сама ведь не понимаешь — чего тебе надо. Вот скажи сейчас, скажи, не раздумывая — чего ты хочешь?
— Я хочу вернуться обратно и помочь человеку добраться до города. Я ему обещала…
— Да что ты заладила — помочь, помочь! Говорю тебе — нет у меня троса! На своем горбу, что ли, тащить этого твоего человека прикажешь?
— Ты спросил, чего я хочу. Я ответила, Андрей.
— Я не об этом спрашивал тебя. Я спрашивал — чего ты хочешь от жизни.
— Жить, — ответила она. — Жить и радоваться ей, этой жизни. Хотя бы иногда.
— И что, не получается?
«Сегодня — как раз получилось», — мелькнула мысль, но вслух высказывать ее она не стала. Ответила неопределенно:
— Не всегда.
— Тогда скажи, что я должен сделать? Что я должен сделать, чтобы ты могла радоваться жизни?
«Исчезнуть из нее», — снова возникла предательская мысль, и снова Ирина промолчала.
— Молчишь… Молчишь, потому что не знаешь, чего ты хочешь. А если ты сама не знаешь, скажи, откуда мне это знать, а?
«Баклажан, — поток бессвязных мыслей продолжался. — Девятка цвета „баклажан“… Я даже номера не запомнила. Да мало ли по городу этих „баклажанов“ ездит? Безнадежно… Господи, почему же все так безнадежно?!»