Лекарство от любви - любовь - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Егорова cтр.№ 40

Se graver а jamais dans la mеmoire. [6]

Впрочем, она напрасно переживала. С Парижем, который любила всегда, Кристина рассталась точно так же легко, как с Жаном, которого никогда не любила.

В тот день, когда она, собрав в небольшой чемодан вещи, сказала Жану «Je parts», [7] он даже не пытался остановить ее. В ответ на ее французское «Je parts» он произнес на почти чистом, почти идеальном русском:

– Ты никогда меня не любила.

Жан, которого Кристина никогда не любила, расстался с ней так же легко, как и Париж, который она любила всегда. На память о парижском метро Кристина прихватила с собой мобилис на пять зон. На память о Жане – его французскую фамилию Легран, решив остаться тезкой известного композитора, прославившегося на мир нехитрыми мотивчиками на банальнейшую тему любви.

Она вернулась и попыталась начать жизнь сначала. Три составляющих успеха – мобилис на пять зон, французская фамилия и неоконченное образование психолога – у нее были. И нескромная по российским меркам сумма денег, которую Кристина приняла от Жана, не пытаясь казаться гордой, тоже была. И ум, и сообразительность, и здоровый цинизм, а может быть, нездоровый, взращенный на парижских грядках, пропитанный воздухом Парижа…

И у нее все получилось. Новое кругосветное путешествие обещало быть интересным и увлекательным. Кристина шла вперед, не оглядываясь и не останавливаясь. Не думая о том, что Земля круглая, а значит – рано или поздно она все равно окажется в точке начала путешествия. Рано или поздно она все равно вернется. Как вернулись Фернандо Магеллан и Марко Поло, как вернулся прославившийся на весь мир тримаран «ИДЕК»…

Вернется к своему прошлому. Что однажды, un jour, как сказал бы Жан, это прошлое заявит о себе в полный голос, проникнет сквозь стены обманным путем. Притворившись скрипкой – Чайковский, серенада для струнного оркестра, сочинение сорок восемь. Притворившись Варькой – брошенной, зачеркнутой когда-то Варькой, с которой Кристина выкурила первую в своей жизни сигарету, а это уже кое-что значило. Притворившись запахом, заблудившимся в волосах незнакомой девушки в московском метро, стоявшей так близко, – запахом сока сагуаро…

Она вернется к своему прошлому. А вернее, это прошлое вернется к ней и застанет ее врасплох. Прижмет к стенке, заставит достать из ящика стола тонкую синюю тетрадку, взять в руки шариковую ручку и написать:

«В тот вечер, впрочем, это был даже не вечер, а еще день, зимний день, шел снег…»

Заставит взять в руки зеркало и ужаснуться, увидев на собственном лице следы десяти лет, прожитых в несчастье.

Кристина закрыла тетрадь. Глупо было надеяться на то, что ей станет легче. Три часа воспоминаний – никудышная терапия для больной души. Может быть, для чьей-то другой, чужой больной души, но только не для ее. Напрасно, напрасно она все это затеяла.

Нужно было что-то делать. Что-то делать.

Она представила себе, как она выходит из кабинета. Спускается вниз по ступенькам, нажимает на кнопку сигнализации, садится в машину, едет по пустым ночным улицам через весь город – домой. Как поднимается на лифте на пятый этаж, открывает ключами дверь квартиры, заходит внутрь и остается наедине с собой.

И снова: «В тот вечер, впрочем, это был даже не вечер, а еще день, зимний день, шел снег…»

И никуда, никуда не деться от этого вечера-невечера, и снова будет идти этот бесконечный снег, снег, который она когда-то так любила, а теперь старается не замечать, делает вид, что не замечает. Как не замечают старую подругу, с которой поссорились неделю назад, не поделив ухажера или не сойдясь во мнениях о способах приготовления борща. Как не замечают провинившегося ребенка, который изо всех сил старается показать, что он осознал свою вину. Как не замечают мужа, который вечером вернулся домой вдребезги пьяный, а накануне божился, что завязал с этим делом навсегда… Кошку, стянувшую кусок колбасы с кухонного стола… Соседа сверху, устроившего потоп в квартире…

Как будто и в самом деле снег мог быть в чем-то виноватым. Или не виноватым. Как будто он мог иметь отношение к тому, что случилось.

Нет, домой она сейчас не поедет. Не будет лежать одна в пустой квартире, в пустой постели и тихо, по-щенячьи, поскуливать, глядя в черную пустоту неба, в холодную и сверкающую пустоту далеких звезд. Не будет прислушиваться к тому, как тикают часы на тумбочке, равнодушно отсчитывая бесконечные секунды этой бесконечной ночи.

Все, что угодно, только не одиночество. «Позвонить Варьке?» Эту мысль она быстро отмела в сторону. Еще ночь воспоминаний, только теперь вслух, со слезами вперемежку и с надрывом в голосе – это совсем не то, что ей сейчас нужно. А просто молчать или говорить о пустяках не получится.

Нет, не получится.

Так что же делать? Пойти в казино, просадить пару тысяч баксов с одной только целью – заставить себя переживать по этому поводу? Выиграть пару тысяч баксов с одной только целью – заставить себя радоваться по этому поводу?

Нет, не получится. Ни огорчаться, ни радоваться по этому поводу она не станет. Пробовала уже, бесполезно. И мчаться по пустой трассе, выжимая из быстрокрылого «ниссана» немыслимую, запредельную скорость двести сорок километров в час, судорожно сжимая в руках грозящий выскользнуть руль, – бесполезно. Тупо смотреть в экран телевизора, равнодушно провожая взглядом профессионально сработанные кадры придуманной жизни, – бесполезно.

Бесполезно скользить глазами по строчкам открытой книги, время от времени вспоминая, что надо бы перевернуть страницу. Бесполезно щелкать мышкой по зеленому полю стандартного виндовского пасьянса, время от времени нажимая на клавишу ввода, тупо соглашаясь с предложенным: «Разложить пасьянс заново?» Бесполезно курить до утра, до горькой хрипоты в горле, до опалившихся по краям почти бездыханных легких.

Бесполезно пытаться спрятаться от собственного одиночества, оставаясь в одиночестве. Оно настигнет тебя везде.

Оно выползет чешуйчатой ленивой змеей из-под стола, покрытого зеленым сукном. Тигровой змеей с длинным черным туловищем, перехваченным нерезкими сернисто-желтыми кольцами, желтобрюхой змеей с железами, до отказа набитыми ядом. Этого яда достаточно для того, чтобы убить четыреста человек. Триста девяносто девять обделенных, и одна Кристина, одаренная слишком щедро…

Оно будет лететь хищной птицей и стучать железным клювом в стекло машины на трассе, какую бы скорость она ни развивала. Пусть хоть триста, хоть четыреста, четыреста миллионов километров в час – оно не отстанет. Будь то не машина, а хоть космический корабль – оно не отстанет. Оно всегда будет рядом.

Притворившись томной блондинкой, жгучим брюнетом, ребенком, стариком, собакой, кошкой – будет смотреть в глаза с экрана телевизора. И с разворота книжных страниц, играючи перепутав буквы, выхватив из всего их многообразия лишь несколько, сложит в строгом порядке, одну за одной – сначала «о», потом «д»… И заполонит своим торжественным именем все страницы.