Сердце заколотилось, Лиза опустила глаза, чтобы не выдать
волнения. С той самой ночи, когда она попалась на песню казаков-галерников, как
глупый пескаришка попадается на приманку, минуло изрядно времени, Лиза смотрела
по сторонам и многое увидела. Ну, например, она заметила, что бич Шукала только
вьется над головами гребцов, но никогда не опускается на их плечи; а они хоть и
огрызаются, хоть и пригибаются, чтобы увернуться от ударов, но без особого
усердия, словно заведомо знают, что черноусый Шукал не ударит никого из них…
Если, конечно, рядом не окажется Сеид-Гирей. Но и тогда удары этого балканца,
принявшего в плену мусульманство, больше напоминали щелчки, нежели полновесный
хлест с оттяжкою, на который большим мастером был сам султан. Чтобы играть
бичом так, как это делал Шукал, нужна была немалая хитрость и отвага. Пока
Сеид-Гирей ничего не замечал, да и заступил Шукал на свой пост совсем недавно,
на подходе к Стамбулу, когда прежний надсмотрщик, известный своею жестокостью,
вдруг ночью свалился за борт, почему-то не позвав на помощь. Разозленный
Сеид-Гирей хотел назначить Гюрда надзирать за рабами, но тот наотрез отказался.
Сей новый отпор, который получил султан не от пленника, а от своего человека,
тем более имельдеша, заставил его быть осторожнее в прихотях.
* * *
Лиза не тотчас узнала, что же явилось причиною ее столь
внезапной встречи с Сеид-Гиреем, что именно приключилось после ее бегства.
Надежды Чечек на милость повелителя, конечно же, оказались
тщетны. Сеид-Гирей бестрепетною рукою перерезал горло своей валиде, убедившись,
что на золе оставлен именно ее след. Держа в руке обагренный кровью ятаган, он
с детской радостью ожидал, когда же сбудется благое пророчество сновидения,
однако дождался только внезапного вторжения в Хатырша-Сарай отряда
головорезов-бекштаков, посланных Керим-Гиреем, который решил наконец
расправиться со строптивым и неразумным младшим братом.
На сторону сильного немедленно перешел почти весь гарнизон
дворца. Шум, который слышала Лиза в подземелье и который заставил ее искать
спасения в древнем зиндане, был шумом не погони за нею, а результатом
поспешного бегства Сеид-Гирея и кучки верных ему чобарджи. Гюрд и его воины
попытались принять сражение, защитить своего султана, но силы были слишком
неравны… Гаремницы и Мелек остались на милость победителей, их участь была
никому не известна.
Сеид-Гирей знал еще один тайный выход из подземелья, ведущий
к морю. Там, в лесной хижине, были наготове свежие лошади: Сеид-Гирей так же не
доверял Кериму, как тот ему, и последнее время смутно ждал недоброго.
Ночь еще не истекла, а беглецы уже были в Кафе, где
погрузились на галеру «Зем-зем-сувы», всегда готовую к выходу в море, и
отчалили. День простояли в одной из потаенных бухточек Карадага, хоронясь от
возможной погони. Ее не было, и, чуть стемнело, галера пошла вдоль южной
оконечности Кырым-Адасы, намереваясь взять курс на Стамбул. И вот тут-то их
окликнул из тьмы голос Рюкийе.
– Кисмет, – обреченно промолвил Гюрд, рассказывая Лизе об
этих событиях, и склонил голову. – Твоя злая судьба! Нет, наша…
Иногда Лиза размышляла, почему Сеид-Гирей до сих пор
оставляет ее в живых. Не только же из-за своей неуемной похоти, которая жгла
его огнем. Лиза терпела ее, стиснув зубы и скрепя сердце, как неизбежное
насилие. Да и чем иным было это с того самого первого раза, когда он овладел
своей пленницею на каменных плитах маленького дворика, у водоема?
Сеид-Гирей никогда не слыл глупцом, ему, конечно, нельзя
было отказать в проницательности: он всем существом своим чуял скрытое
сопротивление и сердца, и тела своей ханым, но, словно нарочно, делал все для
того, чтобы его усугубить. Более того, он словно бы задался целью настроить
против себя самых близких и беззаветно преданных людей, даже Гюрда.
Прежде всего Гюрда!
Лиза, которая так и не смогла свыкнуться с беспрестанной
жарою, неожиданной по осени, едва не захворала в начале плавания от нечистоты и
нехватки воды: пресная шла только для питья, да и то не вволю. Ей удалось
вымолить у султана разрешения на ежедневные омовения, но плавала она плохо и ни
за что не решилась бы прыгнуть за борт, чтобы искупаться, а потому
довольствовалось омовениями морской водой. Конечно, она и сама вытянула бы на
веревке ведро-другое, чтобы смыть пот и усталь, однако Сеид-Гирей счел это ниже
ее достоинства. Самому ему таким делом было заниматься зазорно; ни воины, ни
надсмотрщик Шукал, ни тем паче букалы для такого дела тоже не годились, ибо
ненароком могли узреть Рюкийе-ханым обнаженной, хоть для нее и разбили на носу
галеры малый шатер; а потому султан доверил свою единственную наложницу тому,
кто был ему ближе родного брата, – имельдешу Гюрду.
Противу ожидания, молодой чобарджи-баши не отказался от сего
поручения, хотя оно пристало лишь евнуху, а уж он-то евнухом не был! И хоть
Лиза во время своих омовений ни разу не встретила его нескромных взоров, однако
эти упорно потупляемые синие очи, это напряженное молчание, в кое отныне был
погружен Гюрд, лихорадочный румянец его щек, трепет пальцев, ненароком
встречавшихся с пальцами Рюкийе, открыли ей более, чем самые жаркие слова и
самые откровенные взгляды. И все-таки она не отказалась от услуг Гюрда… и
потому, что ее возмущала терпеливость, с коей он сносил свое явное унижение, и
потому, что не хотела вызвать ревнивых подозрений Сеид-Гирея, и пуще всего
потому, что, как ей казалось, она поняла наконец, в какие сети можно запутать
сего горделивого вероотступника.
О нет, Лиза не заблуждалась относительно своей участи! Если
ей не удастся подчинить себе Гюрда и склонить его на бунт против султана или
если не произойдет еще какая-то случайность, она будет неразрывно связана с
Сеид-Гиреем на весь тот недолгий отрезок своей жизни, пока он просто-напросто
не удавит ее в порыве страсти или в порыве ненависти. Предвидя будущее с
мрачным спокойствием, Лиза желала для себя только одного: еще раз увидеть
Алексея, буде он жив, и вымолить у него прощение. И уж этого-то она просила у
Судьбы со всем тем неколебимым упрямством, кое было сутью ее натуры.
* * *
Раз ночью Лизе не спалось. Галера замерла среди неподвижного
моря. Не было надобности спешить куда-то, и гребцам разрешалось ночью
передохнуть: ведь заболей кто-то из них, его уже некем будет заменить.
В каюте стояла сырая жаркая духота. Почувствовав, что
задыхается, Лиза, почти не дыша, скользнула с ложа, не потревожив Сеид-Гирея, и
неслышно поднялась по трапику на палубу. Прилегла тут же, у люка, унимая
бешеный стук сердца и утирая со лба пот. Не скоро обморочный озноб прошел, и не
вдруг Лиза удивилась, что беспрепятственно выбралась из каюты: Гюрд всегда спал
на откинутой крышке люка, мимо просто невозможно пройти, но сейчас его здесь не
было.