– Я ничего не знаю, – канючил он. – Я просто стоял и смотрел…
– На что? – похолодела я. И на секунду выпустила его руку. Он рванул вбок, но я, вовремя опомнившись, перехватила его.
– Ты что? – и залепила пощечину.
Он охнул и схватился за щеку. Похоже, Дымчатый был прав, называя меня безжалостным германским воином, скальпировавшим своих врагов. Сейчас я была готова растерзать мальчишку, чтобы добыть из него нужные мне сведения. Если бы он был таким невинным, каким пытался казаться, не убегал бы изо всех сил.
– Я тебе ничего не сделаю, – раздельно сказала я, наклоняясь над ним. – Мне только нужно у тебя кое-что спросить.
– Да, – захныкал он, – щеку бо-ольно-о-о. – И его рот скривился, cловно он собирался заплакать.
– Да говори же! – дернула я его за руку. – Не тяни.
– У вас кровь капает.
Я посмотрела на свою руку. С нее стекала кровь, оставляя на снегу ярко-красные капли.
– Не отвлекайся.
– Да чего я… – хныкал он. – Что вы пристал-и-и-и…
Теперь я могла разглядеть мальчишку как следует. Он был старше, чем показался мне со спины. Лет двенадцать. Не по годам пронзительный взгляд. Курточка, порванная в нескольких местах, из прорех белыми клочьями виднелся синтепон. Вязаная шапочка была похожа на девчачью. На ногах – ботинки, явно не предназначенные для зимы.
Я мгновенно приняла решение.
– Слушай! Я тебе не сделаю ничего плохого. Честное слово. Просто мне очень нужна информация о том, что ты видел. Я тебе заплачу за нее. Хорошие деньги.
– А сколько? – мгновенно откликнулся он.
– Тебя как зовут?
– Ну, Денис.
– Я дам тебе три тысячи. Идет?
Он провел языком по верхней губе.
– Идет, – cказал он. – Только деньги вперед.
– Нет проблем.
Я достала из сумки три тысячи и протянула ему.
– Только все честно и без утайки. Здесь речь идет об очень важных вещах. Это вопрос жизни и смерти.
– Ага! – качнул он головой. – Жизни и смерти.
Денис спрятал деньги во внутренний карман куртки и снова провел языком по верхней губе.
– Не облизывай губы на холоде, потом лихорадка вскочит.
– Значит, стою я у забора. И только собирался вылезть в дырку, как вижу, двое мужиков в беседке сидят и о чем-то спорят. Руками машут, наклоняются друг к другу. Но мне видно плохо было. Я и испугался.
– Почему?
– Уж очень лица у них были зверские.
Я невольно усмехнулась краешками губ. Разгневанный Дымчатый – это зрелище не для слабонервных, знаю по себе.
– И что дальше?
– Так они и сидели и махали руками. Потом один из них схватил другого за грудки. А тот…
– Как выглядел тот, кто схватил? – перебила я его.
– Ну, такой четкий мужик.
– Это не определение. Какие волосы у него?
– Темные. Вроде моих.
– Сними шапку.
Он стянул шапку с головы. Похоже, он говорил о Дымчатом. Но это еще вопрос…
– А другой? Как он выглядел?
– Кавказец какой-то. Нос во… – показал мальчишка. – Вид, как у разбойника.
Значит, cхватил за грудки Дымчатый. С него станется. Когда муж входил в раж, он себя уже не контролировал. Но при чем здесь кавказец? У мужа цивильная контора, все тип-топ. Он неоднократно говорил, что никогда не связывается ни с сомнительными людьми, ни с сомнительными делами. Получается, что у Дымчатого проблемы. А он даже не поделился со мной.
– …А потом тот, кавказец, выхватил нож и полоснул второго. Вот так, – и мальчишка с упоением взмахнул рукой, демонстрируя, как это происходило на самом деле. Я, впав в ступор, проследила за траекторией его руки. Дымчатого полоснули в бок.
– И? – прохрипела я.
– Второй отлетел к стене беседки. Там завязалась драка. Потом кавказец еще раз полоснул ножом, и второй упал.
– А ты не врешь? – я схватила мальчишку за плечи и стала трясти.
– Да зачем мне врать-то, – он сплюнул на землю. – Так все и было. Ей-богу. – И Денис быстро перекрестился.
На снегу я видела кровь Дымчатого… Я залилась слезами. Его убили и вывезли?
– Да живой он, живой. – Мальчишка стоял рядом и дергал меня за рукав. – Хрен кавказский подумал, что кокнул того мужика, и посек как заяц из беседки. Даже не оглянулся ни разу. И еще на ходу руками махал, как будто бы драчку продолжал. А тот лежал…
– Где он теперь? – закричала я. – Где?
– Не знаю. Он лежал, лежал… Потом встал и, шатаясь, пошел. Прошел вдоль забора и вышел на дорогу. Остановил машину и уехал. Все.
Денис замолчал, выжидательно глядя на меня.
В голове стреляли молнии. Я ничегошеньки не понимала. Куда уехал Дымчатый? В каком он состоянии? Может быть, он уже скончался по дороге от потери крови.
Я достала из сумки сотовый. Но абонент был недоступен.
Кейс! Если он положил сотовый в кейс, то дозваниваться до Дымчатого бесполезно. Сотовый остался в кейсе. Но если он шел, шатаясь, то… Куда делся кейс?
– А кейс? – спросила я. – Он шел с кейсом?
В глазах мальчишки мелькнуло непонимание.
– Что такое «кейс»?
– Портфель такой. Коричневый.
– Н-нет. Без… портфеля.
– Т-так! – раздельно сказала я. – Или ты говоришь мне все как есть, или я сверну тебе шею. Ты, наверное, уже понял, что шутить я не буду. Кавказец на ходу махал руками – твои слова, а с портфелем не очень-то помашешь. А мужчина, которого ранили, – и при этих словах я сглотнула, – шел уже без портфеля. И куда портфель делся?
– Ну… я.
– Денис! – взмолилась я. – Ты только говори правду, ничего не сочиняй. Я тебя умоляю. Пожалуйста. Тот человек, которого ранили, – мой муж. Понимаешь?
– Я взял тот кейс, – прошептал мальчишка. – Я подошел к тому мужчине и увидел этот портфель. Я хотел взять его, а потом кому-то сказать, чтобы вызвали милицию. Сам я звонить не мог. Я состою на учете.
– За что?
– За кражи. У меня мать пьет, а отца нету. Еще сестренка есть, но она – маленькая. Ей пять лет. А денег нету. Вот и… – мальчишка шмыгнул носом.
– Ладно. Я не буду ругаться. Ты взял кейс и куда пошел потом? А ты не сочиняешь, что тот мужчина встал и пошел, а?
– Не сочиняю. Все как есть, так и говорю. Я побежал, cпрятал портфель, а когда вернулся, то увидел, как он идет. Я испугался – жуть! Я-то думал, что он уже – все. А он идет. Поймал машину и уехал. Все! – шмыгнул носом Денис. – Больше ничего не знаю.