Музыка грязи - читать онлайн книгу. Автор: Тим Уинтон cтр.№ 27

Он встает на колени у планшира и отрыгивает маленькое пятно чайного цвета. Поверхность моря серебряная, но внизу оно черное.

Из ящика с принадлежностями для ныряния он достает бутылку полузамерзшей воды и пьет, пока у него не начинает гореть горло. Он подумывает о рации, об упаковке сигнальных огней под консолью. Но он знает, кто пойдет его искать. Он будет здесь один, в открытом море, и из оружия – только автоматический гарпун. Старая уайт-пойнтовская история. Никаких свидетелей, кроме самих уайт-пойнтовцев. Это будет еще один несчастный случай в море.

Он сидит на планшире. Палуба под ногами горит.

Чертов Бакридж. Он пытается вспомнить все про вчерашний день. Неужели кто-то видел их на шоссе? Или когда они купались? Это, наверное, управляющий старой фермой; в конце концов, он вполне мог быть поблизости. Если только она просто не пришла домой и не призналась во всем сама – так сказать, для очистки совести. Черт, он даже не знает, что ему и думать.

И теперь они сожгут ферму. Так все и будет. Конец. Аминь. Ты, гребаный идиот!

Он стаскивает рубашку и натягивает гидрокостюм на плечи. Достает ласты из ящика и пытается нацедить горькой слюны, чтобы подготовить маску. Он выискивает самую темную полоску в дымчатых складках побережья и решает направиться к ней. Нагибается за корму и открывает кингстоны. Он переваливается за борт и оставляет катер покачиваться на волне. Хороший день ты выбрал. Была бы зыбь – никогда бы ты этого не сделал. Но сегодня у тебя удачный день. В любом случае тебя больше нет.

Вода под ним темно-фиолетовая. Он пытается плыть размеренно и дышит через трубку в маске. Его нет уже давным-давно.

* * *

Джим Бакридж почувствовал, как пластиковая телефонная трубка хрустнула у него в кулаке, – он пытался сдержать ярость. Неужели ж весь гребаный мир населен одними кретинами?

Из двери кабинета ему было видно, что она в кухне, наливает себе еще одну порцию водки с мартини. Закусывает «Столи» какой-то жалкой оливкой. Кажется, у нее шелушится лицо. Мальчики где-то шляются, слава Богу.

– Так что пусть кто-нибудь придет и заберет его, – зашипел он в трубку. – Хорошо, тогда сразу, как только освободится второй человек. Да, я знаю, что это стоит денег, и, кажется, я сказал, что заплачу?. Мне что, переводчика позвать? Уайт-Пойнт. Это на карте. Да, возле придорожной гостиницы. Она красная. Ну, это же ваша машина, приятель.

Он швырнул трубку на рычаг и смотрел, как она глотает напиток. Зазвонил телефон. Он сидел в кабинете и трубку не брал.

* * *

Фокс ползет через просвеченную солнцем воду. Чувствует, как его голова с трудом разрезает слои воды. В послеполуденной жаре море сгущается карамелью. С каждой минутой ему все труднее двигаться. Как оползень: чем больше копаешь, тем больше остается копать. В гидрокостюме он весь взмок, но он знает, что не сможет снять его – так отяжелели руки. Кроме того, неопрен придает его телу дополнительную плавучесть, а очень скоро ему понадобится вся плавучесть, на какую он только способен.

Потом он перестает грести и просто толкает себя вперед, стараясь дать отдых дрожащим рукам. Вода пронизана столбами солнечного света, которые перекручиваются и разделяются в туманной водяной мути. То одна, то другая морская щука в ужасе порскает прочь. Медузы плывут среди отражающихся в воде облаков. Они сами как облака, и их щупальца – как струи дождя.

Смотрит на распухшие подушечки пальцев. Мозоли от гитар почти совсем сошли.

Думает о распростершихся на жаре салатах-латуках. О серебряных вспышках олив. Дыхательная трубка режет ему десны. Барабанные перепонки туги, как шкура банджо.

Продолжает ползти. Воздух обжигает горло. Он не может заставить себя взглянуть на жуткую глубину внизу. От этого у него кружится голова. Он переворачивается на спину и пытается плыть, подставив лицо солнцу, зажмурив глаза.

Потом. Он понимает, что остановился. Лицом вниз, как мертвец. Его руки покрыты морщинами, как дюны. Можно состариться, лежа здесь. Как воздушный змей – вот на что это похоже. Подвешен между мирами. Это его смешит. Билл Блейк – рыбак херовый, но мы с ним оба подвешены. Ты совсем сошел с ума, ох как пухнет голова, – как ангел задницей кверху. Ты поэт, но ты никогда этого не узнаешь, и смех, вырывающийся из твоей дыхательной трубки, совсем не человеческий.

Он держится спиной к свету, смех дрожит у него в ногах. Продолжает плыть.

Не может поверить, что холодает. Воздух холоден, как больничный.

Видит, как пес падает на конце цепи, розовый в свете стоп-сигналов, розовый пес на песке. И потом уже нет света. Он плывет по привычке. Вода, темный сон без снов. Вода вокруг тела фосфоресцирует. Он похож на святого в этом сиянии. Святой Лютер – Смерть Арбузам, тырит рыбу – набивает пузо. Хрипло смеется, дрожа в ознобе.

На берегу нет огней.

И никакого берега, пока не встает луна.

* * *

Как раз к закату поднялся нежный северо-западный ветер. Он еле шевелил занавески; это был тот ветерок, что приносит некоторое облегчение, но уже слишком позднее и слишком малое. Джорджи дотащилась до дивана. Бутылка водки стояла на стеклянном столике в лужице собственного пота. В симпатичной голубенькой масленке примостилась кучка оливковых косточек.

На пляже горело несколько ламп. Местные удили карпа или сидели на складных стульях, опустив ноги в водичку. Джорджи взяла бутылку и пошла на террасу. Джим с мальчиками сидели снаружи, и над их головами парили перья дыма от барбекю. Они повернули головы, когда она тяжело уселась рядом. Эти лица – так мало они похожи на те, что она помнила с Ломбока. Они вернулись к еде, и их голоса звучали как невнятное бормотание. Воздух был подсолен.

Одновременно заработали двигатели двух больших катеров. Рев их дизелей прокатился по лагуне, и они вышли из залива с зажженными огнями. Суда, с которых ловят лангустов, не выходят в море ночью, сказала она себе. Это могут быть пассажирские суда. Может быть кто угодно.

* * *

Теперь, когда он слышит, как они дышат в темноте, ему не страшно. Разве Птичка не дышит ему теплом в ухо почти каждую ночь и разве кресло-качалка не качается иногда, когда он проходит мимо? И теперь он слышит писк и храп даже в самом господнем Индийском океане. Он слышит шум их движения в груди. Он чувствует их дыхание в неподвижном воздухе. Все в нем в мире темной воды. Пение.

Зачарованный, он перестает грести. Он стягивает маску, и воздух неожиданно обжигает ему лицо холодом. Сбрасывает и ласты и понимает, что его затекшие ступни горят от наплывающей на них волны крови. Пузыри разговора вновь взрываются около него. Он снова проваливается в обморок и вполне может прямо сейчас счастливо заснуть. Но вода вся состоит из животов и бедер, как забитая танцплощадка. Это его поддерживает. Впереди него катятся белые облака. Воздух наполнен скачущими телами. Фокс, не раздумывая, падает в облака и выталкивает их на берег. Он поднимается на ноги и, прихрамывая, погружается в пряный аромат лебеды.