– Кроме как вниз по горлу – и в желудок.
– Они сегодня играют? – спрашивает Птичка, как будто ее родителей нет рядом.
– В Уайт-Пойнте, – говорит Фокс.
– А мы едем?
– Вам завтра в школу.
Негра и Сэл прекращают играть, вытирают струны и кладут инструменты в потертые чехлы. Они идут к столу, и лица у них блестят от пота.
– Сегодня орла видел, – говорит Пуля, и все лицо у него перемазано крабовым мясом. – Клинохвостого.
– Красивая птица, – говорит Сэл.
– Ну уж не такая красивая, как наша Птичка, – говорит Негра, полоща в уксусе расколотую крабью клешню.
– Я видела Бога, – бормочет Птичка.
– Да, тут тебя не переплюнуть, милая, – говорит Сэл с усмешкой.
– Пуля, я тебя переигрываю по очкам, приятель.
Мальчик возвращается к еде. Если бы он не был так голоден, он бы, скорее всего, этого так просто не оставил, думает Фокс. Пуле не нравится, что кто-то может быть лучше его.
Какое-то время они едят и болтают, а над ними смыкается теплая ночь, и дом поскрипывает на сваях. Воздух остро пахнет керосином и уксусом.
– Кто-нибудь хочет арбуза? – спрашивает Фокс.
Фокс – единственный, у кого не подводит живот при одной мысли об арбузе. Негра называет их вьющимися дерьмовинами.
– Вы даже не знаете, что теряете, ребята.
– Давай-давай, приступай, Лю, – говорит Сэл. Фокс спрыгивает с веранды со старым мясницким ножом в руке, который уже сточился до формы полумесяца. Он вынимает из корзины арбуз, стучит по нему костяшками пальцев и радуется, услышав здоровое потрескивание. Он втыкает в него нож, и арбуз вздыхает, раскрываясь. Из арбуза вылетает облако сладкого мускусного запаха, от которого по рукам у него бегут мурашки. Вздох, этот сладкий аромат – прямо дыхание Господа.
– Вгрызайся, Лю, – говорит Негра, посмеиваясь.
Фокс приносит половинки на веранду, по одной в каждой руке, – как акушерка с двумя сияющими близнецами.
– Давай, парень, – говорит Сэл.
– Давай-давай, делай дело или иди домой.
Фокс вонзает зубы в плоть, видит клетки мякоти, разбухшие, яркие от влаги. Прохладный сахар во рту. Он жует, выплевывает несколько семечек через перила во тьму.
– Плюй их на фиг, негритосов, – говорит Негра.
– Да брось, Негра, – говорит Сэл.
– Так ваш дедушка говорил, – объясняет Лю детям.
– Если человек может счесть число песчинок на земле, – говорит Негра, – тогда и семя твое тоже должно быть сочтено.
– Он говорил, что семечки – это как негритосы, которые прячутся в арбузах, – говорит Лю.
– Какие негритосы? – вопрошает Пуля.
– Аборигены, – отвечает Негра.
– А-а, эти.
– Там была миссия, – говорит Лю. – Лагерь. Там, за рекой, у Могумбера.
– И кто прятался? – спрашивает растерянная Птичка.
– Дети убегали из лагеря, Птичка. Искали свои семьи. И твой дед прятал их у ручья, чтобы никто их не нашел.
– И что потом?
– Они шли на юг. Почти всех ловили. Отправляли обратно в лагерь. Я тогда еще и не родился, Птичка.
Девочка смотрит на семена, похороненные в арбузе.
– И такое же семечко они сделали из твоего деда, – говорит Сэл. – В точности такое же.
Пуля с небрежным видом бочком подкрадывается к арбузу и прячет в нем лицо – смеется.
Пока Негра и Сэл готовятся, Фокс читает детям для школы. Пуля лежит на полу библиотеки и все повторяет ради желанной свободы. Птичка хочет сидеть на коленях у Лю, читая «Магию Опоссумов»
[12]
. Она уже читатет вовсю романы про Нарнию, но книжка в картинках, похмелье младенчества, все равно остается для нее чем-то вроде ритуала. Она прижимается к его шее, и от нее пахнет шампунем Пирса и свежей пижамой.
– Лю, а если столько съесть арбуза, потом ведь набегаешься?
– Хмм. А хорошие манеры? – говорит он.
– Это не ответ.
Входит Негра, на нем чистая рубашка, его волосы собраны сзади в хвост и сияют глаза, красные.
– Ну, ребята, едем в Пойнт?
– Да! – радостно кричит Птичка.
– Негра, ведь сегодня воскресенье. Завтра им в школу.
– Мы недолго поиграем. Там свадьба.
– Ну, вот и справитесь.
– Они нас заказали.
– У меня дети. Я же тебе говорил, когда они заказывали.
– Они могут поспать в грузовике. Правда, Пуля?
Пуля входит вместе с Сэл, которая доплетает косу.
У ее волос цвет песочного печенья. Пот блестит на шее. Птичка бросается к матери, и Фокс остается качаться один, злясь, что они снова это сделали. Он будет весь вечер бегать от машины и обратно и играть, думая о музыке только наполовину. К полуночи Негру и Сэл возьмут в хороший оборот, и вечеринка переместится на другой двор, и Негра с Сэл напьются. Ему придется либо самому везти детей домой, либо приютиться с ними на ночь в кузове. Утром они будут тереть глаза, капризничать и уж наверняка пропустят школу.
– Спокойно, приятель. Не будь такой старой кошелкой.
– Ну, ты им уже обещал. Джинн вылез из бутылки. Я принесу простыни.
– Ух ты! – говорит Сэл. – Слишком жарко в джинсах. Куда опять запропастилось это платье?
Когда Фокс выходит во двор, все уже ждут. Грязь порозовела от света стоп-сигналов.
– Давай, Лю, – говорит Пуля из кузова грузовичка.
– Хочешь, я поведу? – спрашивает он брата. – Тебе, наверное, не стоит.
– Залезай, – лениво говорит Негра.
Фокс забрасывает в грузовичок несколько простыней и свой старый «Мартин» и забирается к детям. Он откидывает ногой в сторону несколько пушистых арбузных плетей и усаживается рядом с окошком кабины, а дети в пижамах сворачиваются вокруг него клубочком. Он вдыхает сладкий запах сухой травы и смотрит, как пыль поднимается розово-белым облаком в усыпанное звездами небо. В кабине смех Сэл слышен до боли отчетливо, он заглушает скрежет гравия и вой старого мотора «Холдена». Даже в темноте янтарные бутоны рождественских елок ярко горят по обочинам.
Птичка начинает петь:
Я люблю выжженную солнцем страну,
Землю простирающихся равнин.
…Они набирают скорость, Негра слегка раскачивает машину, чтобы дети начали хихикать. Фокс нагибается и видит, как Сэл прижимается к Негре и целует его в шею. Он отворачивается и видит свои оливы, те самые, которые он сажал еще черенками, – они пыльной процессией пролетают мимо.