Со шпиля, прямо над головой ничего не подозревавшего мальчика, свисали порожденные постоянной сменой оттепелей и заморозков смертельно опасные зеленоватые ледяные острия сосулек.
Словно подчеркивая напряженность момента, в ясном небе, пугающе раскинув черные крылья, кружили, оглашая окрестности непрекращающимися криками, ястребы.
Сердце Диди готово было выскочить из груди, но она заставила себя не обращать на это внимание, ибо знала, что обязана справиться со своим страхом. Лишь взяв себя в руки и почувствовав уверенность в том, что голос не выдаст охватившего ее ужаса, Диди позволила себе спросить:
— Эй, ты что там делаешь?
— Ничего, — ответ упал, словно снежный ком.
— Зачем ты туда залез?
Молчание.
— Адам, спускайся вниз.
— Чего ради?
— Мне хотелось бы, чтобы ты спустился и мы смогли поговорить.
— Не о чем нам говорить.
— Когда ты слезешь?
— Может быть, никогда.
— Но мне нужно с тобой серьезно поговорить.
— Не собираюсь я с тобой говорить. Вот с отцом — другое дело! Буду сидеть здесь, пока он не вернется домой.
Еще один оледеневший ком сорвался с крыши и разбился. В любой момент то же самое могло случиться и с ее сыном.
— Адам, если я позвоню отцу и уговорю его приехать из Оттавы для разговора с тобой, ты спустишься?
— Ладно, — буркнул Адам после затянувшегося молчания.
Однако Диди боялась уйти в дом, чтобы позвонить. Боялась оставить Адама без присмотра, потому что не знала, какой фортель может он выкинуть в следующую минуту.
— Я сейчас позвоню папе из машины, выясню, когда он сможет быть дома. А сразу после этого ты спустишься. Договорились? — сказала она, желая еще раз заручиться его обещанием.
Адам не ответил. Она забралась в фургон, не закрывая дверцы, включила зажигание и набрала на автомобильном телефоне номер офиса Джорджа в Оттаве. Потом ее взгляд снова устремился к Адаму. Один гудок… Два.
— Добрый день. Офис мистера Тэлбота.
— Это Диди Тэлбот. Немедленно соедините меня с мужем. Дело срочное.
— Но мистер Тэлбот на совещании, и распорядился, чтобы его не беспокоили.
Диди захлопнула дверцу и подняла вверх все четыре окна, чтобы их разговор нельзя было услышать снаружи:
— Но я не кто-нибудь, а его жена. И мне необходимо с ним связаться.
— Мистер Тэлбот на закрытом партийном совещании в Западном Блоке, — ответила, поколебавшись, временная секретарша. — Хотите, чтобы я переадресовала ваш звонок туда?
— Нет, лучше просто дайте мне номер, — ответила Диди, опасаясь, как бы ее не разъединили. Не поблагодарив собеседницу, она положила трубку, набрала заново парламентский код, а следом и только что полученный номер.
— Общенациональное совещание Либеральной партии, — прозвучало на том конце провода. То же самое начали повторять по-французски, но Диди прервала это двуязычное приветствие:
Говорит миссис Джордж Тэлбот. Мне крайне необходимо связаться с мужем. Передайте буквально следующее: «Речь идет о жизни Адама. Мне нужно поговорить с тобой сию же минуту. Диди». Поторопитесь, я не кладу трубку и буду ждать.
Через несколько минут снова зазвучал тот же деловитый голос:
— Мистер Тэлбот прочел вашу записку и написал на пей несколько строк. Читаю: «Сейчас занят. Позвоню сразу по окончании совещания». Это все.
— Нет, не все. Вам придется выдернуть его с этого совещания. Жизнь его сына в опасности! Когда совещание закончится, может быть уже поздно.
Миссис Тэлбот, прошу прощения, но я не могу снова войти в помещение для заседаний, — прозвучал вежливый, но недвусмысленный ответ.
— Пожалуйста! Вы должны! Прошу вас, помогите мне! — взмолилась Диди чуть ли не впервые в жизни.
— Я попробую, миссис Тэлбот.
— Спасибо, Присцилла, — послышался через некоторое время голос Джорджа, с профессиональной вежливостью говорившего с секретаршей. — Я возьму трубку в депутатской комнате отдыха. — В чем дело, Диди? Я действительно позарез занят, — услышала она несколько секунд спустя.
— Адам залез на крышу и не слезает! Может быть, даже собирается спрыгнуть! Снег на крыше тает, сползает вниз, так что он может упасть, даже если не спрыгнет. Может разбиться насмерть. Он сказал, что не слезет, пока ты не пообещаешь приехать домой.
— Диди, ты выдернула меня с важного партийного совещания. Уж двадцать-то минут это дело всяко могло потерпеть.
— Джордж, что мне сказать Адаму? Когда ты приедешь?
— После поездки в Эфиопию, через месяц. Ты прекрасно знала это и до звонка.
— Ты кажется не понял, что я тебе сказала. Мы должны уговорить его спуститься прямо сейчас. Пока не произошло непоправимого.
— Да успокойся ты, Диди. Ничего с Адамом не случится, — нетерпеливо промолвил Джордж. Он прикрыл трубку ладонью, но она все же расслышала приглушенные слова: — О’кей, Майк, я сейчас вернусь. Диди, меня зовут, — сказал он с еще более заметным нетерпением.
— Джордж, Адам знает, что я звоню тебе. Неужели ты хочешь, чтобы я передала ему эти твои слова?
— Передай, что я его люблю. И вели немедленно слезть с крыши. И вообще… — теперь в его голосе звучало явное раздражение… — ты ведь гораздо лучше меня знаешь, что надо говорить в таких случаях. А мне на самом деле пора идти.
— Джордж, как ты можешь? Он ведь твой сын. Он нуждается в тебе, и я тоже. Не поступай так с нами.
— Извини, Диди, но я вынужден прервать разговор. Как министру теневого кабинета мне необходимо присутствовать на совещании. Долгую задержку могут счесть отсутствием, со всеми вытекающими последствиями. Так что я возвращаюсь в зал заседаний. Ничуть не сомневаюсь, ты все уладишь. Ну а если понадобится поговорить снова, ты знаешь, где меня найти.
— Джордж, ты должен… — в трубке раздались гудки. Диди подняла глаза и сквозь лобовое стекло взглянула вверх, на Адама. На фоне заснеженной крыши старого дома он казался совсем маленьким, беспомощным и уязвимым.
— Только что поговорила с папой, — сказала Диди, выйдя из автомобиля и с трудом подходя ближе к дому по скользкой дорожке. Адам внимательно смотрел на нее, но вопроса о том, что же сказал отец, не задал, словно уже знал суть состоявшегося разговора и ничего хорошего не ждал. — Папа собирается прилететь домой, — солгала она. — Сказал, что вылетит первым же самолетом, как только закончится совещание. И еще просил передать, что очень тебя любит. Так же, как и я. Он велел тебе немедленно спуститься вниз.
Адам не шевельнулся. Похоже, он понимал, что мать говорит неправду. Тишина нарушалась лишь стуком капели. Если совсем недавно падали лишь редкие капли, теперь этот звук стал постоянным: снег таял, так же как и нависавшие над Адамом тяжелые сосульки. Холодная вода стекала с них на его кожаную куртку. Одна из сосулек могла оборваться в любой момент: капли постукивали, словно часы или метроном, отмерявший секунды жизни ее сына.