Антиквар - читать онлайн книгу. Автор: Марина Юденич cтр.№ 53

— Очень просто. С одной заключаешь брак где-нибудь а Европе или в России, на другой женишься в Калифорнии — там это просто, никакой бюрократии.

— Лихо! Надо будет иметь в виду. Однако я так и не получил ответа на свой вопрос: отчего он был так щедр по отношению к тебе? Тем более при наличии второй жены и ребенка…

— Вот, Теперь, можно сказать, мы возвращаемся к самому началу, а вернее — к вопросу твоего спасения.

— Не понял.

— Сейчас поймешь. Это произошло совсем недавно. Все было уже позади — развод с Монфереем, возвращение в Москву, неожиданный дар Лемеха. И снова телефонный звонок. Сам понимаешь, кто был на другом конце провода. Нет, на этот раз он ничего не хотел, не просил встречи и не задавал вопросов. Вернее — всего один: "У вас все в порядке, Елизавета Аркадьевна?

Устроились нормально?" Я, признаться, оторопела и первую мысль, пришедшую в голову, выпалила не задумываясь: «Послушайте, это вы, что ли, надавили на Лемеха? В таком случае я завтра же съезжаю из дома и отказываюсь от денег». Он усмехнулся: «Это почему же?» — «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а становиться вашей подопытной или дрессированной — не знаю уж, что вы там затеяли? — мышью не намерена». — «Напрасно вы так, Елизавета Аркадьевна, относительно вас никаких планов мы не вынашиваем. Отца вашего, правда, помним и чтим. Что же касается Лемеха, он принимал решение совершенно самостоятельно — можете поинтересоваться. Ну-с, не буду более занимать ваше время. К тому же разговор у нас складывается как-то не очень симпатично. Прощайте. И не беспокойтесь — больше наше ведомство вас тревожить не намерено. Если есть желание — могу оставить координаты. На всякий случай». Чтобы как-то смягчить неловкость, я записала его телефон. И знаешь, почему-то сохранила.

— Вот оно что! Ты, стало быть, намереваешься теперь обратиться к этому благородному чекисту за помощью?

— Для начала — за советом.

— Можешь не утруждаться, я заранее знаю, что он скажет.

— И что же?

— Вам — то есть мне — следует немедленно явиться в МУР, а уж там, если вы действительно невиновны, разберутся.

— А если ничего подобного он не скажет?

— Тогда самолично наденет на меня наручники и передаст благодарным коллегам.

— Нет. Первое — возможно. Хотя, мне кажется, маловероятно. Второе — невозможно по определению.

— Откуда ты знаешь? Вы же виделись всего однажды. И дважды говорили по телефону.

— Знаю. Но скажи: разве у нас есть выбор? Без помощи или хотя бы консультации профессионала мы не справимся. Неужели ты не понимаешь?

Он понимал.

К тому же вдруг тяжело навалился сон, глубокий, беспросветный, почти беспамятство.

— Я понимаю.

Он хотел сказать еще что-то, поспорить, доказать свою правоту.

Но не смог.

Рязанская электричка отошла от перрона Казанского вокзала полупустой. Глупый кто-то составлял расписание — не иначе. Что за нужда да и кому — трястись в холодных, неухоженных вагонах в такую пору?

Так, однако, было даже лучше.

Он долго шел по вагонам.

Хищно клацали, захлопываясь за спиной, двери тамбуров. Выстуженных, прокуренных, зловонных.

Он не замечал ничего.

И наконец остановился, нашел что искал — вагон был совсем пустой. Ни единой души. Лишь газета, забытая кем-то на сиденье возле окна. Она сразу бросилась в глаза — небрежно свернутая бумажная трубка.

Почему-то он выбрал именно это место и даже поднял чужую газету. Развернул.

Газета была свежей — за 4 ноября 2002 года. Сочная типографская краска даже не просохла до конца.

Все верно — ноябрь 2002-го.

Это он осознавал яснее ясного — слава Господу, не сумасшедший.

В полной мере осознает окружающую действительность.

Однако помнит другое.

Так же ясно, отчетливо, как то, что происходит теперь.

Декабрьский день 1237 года тоже был солнечным и снежным, однако, не в пример нынешнему, морозным.

В ясное небо стремились, убегая почти вертикально, струйки белого дыма — хозяйки не скупились на дрова, жарко топили печи.

На Оке, скованной мощным панцирем звонкого льда, резвилась ребятня, у проруби полоскали бельишко, звонко перекликались, пересмеивались румяные молодки.

Нарядная в снежном уборе, уютная, маленькая Рязань еще не знала, что он пришел.

Батый — ужас и проклятие соседей.

Хан Батый — воитель свирепый и непобедимый.

Родной внук великого Чингисхана, достойный его продолжатель.

Батый, решивший, что пришло время воевать святую Русь, сам с несметным войском стал теперь под Рязанью Разжег костры, разбил кибитки, устроился с полным кочевым комфортом. Кошмаром наполнился морозный воздух, предсмертным ужасом и тоской.

Знали люди — Бату не ведает жалости, жестокость его безгранична.

Забыть?!

Как можно, пусть и восемь столетий прошло, забыть тот ужас?..

Великое унижение рязанского князя Федора — он, бедолага, еще надеялся на чудо: сам торопливо, не скупясь, собрал богатую дань. С поклоном принес дары грозному хану.

Тот на подарки не взглянул, усмехаясь откровенно, смотрел в помертвевшее, осунувшееся лицо князя.

— У нас обычай. Хочешь на самом деле уважить гостя — отдай жену. Отдай, князь Федор, молодую княгиню — расстанемся друзьями.

Князь вышел молча — судьба Рязани была решена.

Но прежде решилась его судьба.

Оборвалась жизнь.

Коротким и точным был удар ятагана.

Быть может, к лучшему — мертвые сраму не имут — не принял позора князь Федор.

Не видел, как потекли по узким улочкам реки крови — горячие, алые, по белому снегу.

Смоляными факелами запылали боярские терема и палаты, дома горожан в слободе.

От самого страшного, выходит, заслонила его судьба.

Не видел князь и не узнал никогда, как, прижимая к груди младенца, шагнула вниз с высокой колокольни молодая княгиня.

Батые ва конница с гиканьем ворвалась в распахнутые ворота, затопила город.

Стон людской смешался с торжествующим визгом раскосых всадников.

Пять дней и пять ночей слились в одно сплошное противостояние, неравное, но яростное и потому — смертельное.

А утром шестого дня не стало Рязани — одно пепелище.