От Анны не укрылась короткая гримаса досады вперемешку с презрением, пробежавшая по липу Рокотова. Слухи о запоях Егорова, все более сильных и длительных, ходили уже давно, большинство же его приятелей, и уж Рокотов-то – точно, имели несчастье наблюдать их воочию. Анна знала обо всем этом, быть может, даже больше других. С недавних пор Егоров взял за обыкновение несколько дней кряду отлеживаться в заведении. При этом он не спрашивал девочек, а просто закрывался в одном из апартаментов наверху, никого к себе не впускал, общался с ней по телефону и открывал дверь лишь для того, чтобы принять очередной поднос со спиртным. В такие периоды он практически ничего не ел. Заканчивалось все одинаково: ранним утром третьего или четвертого дня он спрашивал крепкого чаю с лимоном и вызывал свою машину. В бар выходил хмурым, осунувшимся. По сторонам не глядел и, что-то невнятное буркнув на прощание, спешил к выходу. Лицо его при этом было сосредоточенным и даже суровым, походка, как всегда, стремительной, он казался собранным и производил впечатление человека, поглощенного собственными мыслями. Анна с сочувствием провожала его взглядом: Егоров был ей чем-то симпатичен. Однако на людях он все же пытался скрывать свой недуг и заказывал крепкие напитки, как правило, любимое виски и коньяк, реже – если к тому располагала закуска – водку, маленькими порциями, напиваясь как бы исподволь, постепенно. Теперь же Егоров даже не маскировал своего намерения – напиться, и это сильно покоробило Рокотова.
– Хорошо. Виски, как всегда, – «Чивас»? – на всякий случай уточнила Анна.
– Да.
– Ну, ладно. А мне скажи, чтобы приготовили нежирную рыбу, лучше на пару или отварную, рис, свежую зелень. И… – Рокотов задумался на несколько секунд. Анна поняла – эта пауза нужна ему, чтобы решить: заказать себе чего-нибудь выпить, становясь, таким образом, на одну ступень с партнером, или отказаться, подчеркнув сложившееся – и в этой части тоже – несоответствие между ними. Вообще Рокотов старался вести правильный образ жизни, питался исключительно рационально и, в соответствии с последними рекомендациями диетологии, спиртного, если не было крайней необходимости выпить, избегал вовсе, предпочитая свежевыжатые соки, минеральную воду без газа и зеленый чай. Сейчас он все же, очевидно, решил, что выпить с партнером в данной ситуации будет полезным для более спокойного течения разговора, который им предстоял, и мирного, без эксцессов, его исхода. – Пусть подадут бутылку «Шабли-премьер-крю». И вот еще что, самое главное, Аннушка, ни для кого… Ты слышишь? Ни для кого, будь то хоть сам премьер, нас здесь нет. Это ясно?
– Я поняла. Вас проводить?
– Небось не заблудимся. Ты помнишь, Саша, как мы ругались с этим строителем, как его звали-то? Вот, забыл, старею, наверное. Он в этом коридоре вместо английских дубовых панелей пытался впарить нам финские. Помнишь, а? Вообще этот бордель мы, можно сказать, собственными руками построили, в свободное от основной работы время, вроде как на комсомольском субботнике? А? Что, скажешь, не прав?
Рокотов пытался говорить легко и даже шутить, но за легким трепом Анна расслышала тревогу – разговор им, похоже, предстоял неприятный и Рокотов его боялся. Вернее, не его, а реакции Егорова, потому и пытался отвлечь напряженное внимание партнера ностальгическими воспоминаниями о начале их сотрудничества. На самом деле, и Анна была в том совершенно уверена, ностальгия была абсолютно чужда Дмитрию Рокотову, а о начале их совместного с Егоровым бизнеса он наверняка вспоминал не иначе, как с брезгливой усмешкой. Конечно, в ту пору все начинали именно так – с производства пластиковой одноразовой посуды, торговли дешевой, на собственных плечах привезенной откуда-нибудь из Гонконга или Польши, электроникой и прочих мелких делишек, но теперь эта строка в биографии крупнейшего российского финансиста и предпринимателя была явно лишней. Ей, однако, не было до этого абсолютно никакого дела. Расходятся – и расходятся. Закрывают заведение – и слава Богу. В другое время она, наверное, сочувствовала бы Егорову, судьба которого была явно решена, и с колотящимся сердцем ждала исхода последней, судя по всему, встречи партнеров. Потому что для нее, как и для огромного количества людей, работающих в огромной и блестяще отлаженной системе совместного, до сей поры, бизнеса этих двоих, их теперешняя встреча должна была стать судьбоносной. Уже тот факт, что они пожелали беседовать в кабинете, вдвоем и конспиративно, говорил о многом.
Кабинетом назывался небольшой зал, с единственным овальным столом посередине, за которым умещались от силы шесть человек, камерный, комфортный, обставленный с особой роскошью. Здесь обычно, до начала развлекательной программы на верхнем этаже, а порой и вместо нее, ужинали, обедали, пили пиво с раками или только кофе (в зависимости от времени суток и вкусов гостей) самые высокопоставленные чиновники государства и прочие сановные особы, включая высоких зарубежных гостей. Техника, которую Рокотов сейчас велел отключить, представляла из себя сложную и очень дорогую ауди– и видеозаписывающую аппаратуру, которой во время посиделок с гостями пользовались почти постоянно. Аналогичными системами, разумеется, снабжены были и апартаменты наверху, и они тоже не простаивали без дела.
В этот момент Анну позвали к телефону. Она распорядилась, чтобы звонок переключили на ее кабинет и попросили подождать, передала заказ официантке, предупредила всех относительно присутствия, а вернее отсутствия в заведении обоих владельцев, и только тогда пошла к себе. Ноги у нее при этом были ватными, и совершенно непонятно было, как они сгибаются в коленях и вообще удерживают тело, руки – похолодели и словно отнялись. Казалось, кто-то против ее воли натянул на них плотные и мокрые перчатки до локтей. Внутри у нее было холодно и пусто, так, как будто все замерло, и только сердце быстро и громко билось в помертвевшей груди, словно пытаясь выбраться наружу, потому что внутри была смерть. Такое состояние охватывало ее каждый раз, когда звонил телефон, и длилось до тех пор, пока не звали кого-то другого либо она не слышала в трубке голос, ничем не напоминающий высокий и ломкий голос ужасной, отвратительной, мерзкой женщины. Однако всякому везению рано или поздно приходит конец – на этот раз звонила именно она.
– Здравствуй, Аннушка, – вкрадчиво произнесла она, и от этого Анне даже показалось, что голос незнакомки утратил свои визгливые истерические нотки. – Не забыла меня? Наверняка забыла, гадкая девчонка! Но ничего, я тебя прощаю. Как ты жила все это время? Знаешь, я даже скучала по тебе.
– Что вам нужно? – Даже эти короткие три слова дались Анне с неимоверным трудом – при первых же звуках мерзкого голоса ее начала бить крупная дрожь, более напоминающая короткие сильные судороги.
– Что нужно? То, о чем мы договорились с тобой прошлый раз. Теперь пришла пора исполнить обещанное, как в сказке.
«Действительно как в сказке, все происходит как в плохой страшной сказке, она и разговаривает так, как злые волшебницы и прочие отрицательные героини сказок…» – подумала Анна, но мысль эту не сохранила.
– Я все помню. Так кто вас интересует?
– Вот хорошая девочка! Все помнит и на все готова. Молодец. Не бойся, больно не будет. Меня интересует… Ну, не хочешь догадаться сама? Давай поиграем?