Однако прежнего ужаса уже не было, и он напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть нового пришельца. В конце концов ему это удалось, и несчастное сердце его, так много пережившее сегодня, вздрогнув, затрепетало и забилось быстрее — но теперь это происходило скорее от радости-возле его кровати стояла бабушка. Он снова различил забытый, но хорошо знакомый ему в детстве запах — запах духов «Красная Москва», которые она очень любила. Но разглядеть ее он не успел, и обратиться к ней не успел, хотя очень хотел это сделать — она заговорила первой Уже по первым звукам ее голоса Дмитрий понял, бабушка очень сильно взволнована, впрочем женщиной она была эмоциональной и волновалась часто — ему хорошо знакома была ее манера говорить в таком состоянии — Митенька, это конечно ужасно, то, что решил дедушка Милый мой, мне так жаль всех твоих друзей, но для них я ничего не смогу сделать… А тебя, мы с Коленькой решили спасти, — бабушка перешла на шепот, — и есть замечательный план, ты только не волнуйся и ничего не бойся, он не сможет принести тебе вреда. Боже мой Митенька я так перед тобой и всеми вами виновата! Но кто же мог тогда знать! Господи! Как мне тяжело, Митенька! Но тебя, миленький мой, мы спасем…
— Погоди, бабушка, о чем ты говоришь? — Поляков тоже говорил шепотом и очень торопился. Он чувствовал, что в невнятных словах бабушки кроется что-то важное и спешил выяснить что именно, пока и она не исчезла.
— Прости, Митенька, но мне и так не следовало тебе ничего говорить, потому, что нас могут услышать и тогда весь наш с Коленькой план сорвется — Каким Коленькой, бабушка, о ком ты говоришь?
— Господи, Боже мой, Митенька, какой ты стал бестолковый Конечно же о твоем отце, моем зяте — Коленьке, о ком же еще! Но все, больше мне нельзя с тобой оставаться. Прощай! И ничего не бойся! Он не сможет причинить тебе зла, я ему не позволю… — голос бабушки звучал все тише и силуэт ее как бы растворялся в синем полумраке занимающегося за окнами рассвета.
— Бабушка, — закричал Поляков и захлебываясь собственным криком, словно подброшенный им как распрямившейся внезапно пружиной, сел на кровати.
Комната была пуста, в раскрытые окна спальни вливалась вместе с первыми косыми лучами солнца и холодным свежим утренним ветром, громкая переливающаяся и искрящаяся всеми нотами и малейшими их оттенками, мелодия птичьего хора. Он взглянул на часы — было без пятнадцати шесть, через пять минут должен был зазвонить будильник.
Он уже был на подъезде к аэропорт, когда в машине зазвонил телефон.
Звонила мать.
— Возможно, тебе это не интересно, — произнесла она в обычной своей манере, однако, не поздоровавшись с ним, и не назвав себя, как делала обычно, — но сегодня ночью умер твой отец. Не дожидаясь ответа и не сказав больше ни слова, она повесила трубку.
Он все-таки доехал до аэропорта. Но общее решение было однозначным — он, конечно же остается и присоединяется к ним, как только сможет — они летят сейчас, как было запланировано вчера и начинают работать без него. Его возражения они слушать не пожелали, собственно, он особенно и не возражал Не проститься с отцом было бы дикостью.
Беслан Шахсаидов
Было уже очень поздно, настолько поздно, что вполне уместно было бы сказать, что еще очень рано одним словом, часы показывали что-то около четырех утра, когда Алексей Артемьев добрался домой. Однако первое, что он сделал, переступив порог своей квартиры, причем, сделал не колеблясь ни секунды — набрал сложный, состоящий из множества цифр номер Беслана на маленьком аппарате мобильного телефона. Он приготовился к долгому ожиданию ответа и был весьма обеспокоен даже возможностью варианта, при котором Бес до утра не ответит вовсе. Однако все это оказалось напрасным Бес отозвался мгновенно после первого же сигнала, даже не дав ему прозвучать до конца, словно и не было у него теперь других дел, как только сидеть и ждать известий от Лехи. Быть может, так и было на самом деле, но знать об этом мог только сам Бес. Очевидным было лишь то, что он отозвался мгновенно и голос в трубке отнюдь не был голосом внезапно разбуженного человека — Слушаю, Леха! Скажи, пожалуйста, что звонишь меня порадовать — Можно и так сказать, Беслан — Слава Аллаху — Однако мне надо согласовать с тобой несколько вопросов — Согласовывай, Леха Все что угодно.
— Во-первых, мы собираемся прилететь завтра — Мы — это?..
— Это-я, — откровенно говоря, Леха этого разговора боялся Собственно, боялся он не разговора, а реакции Беслана на принятые ими решения То, что казалось очевидным для тех, с кем только что расстался он, покинув гостеприимную дачу Полякова, могло не показаться таковым полевому командиру, генералу и террористу номер один — Беслану Шахсаидову. Тревога Лехи имела еще одно основание, которое постепенно проступало для него едва ли не на первый план в череде всех его, числом немалых, тревог и волнений. Выходило так, что один лишь он четко осознавал то обстоятельство, что кроме известных и, собственно, подробно обсужденных этой ночью опасностей или по, меньшей мере, неприятных неожиданностей, которые могли ожидать их на месте, к которому все они так настойчиво стремились, была еще одна. Суть ее заключалась в том, что попав в глухие степные места, они практически полностью и безраздельно оказывались во власти Беса. Граница была рядом, отряд его был великолепно экипированным, включая технику и оружие-местным властям, даже при желании тягаться с ним было не под силу. Об этом Артемеьв умолчал и теперь это грызло его все сильнее. Сейчас он спешил урегулировать это вопрос с Бесом, чтобы получить хоть какие-нибудь гарантии безопасности для все них, хотя в то же время прекрасно отдавал себе отчет в том, что непредсказуемый, переменчивый нрав Беса, по сути, сводит на нет надежность любых гарантий. И все же Леха спешил, и, как бывает в страхе — одновременно медлил. Поэтому, отвечая на вопрос Беса о том, кто это "мы ", начал с себя.
Потом повисла пауза. От Беса метания Лехи не скрылись — Это понятно, что ты. Ну и кто же с тобой? Давай, выкладывай — дивизия спецназа? — Бес коротко недобро рассмеялся — Ну, какая дивизия! Шутки у тебя… Помнишь, я говорил о специалистах по пара — нормальным явлениям? — Леха снова сделала паузу Разговор явно давался ему с трудом — Помню, конечно Я сказал — вези, послушаю Так что, везешь?
— Да, это очень хорошая женщина и лучший в Москве специалист, так что я бы хотел…
— Ну, Леха, мы же не пещерные люди, как вы о нас пишите. Я понял — волосок с головы твоей женщины не упадет. Если только ветром сдует Слово даю, мое слово Достаточно?
— Вполне.
— Еще кто? Или ты за женщину так переживал, что дара речи лишился?
— Нет, еще два человека И вот о них я хотел тебя просить, Беслан — Что за люди?
— Один русский, но из Парижа. Князь Куракин Он занимался историей семьи фон Палленов, ну той девушки, которую убили и ее тетки-настоятельницы — Князь? Отлично. Примем, как полагается. Князей надо уважать, так предки учили. Что же тебя волнует, Леха? Говори, не тяни — Понимаешь, Бес, друг этого князя, он сам нашел меня, прежде, чем я на него вышел, хотя я уже знал, кто он…