Ящик Пандоры - читать онлайн книгу. Автор: Марина Юденич cтр.№ 65

Однако история молодого Кузякина бабушку все же задела, а возможно, ее одолела просьбами или разжалобила его несчастная мать, но, как бы там ни было, спустя несколько дней профессор Василевская вновь обратилась к внучке, как всегда, тоном, не терпящим возражений.

— И вот что, — сказала бабушка, вдруг на полуслове обрывая какую-то не слишком серьезную беседу, — ты все-таки проконсультируй этого непутевого Лизиного сына. Он к тебе придет на прием завтра. Так уж назначь время, когда тебе удобно.

— Он сам того захотел?

— Ясное дело, сам. Не на веревке же его туда мать потащит — он мужчина хоть и хворый, но вроде бы крупный.

— Точно сам, бабушка? Она ведь могла его умолить, упросить, разжалобить. Тогда, ты ведь знаешь, дело зряшное.

— Чего удумала, мать! Меня учить будешь? Тебе про этот самый принцип добровольности кто с малолетства вместо сказок втолковывал?

— Ты, бабушка, ты. Но как-то странно все с этими Кузякиными.

— А в нашей работе все больше люди странные попадаются, или ты еще не заметила этого?

— Да нет, уже…

— А раз уже, так и удивляться гут нечему. Странный, конечно! Так оно и интересно, что странный.

Спорить с бабушкой было совершенно бесполезно, да Ванде в принципе тоже было довольно интересно разобраться в странностях молодого соседа. Покопавшись в записях, она назначила время.

Он появился точно в назначенный срок, и если бы высокий, статный, симпатичный парень с модной темной бородкой, красиво обрамляющей мужественное загорелое лицо, с ходу, от двери, не назвал себя, Ванда решила бы, что кто-то просто ошибся дверью: иных посетителей, кроме Юрия Кузякина, в этот час она не ждала.

Он принес ей цветы: букет белых крупных хризантем, напоминающих чем-то елочные шары, — была зима, и все уже жили в ожидании Нового года и елки.

Он с ходу завладел инициативой в разговоре и вел его легко и непринужденно, касаясь всего и в то же время болтая вроде бы ни о чем. Загар его оказался следствием короткого отдыха в Приэльбрусье. Туда он, естественно, ездил не один, в компании были известные люди: поэты-барды (прозвучало несколько модных имен), актеры, Володя Высоцкий («он теперь в опале, тем более дорога простая, незатейливая компания, где никто не оглядывается после сказанного слова…»). А что вы смотрели на Таганке? Ничего? Ну, это поправимо, вы только скажите, когда свободны вечером.

Ванде довольно скоро все было ясно и немедленно стало бы скучно, если бы не повод, по которому этот синеглазый нахальный лжец, фанфарон, сноб и бабий угодник переступил порог ее кабинета. Подобный сорт мужчин она знала хорошо, как никакой другой, потому что чаще всего к ней липли именно представители этой забавной популяции. Это было понятно, они всегда желали иметь самое лучшее, а Ванда, вне всякого сомнения, относилась по их градации к классу «люкс». Впрочем, если разжиться «люксом» — не важно, будь то женщина, галстук, приятель, книга или столик в модном кафе — им не удавалось, они с легкостью довольствовались чем-нибудь более скромным, однако «люксы» неизменно сопровождали их, присутствуя в их рассказах в удесятеренном количестве. Это была не очень вредная, но довольно противная популяция, способная всерьез испортить жизнь только очень глупеньким женщинам и самым близким своим людям.

В этой части с Юрием Кузякиным все было ясно. Было ясно даже, почему он примкнул именно к этой популяции мужчин, да и женщин тоже, — в знак внутреннего подсознательного протеста и стыда за тот образ жизни, который он вынужден вести в убогой квартирке, набитой антиквариатом, продавать из которого наверняка трепетная мать не позволяет ничего, решаясь расстаться с какой-нибудь выщербленной вазочкой только в самом крайнем случае. А крайние случаи наступают все чаще и чаще. Потому что Юра в своем новом «защитном» образе должен носить дорогие галстуки и ботинки; читать модные, а значит, дорогие книги; и поскольку Владимир Высоцкий никакой ему не приятель и знать не знает о его, Юрином, существовании, покупать билеты на Таганку у спекулянтов за баснословные деньги. К слову сказать, понятно было, почему Юра Кузякин не стеснялся приводить компании в свою убогую квартирку: только самое буйное воображение могло представить, какие байки рассказывал он обалдевшим от дряхлой старины приятелям о своем происхождении, о драгоценностях прабабушки, укрытых в одной из книг или рам, которые никак не могут найти, о бриллианте, несущем вечное проклятие, о древнем манускрипте, хранящем тайны черной магии, — словом, удержу его буйная фантазия наверняка не знала и знать не желала. Что ж, возможно, в этом было его спасение. Своим глупым, хвастливым эпатажем Юра Кузякин всего лишь защищался. С этой проблемой, если, конечно, он пожелал бы ее признать и захотел бороться, Ванда справилась бы легко.

Но в чем лежала причина более серьезной его проблемы, о которой он в потоке пустой болтовни пока и не заикался, предстояло еще разбираться. Посему необходимо было положить конец легкому трепу и аккуратно приступать к делу.

Но Юрий Кузякин, при всех своих очевидных недостатках, был человеком совсем не глупым. И уж, конечно, он помнил, что привело его в кабинет к Ванде. Он остановился сам, резко сменил тон и произнес те слова, которые едва не сорвались с губ Ванды:

— Простите, Ванда.

— …Александровна.

— Вот как? — В голосе его снова проскользнули интонации из только что отринутой манеры, но он быстро справился с ними. — Хорошо. Я понимаю, Ванда Александровна. Так вот, Ванда Александровна, все, что я сейчас здесь нес, это, знаете ли, от страха…

— Знаю.

— Да? Тогда можно не рассыпаться в дальнейших извинениях?

— Вполне. Ограничимся тем, что вы это признали, и перейдем к делу.

— Да. К делу. Я согласен. А вы действительно сумеете мне помочь?

— Попытаюсь. Но прежде ответьте: что вам известно о психоанализе?

— Увы, очень немногое.

— Тогда придется некоторое время меня послушать. Так сказать, вводная часть перед началом собственно работы…

— Но почему, Люлик? Почему ты не хочешь идти на день рождения к тете Лиле? Там будет столько вкусных вещей, и вспомни, какие у тети Лили игрушки, настоящие солдатики и железная дорога, ты будешь играть сколько захочешь.

— Нет, мамочка, пожалуйста, я не хочу никаких вкусных вещей, и играть я не хочу… Пожалуйста, мамочка, позволь мне остаться дома… Я не буду бояться. И не буду открывать ящики в дедушкином столе. Я лягу спать и закрою глазки, честное слово, мамочка…

— Послушай, Люлик, ты же знаешь, что мамочка ни за что не оставит тебя одного дома, когда на улице уже темно. Значит, мамочка тоже не пойдет на день рождения к тете Лиле, и тетя Лиля, конечно, расстроится в свой день рождения. Ведь ты же знаешь, что мы с ней самые близкие подруги, и когда умерли мои мамочка и папочка, а твои бабушка и дедушка, тетя Лиля очень много делала для нас и помогала нам. У нее тоже, как и у нас, нет никого близких, родных, понимаешь, мальчик мой, потому что ее единственный сыночек умер. Она теперь так любит тебя, потому что ты похож на него. И если мы не придем сегодня ее поздравить, ей будет очень обидно и горько. И представь даже: в свой день рождения она будет плакать…