И случилось так, что наш с вами герой — законопослушный и отнюдь не героический мальчик — тоже вдруг и совершенно случайно оказался в самой первой когорте поверивших, не поленившихся, поднявших… и прочее, дальнейшие технологии, механизмы и их последствия вам известны лучше, чем мне.
В моей сказке вы не найдете подробностей, как и что происходило с нашим мальчиком после того, как он впервые в своей жизни решился на столь мужественный поступок, поскольку это не гак уж важно, — вариантов множество, но все они сводятся к тому, что из рядового среднестатистического мальчика наш герой превратился в полноправного, а вернее, в пол- невластного (потому что права его на самом деле были очень зыбкими и нигде толком не декларировались, зато власть была совершенно реальной и неправдоподобно всеобъемлющей) хозяина жизни. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, на него свалилось все, о чем раньше он только слышал, читал и видел в кино. Перечень того, что в одночасье получил в распоряжение наш с вами мальчик, я приводить не буду, опять же потому, что вам его содержание известно намного лучше.
И сказка наша вполне могла бы окончиться здесь очередным гимном «безумству храбрых», то есть тех, кто поверил, рискнул, потом трудился ночи напролет, чтобы пожать свою пышно возросшую ниву, если бы не одно маленькое, но весьма существенное и заковыристое «но». Ох уж это «но»! Сколько раз за последние годы оно останавливало на полном лету самые стремительные карьеры и пресекало на самом пике самые головокружительные взлеты.
Это противное «но» живет неприметно и никак не проявляет себя до поры до времени в глубинах нашего подсознания. Для удобства дальнейшего повествования обозначим это «но» простым и понятным словом «привыкание». А надо вам заметить, господа, что человеческое существо устроено таким образом, что ко всему в процессе своего существования оно должно обязательно привыкнуть, причем очень желательно, чтобы привыкание это происходило постепенно. Возможно, эта сентенция покажется вам, досточтимые господа, несколько сложной, поэтому я позволю себе пояснить ее на примере. К примеру, многие века на земле существовала традиция, в соответствии с которой верховная власть передавалась от отца к сыну, и, стало быть, у последнего было время привыкнуть к мысли о том, что рано или поздно бремя власти ляжет на его плечи, и он, если, конечно, был не совсем глуп и самонадеян, внимательно присматривал за отцом и его деятельностью, дабы в последующем повторить его успехи, но избежать ошибок. Та же примерно судьба ожидала и наследственные состояния, которые передавались от поколения к поколению, и каждое новое поколение имело достаточно времени впитать в себя опыт предыдущего. И даже пресловутая номенклатурная лестница, существовавшая долгие годы в той замечательной стране, где родился наш мальчик, тоже, как ни странно, повторяла систему постепенного привыкания, поскольку, шагая по ее ступеням вверх, молодая номенклатурная поросль успевала набраться опыта, усвоить правила поведения и сложившиеся традиции. Есть еще нечто, что удивительным образом объединяет представителей таких разных сословий, постепенно продвигавшихся к вершинам своей власти. Это готовность к потере, к падению, к краху, а порой и неоднократное переживание этих трагических обстоятельств самостоятельно. Любой вельможный отпрыск едва ли не с рождения отлично знал, что иногда случаются события, участником которых порой доводилось становиться ему самому, вследствие которых предназначенный ему трон, несмотря на свою монументальность и незыблемость, начинал раскачиваться, шататься и в результате рушился, погребая под своими обломками тех, кто недавно так величественно и гордо восседал на нем. Что уж тут говорить о наследственных состояниях, которые имели тенденцию рассеиваться в пух и прах, проматываться за карточными столами и плавно перетекать в бриллиантовую россыпь колье знаменитых содержанок? И ступени номенклатурных лестниц оказывались порой отнюдь не такими уж пологими и гладкими, как казалось юным номенклатурщикам в начале пути. Случалось, они становились шаткими, скользкими, взбрыкивали вдруг, отбрасывая тех, кто упорно карабкался по лестнице, в лучшем случае — обратно, к самому ее подножию, но чаще — просто в никуда, в небытие. Причем в падении ломались и дробились кости, а то и вовсе летели с плеч долой неудачливые головы.
Беда нашего мальчика, и вкупе с ним еще сотен и тысяч подобных мальчиков, заключалась именно в том, что ни генетического, ни собственно приобретенного опыта выживания в процессе этих смертельно опасных взлетов и падений у них не было. Они стремительно взлетели вверх, и, как у всякого нормального человека, вдруг подброшенного неведомой силой пря- мо в поднебесье, у них захватило в полете дух и слегка помутилось сознание. К падению они не готовились и даже не допускали мысли о подобном финале. А между тем времена менялись, Все большее количество мальчиков и девочек включалось в захватывающий процесс поднимания денег с земли, и делать это становилось все сложнее и сложнее. На самом деле все как раз переворачивалось с головы на ноги, то есть формировался нормальный или уж по крайней мере относительно нормальный рынок, со своими жестокими законами и требованиями, среди которых было главное — деньги следовало не поднимать с земли, используя ротозейство государства и прорехи в устаревших законах, а зарабатывать в жесткой конкурентной борьбе, не гнушаясь и самым малым профитом, не жалея живота своего, порой в самом прямом смысле этого древнего понятия, которое «живот» определяло как саму жизнь, в полном ее объеме. К новым правилам игры наши мальчики-первопроходцы оказались категорически не приспособлены. И началась страшная череда личных и корпоративных трагедий, из которых банкротство и постыдное бегство от толпы обманутых кредиторов было, по сути, и не трагедией вовсе, а так — просто незначительной неприятностью.
Но вернемся к нашему мальчику. Увы, его не миновала чаша сия, и в один далеко не прекрасный день он ощутил себя первым или вторым поросенком из популярной сказки, надежный дом и даже целый замок которого оказался не так уж надежен. Он трещал и кренился под напором внешних посягательств, а внутренние проблемы и распри расшатывали его и без того дрогнувшие опоры изнутри. Крах был неминуем, причем в ближайшее время. Хотя внешне все оставалось неизменным: он все еще занимал роскошные апартаменты в престижном офисном центре; его обслуживал внушительный штат сотрудников, которым он пока еще платил зарплату; его кортеж состоял из необходимого количества именно тех машин, которые и были положены ему согласно статусу, и был снабжен всеми необходимыми персоне его статуса атрибутами; коллеги и партнеры по бизнесу дружески жали ему руку и, как равного, приглашали на разного рода деловые и увеселительные мероприятия. И только самые прозорливые или просто самые информированные из них как-то по-особому, пытливо вглядывались при встрече ему в лицо, словно прикидывая, надолго ли хватит у него сил и средств вести с окружающими и с самим собой эту заведомо проигранную игру. Внешне он еще держался, но первым отступило, сломавшись и, по существу, предав его, собственное сознание. Возможно, оно так и не прояснилось окончательно с той поры, как стремительный взлет затуманил его подобно легкому, ничего не обещающему флирту, и поэтому оказалось самым уязвимым местом. Но как бы то пи было, сраженное недугом, оно повело себя очень любопытно, убедив нашего мальчика, что все самое страшное с ним уже произошло: все узнали о его банкротстве, крахе его компании и в презрении отвернулись от него, не желая более замечать, а уж тем более числить в своих рядах. Он оказался изгоем, вмиг из большого, почитаемого босса превратившись в маленького, бессильного и безвольного человека.