Пенелопа - читать онлайн книгу. Автор: Гоар Маркосян-Каспер cтр.№ 45

Одевшись и временно намотав на голову полотенце — фен у нее был с собой, но в ванной не оказалось розетки, — Пенелопа выгребла из сумки весь свой богатый набор косметики и стала привычно наносить на веки и щеки боевую раскраску.

— Ну? — Интонация, с которой Эдгар-Гарегин выговорил это краткое, но выразительное междометие, один к одному повторяла ту, какой Пенелопа отреагировала на его недавний звонок.

— Что — ну? — осведомилась Пенелопа ангельским голоском.

Эдгар-Гарегин коснулся каких-то рычажков или кнопок, точная конфигурация которых ускользнула от рассеянного внимания Пенелопы, и громоздкая машина бесшумно и плавно соскользнула с места.

— Надумала что-нибудь?

— Насчет чего?

— Пенелопа!

За этим укоризненным возгласом не последовало абсолютно никакого продолжения, и, выждав для приличия пару минут, Пенелопа небрежно уронила:

— Я уже… — Она хотела было по примеру матери, в аналогичных ситуациях неукоснительно выдававшей фразу «Я уже шестьдесят лет как Клара», назвать цифру, близкую к реальной, но вовремя удержалась, хотя вообще-то Эдгар-Гарегин знал ее возраст наизусть… да?.. а вдруг забыл?.. — Я уже сто лет Пенелопа. Хотелось бы услышать что-нибудь поновее.

— Я понимаю, — сказал Эдгар-Гарегин кротко, — тебе хочется на мне поплясать, но…

— Вы можете расстроить меня и даже сломать, но плясать на себе я не позволю, — резюмировала Пенелопа. А хорошо бы! Разложить этих гадов и уродов рядами или в елочку, вымостить ими больш-о-ой зал и по-тан-це-вать на их покорно распростертых телах, надеть туфли на каблуках и отбить чечетку, а лучше сплясать сегидилью. «Ля-ля-ля, ля-ля, Се-ви-и-илья, ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля, я там пропляшу се-ге-ди-и-илью, ля-ля-ля…» — и не надо меня жалобить, ребята, ничего с вами не станется, вы ж все чурбаны бесчувственные, хуже, цемент, железобетон…

— Ну что ты, — сказал Эдгар-Гарегин ласково, — пляши. Я же понимаю, что виноват перед тобой.

Ну и ну! Пенелопа повернула голову, чтобы получше рассмотреть это чудо. Эдгар-Гарегин тоже скосил глаза в ее сторону.

— Ты прекрасно выглядишь, — сообщил он заговорщическим тоном. — Шляпа тебе очень шла, но без шляпы еще лучше.

Пенелопе это было известно, недаром она вышла в такой собачий холод с непокрытой головой, шляпа (наверняка уже пронзенная неукротимыми спицами) покоилась в мешке с вязаньем, а свежевымытые и вспушенные с помощью фена волосы стояли каштановым нимбом вокруг аристократически продолговатого лица. Челка, уложенная с применением отдельного инструмента, а именно термощипцов, придавала ей лукавый вид, гармонировавший с изящно вздернутой верхней губой и не слишком на сей раз навязчивым макияжем (тени мягкого серого тона, светлая помада и никаких румян), и ее облик в целом вполне заслуживал комплиментов, да не таких, а куда более изысканных, но, увы, приходится брать, что дают. Однако она и виду не подала, что комплимент, так сказать, принят, а сухо ответила:

— Ты бы лучше на дорогу смотрел. Еще задавишь кого-нибудь.

— Пенелопа, — начал Эдгар-Гарегин снова. — Я уезжаю.

— А жаль, — вздохнула Пенелопа. — Я-то думала, ты меня еще и завтра сводишь в ресторан, и послезавтра. Не каждый ведь день миллионеры сватаются.

— Миллионеры?

— Да. А ты разве не миллионер?

— Это смотря в какой валюте, — ответил Эдгар-Гарегин неопределенно, и Пенелопа сокрушенно раскинула руки.

— Так ты даже не миллионер?! — поразилась она во всеуслышание. — Что ж ты мне голову морочишь? В шалашик, что ли, зовешь? В такую-то холодрыгу!

Эдгар-Гарегин не отвечал. Армен, тот давно бы подхватил ее тон, еще бы и рокировку сделал, так что уже не поймешь, кто над кем насмехается, вышучивать Армена себе дороже, но этот… Этот помолчал, помолчал, потом как ни в чем не бывало предпринял новую попытку:

— Так ты не поедешь со мной?

«Так ты поедешь со мной? — сказал бы Армен. — В мой шалашик, подбрасывать сучья в огонь, чинить крышу и штопать мою сменную набедренную повязку, пока я буду охотиться на динозавра?»

— Как же я могу поехать, — развела руками Пенелопа, — там ведь нет Арарата…

То была любимая отговорка папы Генриха, когда кто-либо из знакомых после констатации ставшего уже общим местом факта, что Армения не место для жизни, спрашивал, не собирается ли он уехать в какую-нибудь нормальную страну, папа Генрих на полном серьезе отвечал:

— Я не могу жить вдали от Арарата.

Конечно, Арарат — это вещь, Пенелопа и сама в тех нередких случаях, когда ей приходилось топать до метро пешком, останавливалась полюбоваться минутку бело-голубым гигантом у начала Касьяна, откуда — особенно по утрам, до появления смога — открывается потрясающий вид на Арарат; Масис (Сиса оттуда не видно) словно нависает над домами, кажется, обогнешь их и, пожалуйста, карабкайся вверх по склону. В Арарате действительно есть нечто магическое или мистическое, некая аура, может, это феномен чисто психологический, все-таки библейская гора, а может, библейской она стала именно из-за ауры, поди теперь разберись. И однако, ради Арарата выносить разруху, мрак и глад? Благодарю покорно! Что, если в самом деле махнуть на все рукой… рукой, ногой, три маха левой, три маха правой, наклон, приседание, еще три маха… Что-то ты размахалась, Пенелопушка, Пенепулеметик, прямо «Махабхарата» какая-то… «Махабхарата», Махатма Ганди, махаон… что общего между меланхолической махиной Ганди и махоньким малахольным махаоном? Крылышки? Проблемы надо решать с маху. С маху — к Маху!.. Допущена неточность, Мах и Кант не одно и то же, хотя и оба идеалисты, один субъективный, другой объективный… Как это несправедливо, Пенелопея, что тебе поставили по диамату четверку… или то был истмат? Ист-мат, вест-мат… Впрочем, черт с ним, с их матом… Интересно, а где могила Маха? Наверняка не в России, где-нибудь в Европе, вот туда б и махнуть. Но туда не зовут. Так что поднимай меч и руби узел, реши проблему с маху, скажи «да» упрямому претенденту на несостоявшуюся супругу Одиссея… позвольте, почему несостоявшуюся, он и станет Одиссеем, у нас же особый случай, как бы гинекократия… нет, не может Одиссей быть подобным занудой! И все-таки скажи зануде «да» и езжай прочь — прочь из этой нетопленой, неосвещенной, обезвоженной страны, от хлеба по талонам и света по графику, газа в баллонах и керосина в бидонах… А интересно, сколько комнат в шалашике зануды, наверняка не меньше четырех-пяти. Евроремонт, белые шведские или французские обои, финская мебель красного, почти вишневого дерева (типа кресел в опере), кухня с мраморной раковиной, микроволновой печью, посудомоечной машиной, ванная, как у дяди Манвела с тетей Леной, только в сто раз лучше… Как это выглядит, Пенелопа представить себе не могла, подобное лежало за пределами ее воображения, как и посудомоечная машина, в которой знакомого было — только название, не исключено, что при первой встрече она спутала б сей агрегат с холодильником, но она догадывалась, что в ванно-банном мире существует такое!.. Гораций, много в мире есть того, что вашей философии не снилось… Итак. Просыпаешься в двуспальной кровати — одна, зануда давно отбыл, он ведь обязан зарабатывать, как иначе его жена сможет тратить? — просыпаешься, откидываешь нечто меховое, сползаешь с тончайших, нежнейшего, скажем, лилового цвета простынь… постель настолько обширна, что процесс сползания занимает минут десять. Шлепаешь на кухню варить кофе… это уже хуже, хоть и по ковру или ковролиту, но все равно неохота, лучше б кофе подавали в постель, надо не мешкая обзавестись прислугой, теперь и в России капитализм, так что непременно прислугой, можно приходящей, главное, чтоб она приходила достаточно рано… Проснешься, а в доме болтаются посторонние, тоже не дело… Обойдемся без кофе. Стакан грейпфрутового сока (его пьют по утрам все голливудские звезды), заблаговременно поставленного на тумбочку у кровати заботливым супругом… ха! Так можно ведь поручить Эдгару-Гарегину и кофе сварить. Сварить, залить в термос, большой такой, трехлитровый… а еще можно купить электрический чайник «Филипс», пристроить его на полу рядом с кроватью и утром, не вставая, вскипятить воду; кофе, правда, придется пить растворимый, но это не важно, растворимый ничуть не хуже. Итак, просыпаешься, стакан сока и чашку кофе (зачем выбирать одно из двух, лучше оба), немножко еще поваляться с книжкой, торопиться-то некуда, никаких восьми-десяти-двенадцати часов в неделю, ни академических, ни астрономических, никаких обормотов-учеников, путающих Чайковского с «Чайкой», Ромула с Ромео и взахлеб рассказывающих грустную историю о том, как граф Альберт в обход Жизели женился на белом лебеде, можно спокойно выкурить сигаретку и прочитать пару глав из очередного дюдика. Потом все же встаешь, идешь в ванную, открываешь кран — никаких бойлеров, ничего включать не надо, просто-напросто открываешь кран, и из него начинает течь горячая вода в неограниченном количестве. Наполняешь ванну, напускаешь какой-нибудь пены с ароматом, например, жасмина или и вовсе орхидей, погружаешься… вообще-то утром лучше душ, больше бодрит, хотя особенно взбадриваться тоже ни к чему, работать ведь не надо… Выходишь из-под душа, закутываешься в необъятное, три на три, хризопразового цвета полотенце, перебираешься в гостиную на широкий кожаный диван, заводишь лазерный проигрыватель, ставишь «Пассакалью» или «Чакону»… Ладно, хватит валяться, пора одеться, позавтракать, потом в магазин за продуктами — надо же приготовить обед, или нет, лучше завести кухарку, охота была возиться для какого-то там Эдгара-Гарегина! Конечно, есть кухонный комбайн и всякие… Тостер, фритюрница, гриль… Все равно неохота! Пенелопину кулинарию, милые мои, еще заслужить надо. Шутки в сторону, а готовила Пенелопа в самом деле недурственно, особенно ей удавались салаты, многие из которых она самолично и изобрела, насчет печений у нее тоже имелись кое-какие соображения, а уж обеды она варила — не только пальчики оближешь, но и предплечья с локтями. Правда, тут была одна закавыка. Когда Пенелопа бралась за кухонные принадлежности, Кларе приходилось, в свою очередь, засучивать рукава, ибо после Пенелопиных кулинарных упражнений оставались как горы очистков и грязной утвари, так и разноцветные брызги на стенах и лужи на полу, ее стилю приготовления пиши был присущ особый, неженский размах, некая молодецкая удаль, она, крякнув, опускала молоток для отбивания мяса на корчащийся от ужаса будущий бифштекс с такой же неимоверной силищей, с какой Добрыня Никитич либо кто-то из его приятелей мозжил своей палицей головы всякой нечисти вроде Змея Горыныча и прочих врагов православного народа, — откровенно говоря, былины Пенелопа подзабыла изрядно и порой путала богатырей с их жертвами, и вообще она предпочитала эллинских героев (как-никак одна шестнадцатая греческой крови, бабушка бабушки, четверть четверти), тем более что считала себя человеком европейской культуры. Когда Пенелопу попрекали побочными эффектами ее хозяйственной деятельности, она смертельно оскорблялась, упирала руки в бока и говорила: «У меня темперамент, художественная натура, я не могу стучать клювиком, как воробей, на крошечной дощечке в углу, мне нужно пространство, черт возьми!» К счастью (или к несчастью, смотря с чьей позиции, едока или поваренка), на кухне Пенелопа появлялась нечасто, разве чтоб испечь какой-нибудь тортик (это, разумеется, в те времена, когда духовки еще не превратились в хранилища вышедшей из употребления посуды и, чтоб выпечь пару коржей, достаточно было поднести спичку к горелке). Армен обожал торты, особенно с заварным кремом, и Пенелопа таскала ему по полторта зараз, превращая его дежурства в пиры. Эдгар-Гарегин тортов не любил, не ел печеного вовсе, предпочитая мясные блюда — оно конечно, с одной стороны, это хорошо, уменьшается угроза располнеть, но с другой — человек, который не ест сладкого, изначально внушает подозрение, что он жесток, злобен и коварен. Как тигр. Или гиена. И если даже ты знаешь его добрую сотню лет и абсолютно убеждена, что он скорее мягкосердечен, в какой-то степени добродушен и вовсе не вероломен (по крайней мере вероломен не очень), все равно всякий раз, когда он отказывается от кусочка шоколада или от пирожного, ввинчиваешься в новый виток сомнений…