Первая жена - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Шандернагор cтр.№ 4

* * *

Я потерялась. Потерялась при свете дня, потерялась во мраке ночи.

«Выбирай, — сказал он: — Развод или мы просто живем отдельно — что ты предпочитаешь?» Развод или живем отдельно? Я не знаю, не знаю, куда идти днем, я ничего не понимаю ночью — я потеряла себя.

По ночам я блуждаю по замерзшим городам, которые перестаю узнавать. Я до утра блуждаю по каким-то лабиринтам, теряюсь в тупиках, перехожу пустынные перекрестки: ни одного прохожего, ни одного указателя — куда идти? Иногда эти пустынные улицы приводят меня к заснеженным вокзалам, и тогда я начинаю идти по шпалам: мой муж перепутал поезда, нужно перейти на другую платформу, догнать его, нужно перейти пути, нужно забраться на другую платформу со всеми чемоданами, с четырьмя детьми — они совершенно невесомы, цепляются за мою юбку и полощутся по ветру… Отводные пути, стрелки — я никак не могу решиться, поезда идут мимо, встречаются, времени уже не остается. Стрелки, развал, схождение: да, я обязательно что-нибудь или кого-нибудь потеряю — детей, чемоданы… Муж забыл про нас. Но надо торопиться, становится все тревожнее, свистки локомотивов — да куда же идти?

Однажды я заблудилась в метро. Села на «Мотт-Пике», чтобы выйти на «Опера», и очнулась на «Бонсержан», где с изумлением вышла: вот уже тридцать лет, как я пользуюсь парижским метро, но никогда здесь не бывала, даже, кажется, никогда не проезжала мимо… Я бросилась к плану: чтобы тут очутиться, мне надо было дважды уклониться от избранного маршрута. Пришлось идти по указателю «Вокзал Аустерлиц», зайти на станцию, пересесть — когда мы были молодоженами, мы здесь жили… Я то и дело теряюсь. Муж сказал мне: «Развод или живем отдельно?»

Я научилась держаться настороже, не доверять себе — в любой момент у меня может отказать автопилот, мой внутренний компас сошел с ума. «Развод или живем отдельно?» Даже в этой глуши, в Комбрайе, куда я бежала из города, я и то путаюсь и сбиваюсь с дороги: недавно возвращалась к себе в долину по дороге, по которой пошла первый раз. Хватит того, что, оказавшись в долине, я решила, что попала в совершенно незнакомые места, — передо мной, насколько хватало взгляда, сплошные холмы. Гектары снега и елей.

Тщетно пытаясь найти деревню, в которой выросла, я опасливо двигалась вперед и тут за изгородью увидела соседа, который рубил дрова. Я вместе с ним когда-то пасла коров, когда у меня не было еще никакого мужа, никакой специальности, не было ни морщин, ни «официального признания» — я тогда была просто «внучкой фермера». Я удивилась, но облегченно вздохнула и спросила дорогу. «Да ты на ней стоишь!» — изумленно воскликнул сосед и махнул рукой в сторону моего дома. Мой дом? Я действительно была рядом с ним — из-за холмов я не заметила озера с его замерзшими водами, белых лугов, а строение, которое возвышалось над долиной, показалось мне с того взгорка, на котором я стояла, совсем небольшим среди обступившей его темной массы деревьев. Хватило ерунды, чтобы я заблудилась, чтобы увидела то, что мне дорого, с необычной стороны, подошла к собственному дому по дороге, по которой никогда не ходила. Что же удивительного, что я не могу узнать свою жизнь, если смотрю на нее под другим углом зрения?

Я сбиваюсь с дороги днем, не могу найти ее ночью, я навсегда потеряна для знакомых мне людей и мест. «Заблудилась Дидона в своих снах, и кажется ей, что все ее бросили, что идет она одна по бесконечной дороге и ищет в пустыне друзей, братьев…»

Эта пустыня для меня — вокзальный перрон, на котором я стою зимним вечером с чемоданом. Стою одна перед поездом, который вот-вот уйдет, но войти в вагон не решаюсь — я жду мужа. Он опаздывает, но он обязательно придет, он не может бросить меня! Я высматриваю его высокую фигуру, его летящие по ветру волосы, я жду, когда он появится из сумерек подземного перехода… Но он не появляется. А времени остается все меньше. Минутная стрелка на огромных часах, странно дергаясь, перепрыгивает с деления на деление. Я уже готова схватить чемодан, если он, запыхавшись, появится в конце платформы, волосы во все стороны, улыбка на губах, — может быть, мы еще успеем? Он так молод, так стремителен! Объявляют отправление, двери вот-вот закроют. Я беру чемодан: это последний поезд, на него надо обязательно сесть. Но если я сяду на поезд, на который он опоздал, мы не сможем уже встретиться, я не хочу ехать одна. Но если я останусь, если я останусь и буду упрямо ждать на этом холодном и пустом вокзале, если я буду ждать его, а он так и не появится, что я буду делать? На платформах никого. Я ставлю ногу на подножку, смотрю то на вагон, то на лестницу, которая теряется в подземных сумерках и по которой он должен подняться на поверхность. «Развод или живем отдельно?» Остается всего пять секунд. Короткий звонок, перед тем как двери захлопнутся. Одна нога на платформе, другая — на подножке, я чувствую, что поезд начинает дрожать, сейчас он двинется с места. Сесть в поезд? Спрыгнуть? Остаться на платформе? Меня разорвет пополам, раскидает на куски, и я умру…

Собрав все силы, просыпаюсь. Я вся в поту, колени подтянуты к подбородку, как будто меня кто-то связал, но я жива: когда я открыла глаза, страх прошел, потому что выбора у меня больше нет: развод или живем отдельно, муж мой не появится, и на последний поезд я опоздала. Теперь мое место — эта пустая платформа на заброшенном вокзале.

Странно, но ощущение очевидного собственного поражения и уверенность в том, что меня бросили, что произошло то, чего я так долго боялась, возвращают мне на мгновение ощущение покоя, на который уже и не надеялась. Я поудобнее устраиваюсь под пледом и спокойно засыпаю: проведя столько лет в страхах и надеждах, среди нежданных радостей и обманчивых порывов, столько лет я боялась, что потеряю это счастье, и, наконец потеряв, обрела милосердное одиночество и сладостное отчаяние.

Передышка недолгая. Даже не успев вновь погрузиться в привычный кошмар, резко просыпаюсь с пересохшим ртом: где я? Где? В Париже? На побережье? В горах? У него? У меня? В больнице? Неужели в больнице? Да где же я? И какое сейчас время года? Лето? Весна? Сколько мне лет — двадцать, тридцать, пятьдесят? Это я-то, которая всегда, еще до того как открыть глаза, знала, что именно увижу, когда их открою. Знала, что должна сделать, что и кого любить, а теперь по десять раз за ночь начинаю ощупывать комнату, где нахожусь, искать, где выключатель у изголовья постели: протягиваю руку к лампе, но она начинает скользить по незнакомой мне мебели, я даже не могу опереться на стену. И все потому, что, пока я стараюсь нащупать что-нибудь в пространстве этой непонятной комнаты, память предлагает мне на выбор очертания других комнат, в которых я когда-то была, — детские комнаты в домах, которых уже давным-давно нет, мансарду, на которой мы впервые поцеловались, зеленую комнату в нашей первой квартире, розовую — во второй, альков в какой-то римской гостинице, каюты на пароходах… Я заблудилась, потерялась в пространстве и времени.

Слишком много снотворных? Может быть, конечно, но прежде всего слишком широкая постель: наше «супружеское ложе», которое было узким для нас, когда мы спали на нем вместе, теперь оказалось просто необъятным… Во всех тех огромных кроватях, что мы занимали где бы то ни было, я все эти десять тысяч и одну ночь (их было ровно столько, я сосчитала) спала всегда с одной стороны на правом боку. Теперь, когда в моем распоряжении обе стороны, когда я могу полностью распоряжаться этой территорией, я перекатываюсь с одного края на другой, перекладываю голову с подушки на подушку и в конце концов начинаю искать справа то, что найти могу только слева: мне вернули то, что я отдала, как пакет грязного белья, произошла реституция: мне возвратили ту часть, от контроля над которой я отказалась, которую я отдала в пользование, — теперь все в куче…