"Как ужинает король?" - припев старинной песенки. Когда-нибудь Кристина поведает своим внукам, что на столе у короля гусиная печенка из Страсбурга, копченый байонский окорок, соленый лосось из Норвегии (бр!...), черная икра из России, жареные куски филе оленя, спаржа, пирожки с капустой, а главное чудо свежий зеленый салат! Зеленый салат посреди зимы! И, конечно, белые немецкие и красные французские вина, французское шампанское в серебряном ведерке. Король называет это "шведским столом". Почему "шведским"? Потому что такой порядок придумал король: все блюда холодные, принесены заранее, и никто из слуг не посмеет войти в залу, где ужинает король. "Откуда ты это знаешь?" - спросят внуки. "Народное предание", - ответит Кристина. Она никому не расскажет, что король еще любил сладкие блюда, и одним из "сладких блюд" (слова короля!) была она, Кристина. Не расскажет, ибо никто не поверит. Не поверят, что она сидела напротив короля, что он подливал в ее кубок вино и следил, чтоб она все ела, не стеснялась, и следил, чтобы она правильно держала нож и вилку (спасибо Женской академии, этой наукой она овладела!). Но вот же она сидит напротив короля, и свечи начинают оплывать, и король ласково на нее смотрит. Не сказка. Не сон. "Шведский стол". Tete-a-tete. Французское словечко. И Кристина понимала, что оно означает, ибо сказав: "Мы с тобой tete-a-tete", - король поднимал ее на руки, как пушинку, и нес к софе у тлеющего камина, и ставил Кристину в "позу", а она сама задирала платье и нижнюю юбку из брабантских кружев (подарок короля!), и король восклицал: "Какое великолепие!" Не брабантские кружева, она, Кристина, была великолепна! И она получала от короля то пронзительное удовольствие, которое никогда не испытывала с мужем. И после, оправив платье и юбки, целовала королю руки и была готова целовать... Но король говорил: "Потом, потом, дай мне передышку, ma belle". И опять они сидят за столом, и король, в расстегнутом военном мундире без погон, подливает вино в ее кубок, кладет ломтики окорока и оленины в ее тарелку, листья салата. "Почему ты не ешь лососину? Ах, да, извини, я забыл!.." Король заметил, запомнил, что она не любит соленую рыбу! "Я доволен, - говорит король, - ты перестала стесняться. Нагота женщины - это ее красота, ее сила. Неужели шведские мужчины этого не понимают?" Кристина презрительно фыркает. Олафссон закрывает ставни, задувает свечу, лезет к Кристине под пуховое одеяло, давит толстым животом и, справив свое дело, отваливается на бок. Пожалуй, он ее ни разу не видел голой. "Где ты сегодня?" - спрашивает король. "У баронессы Рапп". Кристина рассказывает о приеме у графини Платтен, о том, что баронесса подошла к ней первая, об их разговорах ("Ну и болтушка!" - смеется король), и вот с тех пор баронесса ей покровительствует: "Говори, что я присылаю за тобой карету, твоему мужу лень выглянуть в окно". И Кристина позволяет себе вольность: "Все-таки странно, что аристократка проявляет ко мне внимание. Этим я вам обязана, Ваше Величество?"
- Этим ты обязана Французской революции. - Улыбка сходит с королевского лица. Он пристально смотрит на Кристину: - Ты, наверное, даже не знаешь, что во Франции была революция. Аристократов вешали на фонарях. Революция уравняла в правах всех женщин. Благодаря ей красивые модистки становились герцогинями. Когда двенадцать лет тому назад Дезидерия приезжала в Стокгольм, ей представляли придворных дам: "Вашему Величеству, конечно, известно, что это дочери графа Сен-Ромэн?" "Да, мадам, - ответила Дезидерия. - Мне также известно, что я сама дочь марсельского торговца".
Кристина затаила дыхание. С ней говорили о королеве. Будет о чем посудачить в Женской академии.
- Будет о чем посудачить в Женской академии? - угадал ее мысли король. И Кристина внутренне сжалась. Она вообще боялась, когда король так на нее смотрел. Но король ободряюще улыбнулся: - Нормально, женщине язык заменяет ум. Я доволен, что ты посещаешь курсы при академии. Вон сколько у тебя появилось новых знакомств. Курсы - моя инициатива. Швеции нужны демократические преобразования. Ты заметно прогрессируешь. И нет ничего странного в том, что баронесса тобой заинтересовалась. Диса понимает, что времена меняются, она девочка сообразительная. Кстати, ее муж получил важный пост в Тронхейме, и баронесса уезжает в Норвегию.
Кристина с трудом вникала в королевскую речь. И не потому, что король говорил с акцентом (к акценту она привыкла), а потому, что половины слов не понимала. "Ты прогрессируешь" - это хорошо или плохо? Зато про баронессу она все поняла сразу, вернее, не поняла, - смысл сказанного к ней придет потом почувствовала. Место фаворитки свободно! И Кристина опустилась перед королем на колени и преданно глядя ему в глаза, прошептала:
- Мой повелитель, хочу французскую любовь...
Поздно ночью Кристина возвращалась в дом Олафссона; она знала и кто правит лошадьми (адъютант короля, который танцевал с ней в ратуше), и что на следующей неделе за ней приедут опять (место баронессы свободно?), и всю дорогу она вспоминала чудесный вечер и то наслаждение, которое она испытала, когда король грубо, по-военному, разложил ее на софе (точно так же, как тот ефрейтор, затащивший ее, шестнадцатилетнюю, на сеновал - первый мужчина), и как она долго занималась тем, что король называл "faire l'amour", и она, ничего уже не стесняясь, кричала и просила: "Еще, еще!" Король научил ее быть женщиной. А рука в левом кармане шубы поглаживала кошелечек с золотыми монетками. Тоже приятно. От Олафссона за всю жизнь столько не получишь. И Кристина вспомнила все, что говорил ей король в этот вечер, и лицо ее горело. "Смотри мне в глаза, ma belle". Придумали же французы пикантную любовь! И Кристина не оплошала, исполнила не хуже французских grande dame... И, наверно, не хуже, чем баронесса. "Диса - девочка сообразительная". Однако баронессу отправляют в Норвегию. Времена меняются. И красивые модистки...
Войдя в дом, Кристина зажгла свечу и сняла шубу... Да, нарядное шелковое платье безнадежно измято. Если Олафссон спросит... "Еще, еще, мой повелитель". Кристина поднялась в столовую. На столе пустые бутылки, на тарелках остатки еды. Ненавистный запах соленой рыбы. Если Олафссон спросит, она кинет на него презрительный взгляд и скажет: "Я была у короля".
Но из спальни доносился заливистый храп.
* * *
Башенные часы на дворцовой площади пробили... Сколько? Не считал. Знал, что поздний вечер. Надо обязательно закончить письмо к Дезидерии. "Почему ты не приезжаешь, моя радость?" Король отложил перо и зашагал по кабинету взад-вперед. Письмо к Дезире Клери требовало такта и дипломатии. Кажется, нет ничего проще объяснить: Швеция нуждается в стабильности, стабильность связана с укреплением монархии, королева должна жить в Стокгольме, династия - иметь продолжение, то есть их сын, наследный принц Оскар, должен жениться. Думает ли мать о его будущем? Если думает, почему не видно результатов? Почему Оскар застрял в Париже? На что уж Император мнил себя выше всех смертных, однако превосходно понимал приоритет интересов династии - предпочел Марию-Луизу Валевской, которую любил, отказался от Жозефины. Все просто и ясно, безукоризненная мужская логика!
...Беда в том, что женщины эту логику не воспринимали. Им подавай нечто сумасшедшее, нереальное. Мечтала же всерьез мадам де Сталь в 1813 году посадить Бернадота на французский трон, развести его, Бернадота, с Дезире, самой развестись с Рокка и стать французской королевой! Или, наоборот, сугубо земное, чувственное "еще, еще, мой повелитель..." Вот тогда они преданны и послушны.