...Пожалуй, никогда еще Рауль Валленберг так тщательно не готовился к "случайной встрече". По крупицам он воссоздал для себя психологический портрет человека, которому поручили осуществить Окончательное Решение. И не ошибся. Эйхман не был фанатиком, не был злодеем. Он был человек Приказа. Если бы ему приказали вывезти евреев за пределы рейха в целости и сохранности, он бы выполнил приказ, да еще бы отличился - вывез с комфортом. Но ему приказали их уничтожить. Он и тут отличился: понастроил газовые камеры, чтобы увеличить, так сказать, производительность труда, пропускную способность лагерей смерти.
Информацию о газовых камерах Валленберг отправил в Стокгольм. Складывалось впечатление, что ему не очень поверили...
Итак, Эйхман не был чудовищем. Хуже. Исполнительным чиновником, методичным и пунктуальным. Вышколенным слугой своего хозяина. Однако, как и у всех слуг, для которых главное Приказ, у Эйхмана было слабое место. Он преклонялся перед элитой власти. И, как прирожденный слуга, кожей, нутром чувствовал присутствие Барина.
В последние годы Эйхман привык, что его все просят. Униженно, заискивающе, сохраняя достоинство, или как бы между прочим - но просят. Все, всюду и всегда. Слуге, дорвавшемуся до власти, было чрезвычайно приятно выслушивать просьбы и, еще слаще, отказывать. И он отвергал взятки потому, что тем самым он доказывал им, предлагавшим взятки, что он, Эйхман, отныне тоже Сеньор.
Естественно, Эйхману давно доложили о странном интересе, который проявляет шведский аристократ к этим... ничтожным, сопливым, вшивым... и когда посол, применив неуклюжую восточную хитрость, оставил их наедине, Эйхман ждал от дипломата просьб, завуалированных денежных посулов или, если дипломат и впрямь друг третьего рейха, за коего он себя выдает, внятных объяснений своего поведения.
...В первые секунды Эйхман не понял, о чем с ним говорит граф Валленберг. А когда понял, невольно вытянулся и начал почтительно внимать каждому слову. Граф говорил о мистике Нордической Расы, об историко-философском аспекте Великих Северных Легенд. Тема, на которую фюрер любил рассуждать лишь с самыми близкими к нему людьми.
Постепенно Валленберг перешел к повседневности. Вскользь, без малейшего педалирования, промелькнули имена: Вальтер Шелленберг, фон Риббентроп... Эти Шелленберги, Валленберги - высокая каста, всегда у власти, подумал Эйхман, не то что он и Борман, парвеню, выходцы из семей галантерейщиков и мясников.
- Мне нужны подданные шведской короны, - сказал Валленберг, - я их вывезу на родную землю. Нас очень мало, шведов.
- Граф, - позволил себе реплику Эйхман, - вы говорите, как король Швеции.
Безошибочное собачье чутье слуги его не обмануло. С Эйхманом действительно беседовал король Швеции. Причем не нынешний осторожный Густав, а король той Швеции, что присоединила к себе Норвегию и держала гарнизоны в Северной Померании, - Карл Четырнадцатый. Могущественный владыка. Не беседовал, а давал аудиенцию.
Расчет Валленберга и строился на том, что Эйхман поймет: ему соблаговолили дать аудиенцию. Кто-то из сильных мира сего, скрывающийся под именем шведского дипломата. И пусть потом Эйхман ломает голову, что все это означало. А он, Валленберг, посмотрит на результат.
Валленбергу не суждено было узнать, какими соображениями руководствовался Эйхман. И как тот вычислял, кто стоит за фигурой шведского графа. Возможно, Эйхман решил, что существуют соображения высшего порядка на самом верху третьего рейха. Эйхману намекнули, а он должен держаться в стороне. А если что не так - сразу вмешается Шелленберг.
Что же касается результата, то Валленберг увидел, что у него руки развязаны. Страшная машина уничтожения, заведенная Эйхманом, продолжала действовать с немецкой пунктуальностью, однако Валленбергу исправно выдавали людей по его спискам. Не было ограничений в количестве. "Сколько в списке? 352? Яволь, битте". Были ограничены возможности посольства в изготовлении шведских паспортов, возможности сбора информации, ведь данные, записанные в паспорте конкретного человека, должны быть идентичны его венгерским документам - педанты немцы за этим следили особенно внимательно.
Следили ли они за самим Валленбергом?
Легкость, с которой удавалось выполнять его миссию, смущала. Хотя было ощущение, что за ним все время наблюдают. И когда он подъезжал на автомобиле шведского посла к ратуше, и когда зимним вечером помогал транспортировать на санках старую еврейку на снятую на чужое имя квартиру, и когда на окраине города встречался в кафе с еврейскими активистами, передававшими ему рукописные анкеты, - в кромешной тьме улицы (светомаскировка!) фосфоресцировали волчьи глаза.
...Вышибала на Лубянке спросил (по шпаргалке полковника):
- Вы обладали обширной информацией, почему вы не пытались переправить ее советской разведке, если вы с таким нетерпением ждали Красную Армию?
Как переправить?
Рождественская открытка: Валленберг бродит по Будапешту, стучится в двери и интересуется, мол, не здесь ли живет советский разведчик?
Валленберг нарисовал словесно эту открытку и... выплюнул с кровью передние зубы. Вышибала не понимал юмора, вернее, реагировал на него однозначно зуботычиной.
- Опять дурочку валяем?
Чтобы перебороть унижение и боль, Валленберг старался смотреть на происходящее как бы отстраненно. И он подумал: "По форме - грубо, по сути вышибала логичен. Нечего прикидываться, будто не знаешь, как ищут контакты..."
Так вот, в Будапеште он не искал контактов с советской агентурой. Даже не пытался. Ибо предполагал, что, как только он это сделает, - моментально возникнут люди Шелленберга. Шелленберг уж точно не был добреньким дядюшкой и по каким-то своим соображениям не трогал шведского дипломата, пока тот держался в рамках. Один ложный шаг - и волчья стая вцепится.
Держаться в рамках. Не переступать пределы. И собственноручно проверять каждый паспорт: в написании имен шведская орфография должна была строго соответствовать венгерской фонетике. Поэтому если и случались диспуты с немецкой администрацией, то скорее филологические.
И немцы постепенно привыкли воспринимать герра Валленберга как своего рода начальство или (берите выше!) чудотворца. Ведь на их глазах мановением руки он превращал стадо животных в христиан. Еще час назад этих жалких юде можно было пнуть ногой, плюнуть им в грязные бороды, да попросту поставить к стенке! А теперь - шведские граждане, они цепочкой уходят за герром Валленбергом, и часовые - под козырек! Битте, яволь! И он отправит их в страну, над которой не кружат бомбардировщики с красными звездами на крыльях и где, говорят, нет ни карточек, ни продуктовых пайков - все есть. Счастливчики! Везет же людям!
И когда в городе гремела канонада и герр Валленберг появился в гетто и приказал коменданту отменить взрыв - его не посмели ослушаться.
Однако все эти чудеса стали возможны лишь после разговора в турецком посольстве. Только после тайной встречи с Эйхманом Валленберг получил карт-бланш. Но ни один, даже самый гениальный актер не смог бы сыграть перед Эйхманом роль короля. Всесильный чиновник, распоряжавшийся сотнями тысяч человеческих жизней, почувствовал бы фальшь.