Тень всадника - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Гладилин cтр.№ 103

И потом меня спросили, надо ли продолжать контакт с этим информированным человеком? "Не надо, - ответил я. - Даже если у него масса достоинств, то они перечеркнуты одним изъяном: он живет в прошлом".

* * *

Хромыга Талейран, какая паскуда! Изображает из себя целочку: "И там случайно встретился с одним любопытным человеком". Как будто он сам не просил организовать эту встречу! Верно разве то, что он искал не "любопытного человека", а человека, у которого есть связи с разветвленной сетью офицеров-бонапартистов в эмиграции. Вот ему меня и порекомендовали. Это я упирался, ибо не понимал, какой смысл ехать в Брюгге к старой развалине (сколько ему тогда уже было? лет 76?), не имевшей никакого политического влияния и заседавшей в архаичной палате пэров, созданной специально как кунсткамера огородных чучел.

Раньше мы практически не пересекались. Когда он тусовался в учредительном собрании (Не блистал. Рядом с Мирабо и Ламетами все остальные ораторы казались статистами), меня еще держали в пеленках. Когда я появился в Конвенте, его отправили послом в Англию и вскоре объявили изменником. Маршал Бернадот вернулся в Париж после Ваграма, и тут Император отобрал у Талейрана министерство иностранных дел. Чистое совпадение. Императору надоело, что Талейран противится его планам экспансии в Европе. Проницательный Талейран уже тогда, в 1809 году, угадал гибельные для империи последствия грядущих войн в Испании и России. А я это запомнил и решил: ладно, поеду в Брюгге, пусть мой визит будет как дань уважения автору Венского мира.

"Император в благом расположении духа мановением руки чеканил в больших количествах "фонов", графов, баронов..." А кто дал Талейрану титул принца Перигора? Принц Перигор - подлинный или фальшивый? Вот граф Д'Артуа, принц Прованский - старинные аристократические титулы - и братья Луи Шестнадцатого носили их по праву.

Все-таки интересно слушать рассуждения о подлинности родословной династии Бурбонов от человека, первым потребовавшего казнить короля Франции! Прежде чем сводить счеты с Талейраном, сведи их с самим собою.

Попробуем.

В Брюгге ты ожидал увидеть огородное чучело. И хотел (признайся!) ощутить превосходство человека если не вечной молодости, то, скажем так, вечной хорошей физической формы над своим сверстником (ну не совсем, на пятнадцать лет он тебя был старше) и взять реванш за те годы, когда ты глотал пыль на кавалерийском плацу и готовил новобранцев для очередной мясорубки, а министр Талейран готовил дипломатические победы империи.

Реванша не получилось. Да, старость никого не украшает, и бывший епископ был похож на облезлую обезьяну. (Ура! Хоть что-то урвал для своего самолюбия) Но какой острый ум и язык! Любезным тоном, ни разу не повысив голоса, Талейран нашинковал меня, как кочан капусты.

Выглядело примерно так. Я заводил разговор на серьезные темы (меня же за тем и позвали!), Талейран обрывал на полуслове:

- Кто вам сказал, что причины рождают следствия, а не следствия - причины?

- Таков ход истории...

- Вы видели этот ход? Где именно он проходит? Укажите место. Любопытно взглянуть.

- Но есть же исторические факты...

- То есть хронологический набор людских нелепостей. Это вы называете ходом?

- Допустим, что результаты не всегда соответствовали замыслам. Однако люди старались делать как лучше.

- А я всегда приказывал своим чиновникам: "Поменьше рвения, господа".

- И все-таки почтенные мужи, с бесспорными заслугами перед обществом, пишут воспоминания, анализируют события и тем самым восстанавливают закономерность, логику происшедшего...

- То есть под маской псевдонаучности прячут собственные ошибки. И вы им верите?

...Я себя чувствовал, как провинциальный актер, попавший на прием к столичному мэтру. И убеждался в элементарной истине: европейскую политику вершили в Париже, Вене, Лондоне, Санкт-Петербурге. А я слишком долго просидел в захолустной деревне, называемой Стокгольмом. Для меня многие факты были абстрагированы. Талейран знал их реальную подоплеку. Я обладал конкретной информацией в каких-то областях. Талейран видел картину в целом. Другой уровень мышления.

Олух Царя Небесного! Это я. И не в Брюгге, в Брюгге мне было простительно. Но как же я умудрился только через сто семьдесят лет (округляю срок) допереть, причем лишь случайно наткнувшись на эту сцену в "Мемуарах", что Талейран имел непосредственное отношение к Системе! "Младенческая прямолинейность суждений". Прав, хромыга. Когда ум хромает, это похуже инвалидности с рождения. Ведь как я рассуждал? Дескать, Систему задумали в полицейских ведомствах, а у Талейрана иная епархия. Не соприкасаются. Однако без такого человека, как Талейран, Система не могла обойтись, он ее отшлифовал, усовершенствовал. Талейран изменял Луи Шестнадцатому, Богу (отрекся от сана епископа), Революции, Директории, Императору, королям Реставрации - он бы изменил и Луи Филиппу Орлеанскому (если бы успел), - но никогда он не изменял самому себе, всегда действовал согласно собственной интуиции (не рискую приравнять интуицию к убеждениям). Так это же краеугольный камень Системы, основа основ! У Системы нет привязанностей ни к правительствам, ни к религии, ни к идеологиям - она верна лишь себе самой. Теперь понятно, в Брюгге я разговаривал не с просителем, а с начальством, мне это было неведомо, а князь Перигор веселился от души (превосходство информации!) и смотрел на меня, как на винтик, болтик, запасную часть в обширном хозяйстве. "Сменить, спрятать в шкаф", - приказал Талейран (или посоветовал? не знаю, не знаю...). Короче, вот кому я обязан передислокацией ("перебазировкой"?) в балтиморскую военную школу.

До и после Система перебрасывала меня во времени и пространстве, в зависимости от профиля работ. Сейчас выяснилось, что в 1828 году я был впервые в моей жизни отправлен в отставку не по своей воле.

С Дженни получился аналогичный вариант. Меня не спрашивали. Послали к чертовой матери.

* * *

Лос-Анджелес больше не звонит. Звоню сам. Не так часто, чтобы не надоесть, не так редко, чтобы не сложилось впечатление, будто я от нее отдаляюсь.

Интересуюсь подробностями быта, Элиным воспитанием, отношениями с японским адмиралом Квазимодо, лабораторией доктора Хоффера. Никаких лишних вопросов, которые бы воспринимались как вторжение в ее личную жизнь. Мы оба играем. Я в жмурки. Дженни играет роль усталой, задерганной работой женщины. "Зря я взяла лабораторию Хоффера, приходится вкалывать дома, ты бы посмотрел на меня: круги под глазами, стала похожа на сову. Не сплю ночами". (Не спит ночами с кем?) Словом, статус-кво. Ничего не произошло. Просто она с головой нырнула в бизнес, а я застрял в парижской командировке. Бывает.

Дженни с жаром одобрила мои научные планы: "Здорово! Напиши десять томов. Их выставят на полки в каждой университетской библиотеке. Университеты любят многотомные сочинения. Введут тебя в учебную программу. Обретешь мировую известность". Десять томов! Я хмыкнул. Такое пожелание в нашей нынешней ситуации звучало двусмысленно.