— Я знаю! Вы по-русски все время шушукались. Пальцем махали, говорили, какой я дурак. Да?
А мы с Войциком на свои темы болтаем: о машинах, о том, о сем, тычем пальцем, руками размахиваем. Свободная же страна! Вот, мол, завтра надо поехать (я показываю на стену) и найти авто на продажу. А Войцик в ответ: надо сначала посмотреть в газете (и показывает на цемент). Я говорю: нет, Войцик, в газете мы ни хрена не найдем (показываю на Джамали). А Джамали все это тогда нравилось!
— О! Умные головы! Молодцы!
Войцик же мастер по пуцу. Пуцманн! Он себе цену знает. И Джамали ему цену знает. Войцик предлагает:
— Я сделаю пуц.
— Сколько ты за это хочешь? Я плачу за квадрат две марки.
— За две марки поцелуй себя в задницу, а за двадцать марок я тебе сделаю отличный пуц.
Войцик посчитал школьной линейкой квадратные метры, получилось восемьсот. Джамали перемерял той же линейкой, вышло двести пятьдесят. Джамали вычеркнул окна и двери, унитаз и дырки в полу, а это все считается. У Войцика считается. А сколько нужно промучиться под подоконниками!
Войцик разошелся:
— Я вам покажу, как делают пуц за две марки!
— Договорились! Приеду вечером — посмотрю.
Войцик делает пуц. У него своя идея, у пуца своя. Пуц нужно положить так, чтоб между ним и железной латой газета не пролезла. А Войцик придумал какую-то хреновину: прижимает к стене две рейки, закидает их бетоном, дожмет латой, ставит третью рейку. Подсохло, он их вытаскивает и дальше, а потом подчищает шпателем с водичкой. Филигранная работа! До восьми вечера.
Приходит Джамали:
— Где мой пуц?
Войцик:
— Вот!
А там, короче, полтора на полтора, за весь день. Джамали, как увидел, у него стекла очков развернулись и потрескались.
— Шайтан! Что ты делал весь день?
— Ничего.
— А ты, Иго?
— А я ему помогал.
От пуца он нас отстранил. Принес пилу пилить кирпичи, обыкновенную пилу.
— Знаешь, что это такое?
Я ему из пенопласта выпилил Чебурашку. Он:
— Что это за шайсе?
— Чебурашка.
Джамали к Войцику:
— Переведи!
— Это русский национальный герой из мультфильма. Чебурашка.
— Цебурацка?
Я не стерпел. Это уже оскорбление. Верно?
— Да, Чебурашка, курва, чтоб ты скис, дебил хренов, такую работу обосрал!..
Он говорит:
— О’кей!
Пилить кирпичи ручной пилой нам лень — только мотопилой. Ну, Войцик тоже от работы малость поглупел:
— Цепь, — говорит, — затупится.
— Ну и хрен с ней, с цепью! Мы что, пролетарии? Она стоит всего семьдесят марок, он новую купит или наточит за три.
С мотопилой так быстро пошло: мы за день три стены поставили. Джамали от счастья чуть не упал.
Но как-то он решил перепилить кусок бруса. Че ему это так захотелось? Как гвозди забивать! Пилит, пилит… Он пилит, а пила не пилит. Кто в этом виноват, кроме него? И пилы? А он:
— Что вы сделали с моей пилой? Почему она не пилит?
— Ничего, Джамали, понятия не имеем, что вы с ней сделали.
— Я еще ничего не сделал, я хотел брус перепилить.
Я говорю:
— Вы неправильно хотели. Дайте сюда.
Я начал пилить по всем правилам. Дерево загорелось. Блин! Я добыл огонь! Без спичек, как первобытные люди!
— Джамали! Совсем плохая пила. Выбросьте ее нахрен.
Он взял пилу и чек и с боем всучил ее обратно в магазин.
— Плохая ваша пила! Ничего не пилит, насквозь дерево прожигает!
Во дурак! Видал бы он, как она камни дробит…
Глава двадцать пятая
Четыре вечера. Мы с Войциком сидим на автохаусе «фиат», машины считаем вместо мух. Что еще делать в конце рабочего дня, в конце ихнего рабочего дня? Когда все уже без тебя продано и отремонтировано? Я сказал Войцику, что «пунто» здесь меньше, чем «уно». А потом посчитал — получилось больше. Значит, нужно считать снова, пока не выйдет по-моему. По-моему не выходит. Такой автохаус! Я говорю Войцику:
— Все, Войцик. Ты проспорил: «пунто» больше.
Войцик не спорит, он смотрит на свою старую «тойоту-корину», турбодизельную, фургонистую. Сколько мы в ней перевезли в Польшу спиртного! Не, в Польше нет сухого закона, даже полусухого. Какой славянин это переживет? Даже понарошку. Но есть проблема с хорошей выпивкой.
А на границе хорошую выпивку не пропускают, поэтому у польских пограничников такой проблемы нет. Но есть проблема эту выпивку найти у нас, потому что наша проблема — с ними не делиться. Они простые, как три польские копейки. Зачем им хорошие немецкие ликеры, тем более к Новому Году? Они им помешают службу нести. А мы ее за них нести не собираемся, у нас праздник души. В нашей «тойоте» двести первосортных немецких бутылок, на любой вкус. Не на продажу, только родным и близким Войцика.
А спрятать двести бутылок в машине — это ужасный, кропотливый труд. Мы разбирали крылья и двери, каждую бутылочку — в газеточку, между ними — ваточку. Упаси бог, будет булькать или звенеть! Это ж — специфика! Когда мы в Польше распаковывались, у матери Войцика начинался сердечный приступ. За что мы должны делиться с погранцами, если все уже сделали сами?
На автохаусе конец рабочего дня. У немцев нет сверхурочных: машины не молоко, не скиснут, а поржавеют — не жалко. Нам с Войциком не жалко. Все чужое — холодное.
Вдруг подъезжает «ауди-80», почти новая, темно-синий металлик. Выходит мужик и прямо к Хаки. Хаки — бератор, консультант, он заключает и оформляет сделки. Хаки хочет домой, но пришел клиент. Мужик говорит Хаки:
— Я хочу купить машину!
— Без проблем! Какую?
— «Фиат-браво», с такими узкими глазками, новую. Могу рассчитаться баром.
У Хаки такая как раз под рукой.
— Пожалуйста! Тридцать пять тысяч, с кожаным салоном, с климанлаге. Вашу берем в зачет за… пять.
— Это мало!
— Что ж, как хотите. Автохаус закрывается.
Хаки уже никуда не спешит, он интригует. Это игра. Клиент сдается.
— Ладно! Шон гут! За пять так за пять, но тогда — в кредит.
Через десять минут из банка приходит ответ: все о’кей, кредит гарантирован. Этот мужик — известный хирург, работает в Ганновере. Какие дела!
— Повесьте красные номера, я уезжаю на этой машине.
Повесили. Он уехал, а мы с Войциком побежали ловить Хаки. Такое «ауди»! За тридцать минут в Ганновере мы толкнем его как минимум за десять тыщ. Пять кусков наши! Хаки согласен: мы имеем кредит доверия, особенно я. Откуда ему меня знать?