— О’кей! Я возьму, но чтобы все странички были целы и глянец обязательно. А главное, не на польском или, упаси бог, украинском. Только на английском.
На украинском в Германии говорит один лишь посол от Украины, и то при посторонних. Такой трудный язык!
Съездил я на родину, до хрена чего набрал и в сидушке похоронил. Подъезжаю к украинской таможне — никого. Выходят погодя два прапора-волкодава: шо везем?
— Да вот, еду домой: завтра на работу. Шмотки везу.
— Шо в дипломате?
— Документы. Интересно?
— А може, там планы черноморской секретной базы?
— Продовольственной? Да вы шо? Откуда на Украине продовольственные секретные базы? А документы все на немецком.
— Дайте почитать.
— Еще чего! Это приват!
Тогда он со злости сунул руку под сидушку, а она поехала: видно, я ее плохо закрыл.
— О! Цэ порнолитература… по статье такой-то УК Украины — не более одного порножурнала на порночеловека. Это контрабанда. Гоните штраф!
— А у меня нет бабок! Вот есть контонумер пюрмонтовской шпаркассы — берите на здоровье, снимайте хоть все! Но секретный код я вам не скажу, это приват, хотя там все равно пусто.
Ну, они мне насчитали от души три минимальных украинских оклада. О цэ штраф!
А дальше польская граница. Я уже налегке и вполне легальный. Первое января. Снова никого. Ветер холоднющий, глухомань такая… Я походил, покричал — никого. Нашел-таки одну бабу:
— Где командиры?
Она шары поднимает, а у нее стрелка за стрелку зашла и за трамвайную остановку зацепилась, только рукой машет на деревянное здание. Дверь толкаю и без предисловий:
— С праздником вас всех поздравляю! Открывайте границу, дорогие паны, мне на работу нужно.
А там такой польский дурдом! Бабы на столе танцуют, паны — под столом… Один как рявкнет:
— Садись! Наливай стакан — пей!
— Не буду: я за рулем.
Тогда он говорит:
— Видишь, все веселятся, вон пан танцует. Ты пана уважаешь? Ты вообще хочешь границу пройти? А можешь и не пройти!
Налил мне шампанского. Эх, пропадай моя кодировка! — я выпил.
— А теперь пан будет танцевать, а ты ему будешь хлопать.
Пан танцует.
— Давай, блин, хлопай!
— Ты кончай! — реву. — Это таможня или не таможня?
— Давай-давай! Это таможня, и ты ее не пройдешь!
Сижу, хлопаю, а он, сволочь, не отстает:
— Значит, так: я тебе наливаю полстакана водки вот закусочка.
— Я вообще не пью, я больной!
— Ничего не знаю — пей, больной!
Ну, Бог, царь, Земля!.. Я выпил. Малюсенький глоточек. Сразу же закусил: грибы маслята, карто… шечка… Мне как дало в башку! Все, Рыжий, приплыл, вот он твой Армаге… ган… ддон, в натуре! Я разделся. А мне на тарелку накладывают…
— А я… машину не закрыл.
— Фигня!
— Украдут.
— Кто? Волки? Здесь никого нет: вся Польша бухает, граница на замке.
Водки, конфискованной за год, — море. Я залез в свою машину и уснул. Проснулся второго января, будит меня вторая смена:
— Что стоим?
Я отдал свой талон, хочу выехать, а с таможни не выпускают: талон от первого января, а сегодня второе. Кое-как с панами разбрехался.
Заезжаю в Германию. Встал на стоянке, спать хочу. Такой покой кругом — труба! А машина моя дареная, мне ее мой друг-немец подарил. Без базара!
Я сам выбрал, а он оплатил, позднее ее отогнали в Россию. Сплю, вдруг стук в окно:
— Кто там?
— Ich bin Kriminalpolizei!
Ого! Открываю окно.
— Was ist los? Warum schlaffen Sie hier? Ihr Fahrerschein, bitte. (Что случилось? Почему спите здесь? Ваши права, пожалуйста.)
— Да я на работу еду. Устал.
Отдал ему все документы, а прав нэма! Какие у бедного еврея права? Только ксерокопия.
— Wo ist Original denn? (А где же оригинал?)
— Дома оставил. Честное слово! Потерять боюсь.
— Schon gut! Gute Nacht! (Ладно уж! Спокойной ночи!)
Первая моя спокойная ночь на земле.
Глава двадцать девятая
— Привет, Рыжий! С тебя двадцать пять тысяч баксов. Желательно наличкой.
Ach so!
Ну, я же жопой чувствовал, что именно в эту минуту мне нельзя выходить из посольства. Но я же всегда пру на «красный»! И пошел-то за вшивой ручкой. Там, в этом посольстве великого народа всего две ручки к столу прикручены, и хохлы за ними в очередь выстроились. Вот я и не вытерпел, вышел к машине за ручкой.
А тут «хонда-цивик» подкатила и — привет, Рыжий! Я его сразу, бандита, узнал, и сестру его бандитскую в машине узнал, и жену тоже узнал. Всех узнал. Ну, удивился — не удивился: подумаешь, звезда с неба! Так, чуть-чуть, конечно. Венчика, бандита, я хорошо знал. Он ничуть не изменился, потолстел разве что. Говорит:
— Садись в машину.
Я обрадовался, конечно:
— Счас! Подождешь… Я только в посольство документы сдам.
Он так любезно предложил:
— Давай мне паспорт.
— А у меня нет паспорта и прав нет, ничего нет. Все во Франции, в надежных руках.
Сел я в его машину. Он у меня пошарил в карманах. Крутой же! И даже польстил, гад:
— Я тебя долго искал, пять лет искал. Мы долго не виделись — туда-сюда… То, что тебя на родине ищут, это ты, конечно, знаешь. Ну, что будем делать с тобой? Поедем обратно на Украину?
— А хрен, у меня паспорт сперли.
— Сделаем!
Он был, как всегда, очень дорого одет, и машина у него дорогая, третья модель «хонды», последняя перед самой новой. Жена у него перекрасилась в черный цвет. В общем, все к лучшему.
Венчик назвал себя вице-президентом какой-то фирмы, что-то вроде «Гуманитарная помощь пореформенной России от голодающей Украины». Он тоже жил на ПМЖ в Германии, не поймешь, по какой линии, но с родиной связи не терял.
Подсунул мне бумажку:
— Пиши, Рыжий. Сколько там с тебя?
— Ну, двести баксов.
— Так, ты мне должен за пять лет. Пиши расписку на двадцать пять тысяч. Нет, на пятьдесят! Если не отдашь мне в срок, я ее на Украине продам за двадцать пять, а они с тебя возьмут пятьдесят. Ясно?
Я написал, что выплачу ему за шесть месяцев. Но все это — фуфло. Теперь он будет меня доить до крови. Когда я ему расписку отдал, он тут же заявил, что шесть месяцев много и он ждет деньги через неделю. Дурдом!