Рандеву с йети - читать онлайн книгу. Автор: Никита Велиханов cтр.№ 48

Впрочем, как выяснилось буквально через пять минут, вариантов у Ольги все равно никаких не было. Потому что лодки в том месте, где она ее зачалила, не оказалось. Слишком сильное течение. Слишком короткая чалка. Сперва притопило, потом перевернуло, потом, под возросшим давлением воды, веревка не выдержала и — прощай, плоскодоночка. Лодка, конечно, ничего в данный конкретный момент не решала, но с ней было все-таки спокойней. А так… Так — почти верная смерть. Хватятся ее в деревне не скоро. А если даже хватятся — разве они ее отыщут, в таком лабиринте, да в такую погоду. Еды у нее еще на день. То есть можно, конечно, растянуть дня на три, но три дня она все равно не продержится. Потому что замерзнет. Времянку скоро зальет совсем — так что придется искать дерево попрочнее и забираться наверх. А там, на ветру, да мокрая по пояс — сколько она просидит? Сутки? Двое? Такие половодья бывают на Волге раз лет в десять — пятнадцать. Она такого половодья не помнила. Вот значит, заодно и познакомились.

Тем не менее сдаваться она не собиралась. Спички, соль и хлеб положила в полиэтиленовый мешочек и подвязала его повыше, под грудь. По карманам рассовала сало, нож, моток веревки. Под тулуп засунула все тряпье, которое только нашлось во времянке — старые мешки, кусок брезента, отцовские драные брюки. И взяла с собой крупного, килограмма на три, желто-зеленого налима, выпотрошив его сперва и отрезав голову. Если припрет, и сырая рыбка пойдет. А с солью — и вовсе деликатес. У налима мясо плотное, практически без костей. В самый раз.

Метрах в пятидесяти от времянки она разыскала довольно толстый и прочный на вид дуб с удобной развилкой метрах в трех от поверхности быстро прибывающей воды. Сучья на дубе тоже росли — удобнее не бывает, но с нее сошло семь потов, пока она в набухшем водой тулупе добралась, наконец, до развилки. Ничего, зато согрелась. Забравшись наверх, первым делом устроила себе некое подобие гнезда, подоткнувшись от ветра со всех сторон. А потом привязалась веревками к стволу, чтобы не упасть, и попыталась задремать — чем больше спишь, тем быстрее идет время, тем меньше мыслей лезет в голову и тем экономней расходуешь силы.

Ближе к вечеру она съела остатки сала, последний огурец и примерно половину хлеба. Хлеб она решила экономить, потому что переходить на рыбную диету вот так, с ходу, все-таки не хотелось. Вода вроде бы стабилизировалась на довольно высоком, но вполне приемлемом для здешнего леса уровне. Дерево стояло прочно. Что ж, больше чем на пару дней такая высокая вода не удержится. Потом, когда она пойдет на спад, можно будет подумать о том, как отсюда выбираться.

Времянку, конечно, снесло. Но можно было надеяться, что закопанная в песок рыба была вымыта не вся. Что там осталось хотя бы немного, застряло на дне ямы. Сгнить в холодной воде она за три дня не сгниет. Тогда будет и чем питаться. Воспаление легких ей, конечно, будет обеспечено, но до дома суток за трое можно будет попробовать добраться своим ходом. Главное — не попасть в тяжелом тулупе в слишком сильное течение. Или в водоворот. Тогда уже не выплывешь.

Холодно ей пока не было. Ствол удачно прикрывал ее от ветра. Тулуп, хоть и мокрый, грел. Всю ночь она то проваливалась в тягостный тяжелый полусон, то снова выныривала на поверхность. А под утро случилось самое страшное. Откуда-то пришла большая волна — очевидно, наверху, опасаясь за гидротехнические сооружения на Балаковской ГЭС, решили открыть все шлюзы. И разом. И саму волну ее дерево, наверное, выдержало бы с честью — хотя треск стоял по всему лесу и, собственно, этот приближающийся с северо-востока треск и разбудил в очередной раз Ольгу. Но волна много чего с собой несла. И на самом ее гребне шли большие тяжелые бревна. И одно такое бревно всей массой ударило в Ольгин дуб.

Ольге повезло хотя бы в том, что дерево упало не сразу. Она успела перерезать веревки и потом, когда ствол упал-таки в воду и ушел сразу к самому дну, оказалась не с нижней, а с верхней его стороны. Иначе ее просто придавило бы для начала всей массой огромного дерева. А потом — понятно, что потом. Но и так было ясно, что жить ей осталось от силы час. Дуб вынесло в протоку, развернуло поперек и с бешеной силой поволокло вперед, то и дело ударяя о другие деревья. Пытаться отцепиться от ствола не было никакого смысла — повсюду, сколько хватало глаз, из бурлящей воды выныривали, как будто живые, как будто продолговатые хищные головы доисторических водоплавающих ящеров, осклизлые черные комли и мчались напролом по течению. Пока она держалась за ствол, она хотя бы двигалась с более или менее общей скоростью, хотя, конечно, во время неожиданного затора вполне можно было получить один-единственный сокрушительный удар, которого вполне хватило бы, чтобы плыть потом себе и плыть до самого города Волгограда, где в отстойнике перед ГЭС, глядишь, кто-нибудь и заметит твое изменившееся тело.

Когда она потеряла сознание, Ольга не помнит. Помнит только, что пришла она в себя в каком-то странном месте, а может, не пришла в себя, а может, она просто видела сон, в котором была просторная и абсолютно темная нора и ощущение присутствия рядом большого мохнатого тела. И яркие вспышки света, и он, Болотник, который нес ее на руках по затопленному лесу, удивительно тихому и солнечному, и вода казалась такой простой, приятной и ласковой, что трудно было поверить в то, что это не лето. И много еще было всяких картинок — какие-то травки и странные, сильно и пряно пахнущие катышки, которые клал ей в рот этот непонятный получеловек, полузверь, огромный, весь покрытый короткой плотной шерстью, шелковистой на ощупь и отливающей при свете солнца тусклым лунным блеском. У него были внимательные, глубоко посаженные глаза, совершенно человеческие глаза, только немного странный был у них разрез, и со зрачком что-то тоже было не так. И рука у него была не такая, с темной кожей на ладони, с низко посаженным большим пальцем и с плотными перепонками между всеми остальными пальцами, кроме большого. Ольга ничему не удивлялась, ей было хорошо и спокойно, потому что она знала, что уже умерла и что так, наверное, бывает со всяким человеком, когда он умрет.

Потом она очнулась дома. Руки-ноги у нее были целы, и даже без ссадин. И была только страшная слабость, во всем теле, и очень хотелось спать. Днем приходили соседи, щупали ей лоб, но температуры не было. Она не стала им рассказывать, где была и что с ней приключилось. Сказала, что приболела немного и решила не ходить в школу. Но сейчас дело идет на поправку, и ей нужно просто отлежаться, и чтобы ее никто не трогал.

Потом она очнулась ночью и подумала, что проснулась из одного сна в другой, такой же крепкий. Потому что у ее кровати стоял Болотник и гладил ее по голове. А когда она открыла глаза и подняла голову, он поймал ее губы пальцами, раздвинул и снова сунул ей в рот все те же пряно пахнущие катышки.

Через полгода пришло известие, что отец погиб в тюрьме. Написали, что произошел несчастный случай на производстве. А как было на самом деле — кто его знает. Ольга закончила школу, работать устроилась здесь же, в колхозе. Сторожихой. Деньги были небольшие, но на жизнь ей хватало — если учесть, что практически все свободное время она пропадала в лесу. От леса же и кормилась. Болотника своего она приняла теперь как данность и стала учиться — а у него было чему научиться.