Против неба на земле - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Кандель cтр.№ 37

– Хочу оставить после себя "Книгу ликований" – эхом давних ощущений. Чтобы сочинялась она небыстро и читалась неспешно‚ по глотку в день. Есть книги‚ которые заслуживают того‚ чтобы их читали неспешно...

Долгими осенними вечерами, когда томление становилось невыносимым, он неумело напрашивался в гости, но потомившись и там считанные минуты, вскакивал вдруг всем на удивление, под выдуманным предлогом бежал прочь, кляня свою неуживчивость. Они обижались, хозяева дома, наговаривали излишнее за его спиной, и только кот утешал своего кормильца: "Попадаются, однако, некоторые, что принимают тебя без обиды, но таких мало, очень мало. Точнее, одна". А он отвечал на это:

– Всё равно мы их победим... Они не пройдут! Не пройдут‚ нет-нет!

Корифей откликался постукиванием хвоста по паркету: "Куда им..."

Было вяло, недвижно, тускловато – лампочкой придушенного накала, ряской на заглохшем пруду, в глубинах которого сильный неспешно пожирал слабого, но подступили иные времена‚ хмельная дозволенность, судороги великого передела‚ нежданные промыслы: огляделся – они снова тут. Шныристые. Всеразмерные. Непромокаемо-непотопляемые. "Вы это по принуждению? Или?.." – "Или‚ – отвечали с охотой, подсчитывая количество печатных знаков. – Мы – или".

Бегал с сачком по старой привычке‚ увертывался от невозможных звуков‚ но слепились воедино буквы, блеснули отточенным "з", словно пугающим лезвием в глубинах подворотни; "пре-зз-зентация" поползла по асфальту мохнатой гусеницей‚ оставляя липучую строку, убегали в страхе слабонервные эстеты, а он кричал яростно, беззвучно: "Не по сюжету живете‚ не по сюжету!.." И подал заявление на выезд. Приходили сочинители‚ спрашивали: "Чего вдруг?" Отвечал: "Долго объяснять. И сложно". – "А в двух словах?" – "В двух словах: не легло". Он беспокоил их своим присутствием, отвлекал и раздражал – черной мушкой в глазу: "Хоть бы скорее уехал..." Он уехал. Его провожали. "Мы-то без тебя обойдемся‚ – сказали с облегчением. – Обойдись ты без нас". Но хорошо им не стало…

3

Они лежат покойно на спинах‚ словно в больших надежных ладонях‚ взглядывают с интересом на этот мир. Отсюда‚ с нижней точки‚ со дна самого глубокого провала всё должно выглядеть внушительным на земле вожделения‚ всё великаньим‚ – если бы так!

Дело к вечеру. Солнце уходит за горы‚ утягивая за собой окрас горьких вод. Оступает прожитый день‚ как удаляются клином‚ в вышине‚ на неспешных маховых крыльях величавые отлетные птицы. Подступают сумерки‚ как подступает печаль. Вода покоит и расслабляет‚ нагоняя сон. Плавающий поодаль говорит мечтательно:

– Кажется‚ я куда-то не успел. Начинал наравне со всеми‚ все успели‚ а я нет... Какое блаженство!

Напевает недоступное пониманию:

– На пенсию вышел‚ сознанья уж нет. А может, и не было вовсе...

Прокручивается на спине‚ чтобы разглядеть тот берег‚ затаившийся в ожидании‚ громоздкость засушливых пустот, теснины накопленных обид. Жизнь проходит в тени той стороны, узлы ненависти не распутать‚ хоть ужмись в иные‚ непоместительные границы; налетит из пустыни беда, дохнет жаром, прольется на головы сухими струями – осыпью стрекозиных крыльев‚ утянет в неопробованные времена.

– Мы не любим, когда нас убивают. Они не любят, если убивают их. Так должно быть. Но почему они танцуют от радости и раздают сладости‚ когда мы хороним своих? Почему мы не танцуем?..

Джип с солдатами сворачивает с грунтовой патрульной дороги‚ катит неспешно по кромке воды. Едут давно и издалека: серые‚ пыльные‚ будто старческие‚ лица‚ пропотелые гимнастерки‚ ветром иссеченные глаза. Оглядывают купающихся‚ задерживают взгляд на неприкрытых женских прелестях: "pearl blue… hot pink… warm nude…"‚ облизывают пересохшие губы.

– Старик Аш-два-о‚ обучавший нас химии‚ выписывал в тетрадь мудрые изречения и в конце урока зачитывал в классе – поводом к размышлению: "То‚ что мы называем счастием‚ есть не что иное‚ как кратковременное отсутствие горестей". А мы веселились‚ дуралеи с дурандуями‚ к его огорчению.

Шпильман тоже прокручивается на спине:

– У нас для этого был Шпиц‚ учитель математики. Он говорил: "Мы с вами в потугах выживания. Весь мир в потугах‚ даже шалопай Шпильман". А мы‚ раззеваи с разболтаями‚ его не слушали.

– Шпильман – это кто?

– Шпильман – это я.

– Я тоже Шпильман‚ – сообщает Плавающий поодаль. – На каком предке разошлись наши пути? Фишель бен Аврум? Герш бен Фишель?

Шпильман подхватывает:

– Шолем бен Герш? Ушер бен Шолем?..

Ощущение родства‚ душевной близости – не подтвердить документами.

– Отец с матерью здесь? – интересуется Шпильман.

– Отец с матерью там. Сиротами посреди усопших – некому теперь навещать…

…родители, пуганые наши родители, унесли с собой тайну‚ не доверившись даже детям. Кого заклеймили. Когда промолчали. Как передрожали свой срок. Довелось ли и им одобрять, пригвождать‚ подписывать доносы и чистосердечные признания? "Они требовали для себя лишь ничтожной доли свободы‚ – выписывал Аш-два-о в пухлую свою тетрадь‚ – а именно права не говорить ничего…" Бедные наши родители‚ которых лишили доступа к детям‚ незамеченные люди неотмеченного поколения; жизнь прошла по заданной траектории‚ в запрете на толкования: "О чем говорить‚ когда не о чем говорить…"

Прошлое не нуждается в оправданиях.

– Кстати‚ где ваш кот?

– Вы знакомы с моим котом?

– Издалека.

– Кот здесь. В номере. А где ежик?

– Тоже в номере.

– Надо бы их представить друг другу.

Взревывает на стоянке автобус. С шипением отворяются двери. Выходят на берег ухоженные долгожители, на каждом красная шапочка с козырьком‚ чтобы не потерялся по дороге, на шапочках помечено "Tourclub" или "Clubtour" – с воды не разобрать. Неподалеку просеяли песок, обнаружили старинную монету с изображением Адриана, раскопали становище первобытного человека, который приезжал с семьей на отдых, – туда их и ведут.

Шагает гуськом заокеанский дом престарелых‚ выражением на лицах оповещает в молчании:

– Моя фамилия Мунес. Восемьдесят с хвостиком. Что у меня впереди? Одни только удачи. Что у других? Одни неприятности...

– Моя фамилия Санценбахер. Тот самый, девяносто без малого. Ненавязчивые речи. Очаровательные любезности. Добился всего‚ чего пожелал. Чего не желал‚ того не добивался...

– Берлимбе‚ Залман Берлимбе – редкая фамилия‚ да я и сам не часто встречаюсь. Ловок‚ уклончив‚ в меру пакостлив. Характер содержит противоречия‚ чем и выделяюсь среди прочих...

– Шмольц‚ мое почтение! Розалия Шмольц. А это мой муж – от людей стыдно. Шмольц он и есть Шмольц: что на работе‚ что в постели. Зачем он мне? Зачем я ему? Спросите что-нибудь попроще...

Позади всех везут инвалидную коляску. Разместилась под пледом улыбчивая‚ отмытая до белизны старушка, букельки из-под шапочки: