Паразитарий - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Азаров cтр.№ 59

— И в тебе нет милосердия? И ты хочешь, чтобы я умер. Я раньше не хотел верить, что Павел слишком правый христовый уклон — назидательной жестокости Тебе не занимать — великий Апостол!

— Скажу еще раз: твои помышления плотские, а они суть смерть. Только помышления духовные есть мир и жизнь…

— Что же мне делать?

— Надеяться. Надежда, когда ее видит человек, не есть надежда, ибо если кто ее видит, то чего же надеяться? Но, когда надеемся на то, чего не видим, тогда воистину ждем и веруем. Дух подкрепляет нас в немощах наших, ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно быть, но сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными.

— Нет сил даже надеяться…

— Ты растоптал самое главное, что было в тебе…

— Что именно?

— Именно… — с презрением прошептал Апостол. — Ты растоптал Любовь. Осквернил ее. Помни, у тебя может быть все — богатство, силы, надежда, но если не будет Любви — значит, ничего не будет. Я, Апостол Павел, без Любви — ничто. Если ты не обретешь Любовь, не будет у тебя ни веры, ни надежды, ни спасения…

— Моя Любовь умерла…

— Истинная Любовь бессмертна.

Мы — присмиревшие, до конца не отчаявшиеся, хитромудрые враги Бога! Мы в засаде у радиации, химизации, коллективизации. Окаймленные идеологическими и мнимонравственными удавками, мы на всякий случай обратились в верующих, а вдруг! А не для того мы обратились к Богу, чтобы легче управлять было безропотными, чтобы проще перенести смертельную дозу расщепленной материи, чтобы найти утешение в очередном самообмане. Чтобы смыть со своих уст позор блуда: "Господи, распятый Иисусе, не сходи с гвоздей своей доски, а вторично явишься, не суйся — все равно повесишься с тоски".

Я — в этом сонме неверующих, в этом шовинистическом, атеистическом, схоластическом полчище недочеловеков — и нет мне пощады, и нет прощения, и никакое покаяние меня не спасет…

— Снова гордыня обуяла тебя. Если ты умрешь, то за что? Истинная любовь может побудить человека отдать жизнь за друга, за родных, за свою семью, за великую идею, наконец. Но чудо Христа состояло в том, что он умер за грешников, которые стали врагами Бога. Это высшее проявление Любви — выше уже ничего не может быть.

— Значит, я должен умереть, чтобы лучше жилось Прахову и Хоботу, Агенобарбову и Любаше, Шурочке и Колдобину, чтобы изменить их отношение к Богу?

— Иисус не пришел, чтобы изменить отношение к Богу. Он пришел показать людям, каково это отношение и каким оно всегда было. Он пришел, чтобы неопровержимо доказать, что Бог есть Любовь.

Я долго блуждал по улицам и наконец забрел в букинистический магазин. В этот магазинчик я часто заходил и знал там все книжки наперечет, поэтому мог сразу обнаружить новые поступления. И вдруг среди богословской литературы я увидел алые томики. Они были небольшого размера, в мягкой обложке. Я схватил томики, тут же спросил, когда они поступили, и удивился ответу: "Всегда здесь были". Всего томиков было пятнадцать. Я бережно взял их в руки. Их, должно быть, никто в руках не держал, не раскрывал, так как плотные листочки, такой красивой бумаги я сроду не видел, были один к одному, точно склеены, и не разгибались. Я стал читать (это были толкования Нового Завета Уильяма Бартли) и ощутил неожиданно прилив сил и еще чего-то такого, что требовало от меня именно бережности и покоя. Я едва-едва прикасался к страничкам, они не шелестели, они отвечали мне ласковым прикосновением и от них шло белое сияние. Я обратил внимание на то, что на том месте, где стояли книжки, был листочек с ценой — триста шестьдесят рублей. Таких денег у меня не было, поскольку большую часть моих сбережений я подарил Топазику.

Я сразу обратил внимание на то, что последние пять томов были посвящены Посланиям Апостола Павла. Я стал листать эти томики, и каждая страница захватывала мое сердце: ко мне приходило то единственное освобождение души, в котором я нуждался. Мои деяния, как живые дети: они живут, взрослеют и умирают. Они не считаются с нашей волей. Нечистое деяние оставляет после себя потомство. Оно жаждет еще большего греха. Эти деяния ускоряют смерть. Когда Павел писал послания к коринфянам, преследования и казни христиан еще не проводились в широком масштабе, время мучеников еще не пришло. Христиане в то время страдали от остракизма и социальных гонений. Страх смерти всегда преследовал людей. В чем же сущность страха смерти? Страх перед неизвестностью или сознание своей греховности? А, может быть, смерть — увлекательное приключение, как это намерены объяснить мне Агенобарбов, Любаша и Шурочка. Я думал: пришло ли сейчас время мучеников или все же народ отделается легким остракизмом, голодом и нищетой. Я поражался той безропотности, с которой народ принимал лишения: полки магазинов были пусты, и надежды на появление продуктов не было. Все с нетерпением ждали лета, потому что летом можно было запастись травкой и корешками, свежей зеленью и ранними овощами. А, может быть, мученическая смерть будет разной, избирательной: одни будут тихо умирать от дистрофии, других потащат на виселицы и кресты, чтобы не роптали третьи, а четвертых и двадцатых будут потихоньку ссылать в рудники, в Заполярье, в военные подразделения.

В конечном итоге наступило время, думал я, когда почти все изображают несмышленых знатоков. Рассуждают, спорят, а о главном боятся заговорить. Главное засело в подсознании. Главное — это близкая смерть. Это индустриальное производство грехов. Все торопятся наблудить, напиться, нажраться, наворовать, награбить (это не одно и то же), обобрать близких, запастись чужим добром. Грех про запас! Кругом я вижу отчаянные бега к своим собственным смертям! Кто быстрее! Кто кого обгонит! Шидчаншин недавно мне сказал: "Еще неизвестно, кто из нас быстрее помрет, я или Прахов". Я не удивлюсь, если завтра узнаю о смерти Прахова, Агенобарбова, Любаши, Шурочки, Шубкина, Хобота, Литургиева, я кожей ощущаю их приговоренность. Их дни сочтены. И они этого не хотят знать. Точнее, они это знают, чувствуют, но гонят прочь от себя саму мысль о своей смерти, ибо пытаются заслониться от нее блудом, обжорством, лихоимством, грабежами!

Только мой прекрасный Топазик будет жить, и его крохотные ручонки окрепнут и, может быть, даст Бог, усилием воли отведут от себя и от других тот неминуемый грех, который ведет к гибели. И наконец, я нашел слова о том, какой должна быть любовь, чтобы она спасла каждого и вместе всех людей. И Павел вдруг заговорил о любви словами выросшего Топазика:

— Когда я только появился на свет, я увидел любовь совсем маленькой и как бы сквозь тусклое стекло. Это, наверное, оттого, что в подвале было темно. А когда мы переехали с мамой и бабушкой на новую квартиру, любовь стала большой и красивой…

Я хотел еще и дальше послушать, но ко мне подошла продавщица и сказала:

— Простите, мы закрываем магазин.

— Очень жаль, очень жаль, — лепетал я.

— Но вы можете взять нужные вам книги. И читать дома.