Паразитарий - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Азаров cтр.№ 111

— Ну а кожа для чего?

— Чисто прикладные нужды: кооперативные сандалетки, ремешки для мелких бесов, портмоне, сумки, чехлы для зелья от комаров, мазь для полетов на шабаши, корзинки для трав, вызывающих обмороки, рвоту, изжогу и рези в желудках.

— Мало вы совершаете убийств? Ошкуриваете кого попало…

— Нам нужна одухотворенная кожа. Кровоточащая. Такая кожа светится в ночи. В общем, это наше дело — знать, в каком сырье мы нуждаемся. Я же вас не спрашиваю, для чего вам надо встретиться с этим… Слышите, вас зовут. Я полетела. Пожелаете меня увидеть, позовите Зилу. Так меня зовут.

Меня действительно разыскивали. И когда я, улыбнувшись, сел за стол, Феликс Хобот сказал:

— А ты, оказывается, гусь. Не успел приехать, уже шашни завел. Мне такой прохиндей и нужен. Я с некоторых пор стал работодателем. Послушай, Хромейко, — обратился он к Горбунову, — зачислишь его по вспомогательному списку в штат на полставки.

— Хорошо, — сказал Горбунов. — А как же с письмом?

— Письмо я тебе сегодня дам. Даже сейчас.

Хобот удалился на несколько минут, а я между тем размышлял, связан ли Хобот с Зилой или сам по себе действует. Как бы то ни было, а я стал обладателем письма, в котором временно отменялось мое увольнение и говорилось о том, что я взят в штат вновь организованного объединения на четверть ставки. Слово «временно» было подчеркнуто красными чернилами, и оно меня сильно резануло. На сколько это — временно? Может, на день, а может, на два, а может, на десять лет? Точно читая мои мысли, Хобот сказал:

— Мы все здесь временные. Исторический период такой, что нету постоянства ни в чем. Посему не спрашивай, на какой срок я тебе даю отсрочку. Я всех бы перевел во временные. Исключая, конечно, рабочих и крестьян. Этих придется держать всегда: жрать-то постоянно надо и передвигаться надо постоянно. А остальных лучше держать на приколе. Нашалил — и отсрочка к черту полетела. Так что знай, чуть что перекосишь, сразу все по новой начнется. А теперь, Сечкин, пойди-ка вынеси вот тот горшок с нечистотами и подальше закопай дерьмо, иначе все сначала начнем…

Что сначала начнем, я не мог понять, да и не хотел думать, точнее не мог думать, поскольку от оскорбления, какое нанес мне Хобот, кровь прильнула к мозгам, грудь так расперло, что я себе места не находил, а Хобот хохотал мне в лицо:

— У нас все проходят проверку на вшивость! А ты как хотел? Без проверки? Я сейчас скажу Хромейке: "Пей из этого горшка", и он станет пить, а ты размышляешь, нести тебе горшок или нет. Не хочешь? Может, лбом стенку расшибить попробуешь? Только не об стенку моего дома. Вон сарайка. Там бетонные стены. Там можешь опробовать крепость своей глупой башки.

— Он пойдет. Пойдет, — сказал Горбунов. — Да иди же! — приказал он мне, и я машинально взял горшок в руки. Перед моими глазами серой тенью проскользнула тень пленного спартанца, а Горбунов продолжал говорить: — Я же знаю, что он не спартанец, и не аристократ! Он интеллигент в первом поколении, гуманитарий новой формации.

Я уж не помню, что случилось со мной, только я развернулся вдруг и пошел не в сторону дальнего угла дачного участка, а прямо к Горбунову, который по мере того, как я приближался к нему, все шире и шире раскрывал глаза. От меня не ускользнуло и то, что глазенки Хобота сузились и в них застыл смех, смешанный с ожиданием удовольствия. Подойдя к Горбунову вплотную, я вылил на его паршивую голову нечистоты, а горшок сунул ему в руки. Первым захохотал Хобот, его смех был подхвачен другими, и уже через секунду дачу шатало от смеха и перед моими глазами все кружилось, а этом кружении была жалкая головенка Горбунова, и мне было стыдно оттого, что я так поступил. Я даже сделал попытку подать ему ведро с водой, но он меня оттолкнул и убежал прочь.

В это время раздался звонок, и молодой прислужник пошел открывать калитку. К столу торопясь шел Хромейко.

— Феликс Трофимович, — сказал он, запыхавшись, — беда. Восстали все южные районы.

— Бросьте внутренние войска.

— Бросили. У них танки.

— Откуда танки?

— Какой-то военный кооператив продал им тысячу танков.

— Что за чушь собачья? Кто позволил? Кто разрешил? Кто смутил?

— Все те же.

— Евреи?

— На этот раз армяне.

— А что сверху?

— Никаких запретов и никаких указаний. Говорят, на ваше усмотрение. Ждут вас.

— Олухи царя небесного. Что ж, придется ехать.

Через двадцать минут мы сидели в машине, почему-то Хобот сказал: "И ты поедешь", и посмотрел на свою молодую жену. Может быть, просто не хотел оставлять меня на своей даче. Но вскоре я убедился, что иные силы заставили Хобота принять такое решение. Последним забрался в машину отмывшийся от нечистот Горбунов.

Не успели мы проехать и десяти километров, как у самого въезда в город, как раз неподалеку от ломбарда и комиссионного магазина, мотор заглох, и Феликс крепко выругался.

Едва я вылез из машины, как увидел женщину в черном плаще на красной подкладке. Женщина скосила слегка в нашу сторону, и я обомлел: это была Катрин. К удивлению Хобота и Горбунова, я побежал к ней и схватил ее за руку.

— Катрин, — сказал я. — Как же я счастлив снова вас увидеть! Куда вы тогда пропали?

Каково было мое удивление, когда Катрин сузила глаза и сказала, едва заметно улыбаясь:

— Я не Катрин. Я — Зила. Вы приняли решение?

— Да как вам сказать, надо все взвесить, посоветоваться…

— Что за чушь вы мелете? С кем вы намерены советоваться? С профсоюзами?

— Вы не сердитесь, но это так необычно. Я в первый раз в жизни общаюсь…

— С ведьмами, — подсказала Зила. — Откуда у вас такая самоуверенность?

— Степан Николаевич! — воскликнул Хобот. — Да представьте же, наконец, меня нашей прекрасной незнакомке.

— А мы с вами знакомы, — сказал, подавая ей руку, Горбунов. — Да у вас такая ледяная рука. Что с вами?

— Бросает то в жар, то в холод, — сказала Зила и расстегнула плащ.

— А вы так и не снимали с тех пор… — осклабился Горбунов.

Я был поражен, на Зиле была кольчуга Тимофеича.

— Это бронированный жилет. Сейчас в моду, представьте себе, входят бронированные жилеты. Простите, я тороплюсь.

— Далеко вы? Может, подвезем? Сейчас шофер устранит неисправность.

— Нет, мне здесь рядом. Я в ломбард или в комиссионку.

— Что вас заставляет ходить в такие места?

— Хочу сдать одну старинную вещичку и боюсь, сумеют ли они ее оценить.

— Покажите мне, я оценю любую драгоценность.