— Я тоже должен быть проклят?! — сквозь зубы проговорил Попов.
— Каждый, кто отмахнется от судьбы ребенка, от трагедии его родителей!
— Ну зачем так? — обратился ко мне Назаров. — Руганью мы не поможем делу. Судьба детей Серова и Коржева — это жестокое предупреждение всем нам, кто занимается подростковой преступностью. Кстати, если бы вы с Поповым, — обратился снова ко мне Назаров, — сумели в полемической форме раскрыть сущность этих двух преступлений, вы бы помогли нашему общему делу.
— В этой работе залог выживаемости человечества, — сел на своего конька Курбатов. — Одна деталь, которая меня поразила до глубины души: на доме, где убили Сережу, а это многоэтажная коробка, был огромный плакат: "Дадим шар земной детям". Какая жестокая ирония судьбы!
— Все это лирика, — с негодованием сказал Попов. — Коэффициент полезного действия от наших стараний бесконечно мал: дети вырастут такими, каково общество в целом. Если взрослые заняты грабежами, коррупцией, насилием, развратом, то, как бы мы ни старались, а большинство детей пойдет по пути старшего поколения, и именно тех, кто сегодня научился идти против своей совести.
Меня настораживает один из мотивов этих жутких преступлений. "Мы убили, чтобы сесть в тюрьму", — заявил один из подростков. "А для чего?" — спросили у него. "Чтобы попасть в братву…" То есть в преступную группировку подросток может попасть после соответствующей тюремной подготовки. Подростки так и рассчитывали: они к двадцати-двадцати трем годам пройдут хорошую школу преступлений и по выходе из нее смогут богато жить, зарабатывая, в частности, грабежами и заказными убийствами.
— Опыт показывает, — подтвердил Назаров, — большинство заказных убийств совершается молодыми людьми в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет, ранее судимыми и отбывшими срок наказаний за участие в убийствах и в других тяжких преступлениях.
— Я согласен с Поповым, — сказал я. — В этих детских преступлениях надо видеть глубинный социальный смысл. Это не просто убийства. Это явление и социально-идеологического порядка. Я специально порылся в романе Достоевского "Бесы" и во всей этой Нечаевской истории, простите, увидел жесткое сходство. Нечаев создал организацию под названием "Народная расправа" с целью "всеобщего разрушения". Заметьте, организация называется "расправой". В "Катехизисе" "Народной расправы" требовалось, чтобы каждый, кто вступит в организацию, "задавил бы в себе единой холодной страстью даже чувство чести, совести, родственной привязанности: надо убить мать, отца, сестру, брата — убей! В этом "Катехизисе" говорилось: "Наше дело — страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение" (Цит. по судебному отчету газеты "Голос",? 189 за 1871 г., с. 4). И вот потрясающая и любопытная деталь: "Революционерам предлагалось "соединиться с разбойничьим миром". У нынешних бандитов, участвующих в разбоях и грабежах, есть своя "революционная" беспощадная, социально-оправдательная идеология. Они и рассуждают так: "Должна быть восстановлена справедливость. Мы тоже хотим иметь возможность строить особняки, ездить на иномарках, отдыхать на Гавайских островах. Мы понимаем, что образованием и честным трудом этого никогда не достичь. Поэтому мы избрали тот путь, который поможет нам достичь цели. У власти должны быть сильные. Сильными не рождаются. Сильные создают себя. И лучше всего это делается в колониях. Там мы научимся бесстрашию и беспощадности…" Я имел возможность говорить со многими рецидивистами. Могу сказать, в большинстве своем это умные и крепкие люди. Больше того, в них есть и определенное благородство. Они по-своему честны: умеют держать слово и данное обещание. Они в определенной мере прекрасные организаторы и запросто могут оказаться в числе причастных к властным структурам. Сегодня количество таких потенциальных лидеров растет, и при определенных обстоятельствах они могут представить и социальную опасность. Вы улыбаетесь, а зря… Когда Достоевский написал роман "Бесы", "Петербургские ведомости" (? 6 от 6 января 1873 года) указывали на "нетипичность и нехарактерность изображенного в "Бесах", назвав их "фантасмагорией, созданной… больным воображением". Газета писала: "…фантастические призраки с нечеловеческой подлостью, глупостью и дикостью ни в каком обществе не могли бы играть такой роли, какая им представлена в романе".
Любопытно, когда я рассказал о подростковых злодеяниях в школе, мне тут же заявили некоторые педагоги: "Это нетипичное явление. Нельзя, опираясь на судебную хронику, говорить о педагогике, у которой свои воспитательные задачи… Мы имеем дело с нормальными детьми…" Между прочим, и Достоевского обвиняли в том, что он взял нетипичный для русского общества случай. А известный революционер Петр Никитич Ткачев, кстати, входивший с Нечаевым в руководящий комитет студенческого движения в Петербурге, крайне возмутился "клеветническим романом "Бесы", полагая, что Достоевский "обнаружил полное банкротство": "Он начинает переписывать судебную хронику, пугая и перевирая факты, и наивно воображает, будто он создает художественное произведение".
Я считаю убийства Серова и Коржева различными группами подростков явлением глубоко социальным и, я бы сказал, серьезным предостережением росткам сегодняшней демократии. Почему я говорю о различных группах подростков? Да потому, что в первом случае, представлены дети малоимущих, а во втором — подростки-убийцы из богатых семей. В обоих случаях подростки не раскаялись. Напротив, они с известной гордостью (как же, молодые львы, Робин Гуды!) отправились отбывать наказание. И еще один момент: в убийцы, типа нечаевцев, идут не одни шалопаи, а умные и образованные люди: "Я сам старый "нечаевец", — говорит о себе Достоевский, — стоял на эшафоте, приговоренный к смертной казни… Мы стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния… то дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только требующими раскаяния, но даже чем-то нас очищающим мученичеством, за которое многое нам простится".
Снова я хочу подчеркнуть: конечно, Достоевский и Нечаев не чета убийцам Серова и Коржева. Но какая-то, пусть незначительная, схожесть есть определенно.
Во-первых, никто из подростков не раскаялся, и в душе каждого из них захоронена тайная мысль о предстоящем мстительном реванше, когда, отбыв наказание, они смогут посчитаться с теми, кто их наказал. И здесь "виновниками" могут оказаться невинные. Реваншисты будут беспощадно разрушать, утверждая свои принципы справедливости.
Во-вторых, они твердо уверены, что поступают не безнравственно, ибо убеждены в том, что знаменитый ленинский лозунг "Грабь награбленное!" призывает их к вполне законному переделу собственности. Они не исключают такой возможности: когда станут богатыми, позаботятся и о детских приютах, и о домах для престарелых…
В-третьих, они верят, что число их сторонников растет, ибо гнев и недовольство народное они ощущают повсеместно.
— Я не согласен с вами, Владимир Петрович и Виктор Иванович, — как бы размышляя вслух, заметил Курбатов. — Мы здесь имеем дело не только с социальным явлением, но и прежде всего с семейно-педагогическим. Заметьте, в печати почти никогда не говорится о вине школы и семьи в злостных преступлениях подростков. В одной из газет я прочел очерк "Амазонки из 10 "А", где рассказывалось о пятерых школьницах, которые убивали мужчин, мстили за поруганную честь одной из подружек, кстати, заодно и грабили убитых. Как отреагировали директор и педагоги школы, где учились девицы-убийцы: "И правильно делали…"