Четвертый круг - читать онлайн книгу. Автор: Зоран Живкович cтр.№ 28

И воистину, порывом неодолимым влекомый, я не только движением решительным без боязни малейшей сорвал с себя рубаху льняную, наготой своей присоединившись к Марии и Мастеру моему, но и взгляд направил к оконцу узкому подвальному, единственному месту, где след тьмы прежней задержался еще, но не из боязни, что там какое-нибудь изумленное монашеское лицо увижу, привлеченное сиянием этим неожиданным, а именно из желания странного, чтобы так и случилось, чтобы посмотреть на него и взгляд ему вызывающий и мстительный послать.

В миг один в голове моей мелькнуло, что поведение это дерзкое не есть свойство существа моего тихого, воздержанного, что это из меня голос какой-то чужой, злорадный языком своим поганым говорит, но не было времени на колебания новые, ибо в мгновение следующее крик удвоенный восторга наивысшего из столба сияющего донесся, открыв, что приблизилось блаженство крайнее.

От вскрика этого восхищенного огонь тот, очарования полный, что в паху моем разгорался, стал быстро мне хребет сгорбленный лизать, чтобы достичь языками своими жаркими затылка и здесь выплеск божественный вызвать, от которого все тело мое вмиг судорогой сильной, уже забытой скорчило.

Но хоть и ничто это было перед тем, что в миг тот же с Марией и Мастером происходило. Два круга под ступнями их в одну фигуру слились, когда полностью соприкоснулись они, молниями уже не разделенные, от чего столб светящийся, фигуры их ярко обрисовывающий, полыхнул белым сиянием ослепительным, словно само указанье Господне.

То ли от блеска этого божественного, то ли от судороги блаженства, что соки жизненные из колодцев пересохших тела моего увядшего исторгла, однако глаза я закрыл. Но и так след сияющий не угасал под веками моими стиснутыми еще долго, пока последняя капля семени горячего из меня не вытекла и пока, ослабевший совсем, на колени я опять не опустился, дабы дух перевести.

Когда глаза открыл я, свет яркий, чарующий собой всю темницу заполнял. Но недолго продлилось это, ибо вскоре сияние меркнуть стало и распадаться сначала на круги и точки белые, потом на пятна призрачные бесцветные, и увидел я наконец, что вновь в темноте полной пребываю.

Никакой мысли, более подходящей, не пришло в мою голову смятенную, кроме как о наготе моей срамной, и начал я во мраке вокруг себя шарить в поисках рубахи льняной, которую я столь бесстыдно скинул с себя минут несколько или вечность целую тому назад — этого не мог я теперь разобрать.

Но бесполезность действия этого стыдливого очевидна стала, прежде чем я одежду сброшенную нашел. Даже если бы кто-нибудь еще со мной в темнице был, то наготу мою непристойную во мраке полном увидеть никак не мог бы. Однако никого, кроме меня, здесь не было — ни Марии, ни Мастера моего. Остался я один, чтобы чудесам, невольно мною пережитым, объяснение найти и в прегрешениях своих безмерных покаяться.

Я не могу снова выиграть, но должен продолжать играть!

Проклятое колесо подкупает меня, чтобы я его оставил в покое. Хочет кучей денег отвратить меня от намерения проникнуть, наконец, в его тайну — теперь, когда до нее рукой подать. Но деньги меня сейчас не волнуют, хотя я уже три месяца не плачу за квартиру и даже книги заложил, лишь бы успешно завершить свою осаду. В Смиляне ко мне отнеслись бы с презрением, если б узнали об этом, но не знают они, простодушные люди, что есть страдание…

А может, это колесо не откупается, а пытается сделать так, чтобы на меня обратили внимание и перестали пускать в казино, решив, что я нашел верный способ выигрывать — а боятся они этого, как дьявол креста. Вот так нынешней осенью запретили вход одному сгорбленному лысому математику из Вены, который все время что-то высчитывал и записывал тупым коротким карандашиком с обгрызенным концом, наивно полагая, что статистика ему поможет, и попутно по мелочи, но в течение многих месяцев выигрывая.

Говорят, что после этого бедолага покончил с собой, уверенный, что по отношению к нему совершена величайшая несправедливость, но гордый своим достижением. Не стоило его и трогать, потому что никакого секрета он не нашел — просто удача была на его стороне, но вскоре так же и отвернулась бы. Если б удача и меня захотела предать, я хоть раз бы проиграл. Однако, что касается меня — я точно знаю, что жалкая случайность не имеет никакой власти над колесом, поэтому мне нечего рассчитывать на ее могущество.

Худощавый крупье с крупной родинкой на переносице, бросающий шарик, уже начал вертеться и потеть, все чаще поглядывая на старшего стола. Но оттуда еще никакого сигнала тревоги не поступило, хотя седой господин в круглых очках, наметанным взглядом наблюдающий за ставками и игроками со своего возвышения, теперь обращает внимание в основном на меня. За годы, проведенные на своем месте, он насмотрелся на всевозможные взлеты и падения, порожденные этой дьявольской игрой, так что одиннадцать моих выигрышей подряд не особенно его взволновали. Подобные серии случались и раньше (и длились дольше), но лишь немногие оканчивались победой — он хорошо это знает и терпеливо ждет, с усмешкой превосходства на сморщенном лице, когда удача от меня отвернется. Будто все происходящее как-то связано с удачей!

Единственное, что его смущает, — это мое поведение. Я не произвожу впечатления удачливого игрока. Нет ни буйной радости с присущей итальянцам жестикуляцией, которой они сопровождают и гораздо меньшие выигрыши, ни, напротив, ледяного спокойствия, с которым крупные игроки с севера, редко заезжающие в Грац, принимают как успех, так и неудачу. С каждым новым броском шарика я все более напоминаю впавшего в отчаяние бедолагу, теряющего с последними деньгами последнюю надежду, хотя гора фишек передо мной растет. Но игра идет не на фишки; ставка здесь гораздо больше, правда, кроме меня и чертова колеса, об этом никто не догадывается.

Кажется, что безнадежность, все более охватывающую меня, выдержать было бы легче, если бы не густой табачный дым, который я совершенно не переношу. Он ест мне глаза и раздражает горло. Около меня совсем недавно сидел некий надменный штириец с густой бородой и толстым животом, судя по манере общения с крупье, — завсегдатай казино, почетный посетитель, явно пользующийся многими привилегиями из-за суммы, которую он готов проиграть, а также из-за чаевых, щедро раздаваемых направо и налево.

Он широко разбрасывал по столу фишки крупного достоинства, беззастенчиво расталкивая более скромных игроков и нередко сдвигая их ставки, и при этом оживленно размахивал длинной дорогой сигарой, стряхивая пепел во все стороны и пуская вокруг себя густые клубы дыма, часто — прямо мне в лицо. Он не то что не принимал во внимание мой громкий кашель — он его просто не замечал, как и незаметные движения прислуги, ловко убирающей за ним просыпанный пепел и извиняющейся вполголоса перед остальными игроками за столом.

Я не обращал на него внимания, равно как и на любого другого посетителя; они все, в общем-то, всего лишь играли, а то, что делал я, уж никак не было игрой. Однако когда он после особо значительного выигрыша в восторге хлопнул меня по плечу, поскольку я оказался под рукой, — словно я по меньшей мере его близкий друг, а не совершенно незнакомый человек, — а затем с довольным видом извлек из внутреннего кармана смокинга новую сигару и, цокая языком, начал разминать ее между пальцами, унизанными крупными золотыми кольцами, я должен был что-то предпринять, хотя прекрасно знал, что все это в конце концов обернется против меня.