Доктор Пул как ученый и библиофил возмущается и протестует:
– Но это же ужасно!
Вождь только посмеивается.
– Туда – «Феноменология духа»
[82]
, оттуда – хлеб. И притом чертовски вкусный.
Вождь откусывает еще ломоть. Тем временем доктор Пул нагибается и буквально выхватывает из пламени чудесный томик Шелли в одну двенадцатую листа.
– Слава б… – начинает он, но, вспомнив, по счастью, где находится, вовремя спохватывается. Засунув томик в карман, он обращается к вождю: – Но как же культура? Как же всеобщее наследие, как же человеческая мудрость, доставшаяся с таким трудом? Как же все то лучшее, о чем думали…
– Они не умеют читать, – с набитым ртом отвечает вождь. – Впрочем, это не совсем так. Мы учим их всех читать вот это.
Он указывает пальцем. Средний план, снятый с его точки: Лула с ямочками и всем прочим, но при этом с крупным «нет» на фартуке и двумя «нет» поменьше на груди.
– Вот все, что им нужно уметь прочесть. А теперь вперед, – приказывает он носильщикам.
В кадре носилки, которые протаскивают через дверной проем в то, что осталось от бывшей кофейни Билтмора. Здесь, в зловонном полумраке, два-три десятка женщин средних лет, молоденьких и просто девочек деловито ткут на примитивных станках вроде тех, какими пользуются индейцы Центральной Америки.
– Ни у одного из этих сосудов в последний раз детей не было, – объясняет вождь доктору Пулу. Потом хмурится и качает головой: – Они или производят на свет чудовищ, или бесплодны. Одному Велиалу ведомо, откуда нам брать рабочую силу.
Они движутся в глубь кофейни, минуют группу трех-четырехлетних детишек, за которыми присматривает пожилой сосуд с волчьей пастью и четырнадцатью пальцами на руках, и входят во второй зал, чуть меньше первого.
За кадром слышен хор юных голосов, декламирующих в унисон перв.ые фразы краткого Катехизиса
[83]
.
– Вопрос: какова главная цель человека? Ответ: главная цель человека – умилостивить Велиала
[84]
, мольбою отвратить Его злобу и как можно дольше избегать умерщвления.
Крупным планом лицо доктора Пула, на котором удивление постепенно сменяется ужасом. Затем дальний план с точки, где он стоит. Выстроившись в пять рядов по двенадцать человек в каждом, шестьдесят мальчиков и девочек тринадцати – пятнадцати лет застыли по стойке смирно и монотонно бубнят резкими визгливыми голосами. Лицом к ним на помосте сидит жирный человечек в длинном одеянии из черных и белых козлиных шкур и меховой шапке с жесткой кожаной оторочкой, к которой прикреплены средних размеров рожки. Его безбородое желтоватое лицо лоснится от обильного пота, который он беспрестанно утирает мохнатым рукавом своей рясы.
В кадре снова вождь; он наклоняется, трогает доктора Пула за плечо и шепчет:
– Это наш ведущий знаток сатанинских наук. Говорю тебе, что касается зловредного животного магнетизма, тут он просто мастер.
За кадром бессмысленно тараторят дети:
– Вопрос: на какую участь осужден человек? Ответ: Велиал для своего удовольствия из всех насельников земли выбрал лишь ныне живущих, чтоб осудить их на вечные муки.
– А почему у него рога? – осведомляется доктор Пул.
– Он – архимандрит, – поясняет вождь. – Его должны вотвот пожаловать третьим рогом.
Средний план: помост.
– Прекрасно, – произносит знаток сатанинских наук тонким визгливым голосом, похожим на голос невероятно самодовольного ребенка. – Прекрасно! – Он утирает лоб. – А теперь скажите, почему вы осуждены на вечные муки?
Короткое молчание. Потом, сперва вразнобой, затем громко и отчетливо, дети отвечают:
– Велиал развратил и растлил нас во всем нашем бытии. За этот разврат мы и осуждены Велиалом по заслугам.
Учитель одобрительно кивает и елейно скрипит:
– Такова непостижимая справедливость Повелителя Мух
[85]
.
– Аминь, – отзываются дети и делают рожки.
– А как насчет вашего долга по отношению к ближнему?
– Мой долг по отношению к ближнему, – звучит хор, – прикладывать все усилия, чтобы не дать ему сделать со мною то, что я сам хотел бы сделать с ним; повиноваться всем моим господам; всегда держать свое тело в целомудрии, исключая две недели после Велиалова дня, и исполнять свой долг в том звании, на которое Велиал соизволил меня обречь.
– Что есть церковь?
– Церковь – это тело, Велиал – его голова, а все одержимые – его члены.
– Очень хорошо, – снова утирая пот с лица, говорит наставник. – А теперь мне нужен юный сосуд.
Пробежав взглядом по рядам учеников, он указывает пальцем:
– Ты. Третий слева во втором ряду. Светловолосый сосуд. Подойди.
В кадре снова группа людей с носилками. В предвкушении развлечения носильщики ухмыляются, и даже полные губы вождя – очень красные и влажные на фоне черных завитков усов и бороды – расплываются в улыбке. Но Лула не улыбается. Она побледнела, прижала ладони ко рту и широко раскрытыми глазами наблюдает за происходящим с ужасом человека, которому уже доводилось проходить через подобное испытание. Доктор Пул смотрит на нее, потом на жертву; в кадре, снятом с его точки, мы видим, как девочка медленно приближается к помосту.
– Ближе, – повелительно скрипит детский голос. – Стань рядом со мной. А теперь повернись к классу.
Девочка повинуется.
Средний план: высокая, стройная девочка лет пятнадцати с лицом скандинавской мадонны. «Нет», – провозглашает фартук, подвязанный к поясу ее измятых шорт. «Нет, нет», – гласят заплаты на ее юных грудях.
Наставник осуждающе указывает на нее пальцем.
– Посмотрите, – сморщив лицо в гримасу отвращения, говорит он. – Видели вы что-либо столь же отталкивающее?
Он поворачивается к классу и скрипит: