За руку я провел отца в заднюю комнату. Кевин Эрз из «Софт Машин» сидел на высоком табурете и шептал в микрофон. Две девчонки-француженки из его группы кувыркались по всей сцене. Мы взяли по пинте горького пива. Я, к алкоголю не привыкший, сразу опьянел. Папа впал в уныние.
— Расстраивает меня твоя мама, — говорил он. — Никуда её не вытянешь, ничего она не хочет. Только благодаря моим недюжинным усилиям семья до сих пор не распалась. Не удивительно, что мне приходится прибегать к медитациям, чтобы сохранить здравый рассудок.
Я услужливо предложил:
— Почему бы вам в таком случае не развестись?
— Боюсь, что тебе это придется не по душе.
Нет, у них даже мысли о разводе не возникало. У нас, жителей окраины, о счастье мечтать не принято. Считается, что дружеская близость и взаимная терпимость вполне заменяют какое-то мифическое счастье: безопасность и спокойствие — вот лучшая награда за скуку. Я стиснул кулаки под столом. Не хотелось об этом думать. Еще многие годы минуют, прежде чем удастся мне отсюда вырваться — в город, в Лондон, где жизнь безгранична в своих соблазнах.
— Какой-то у меня мандраж, — признался папа. — Я же никогда не выступал. Ничего не знаю. Ни черта у меня не выйдет!
Семья Кей была побогаче нашей, и дом у них был побольше, с подъездной дорожкой, гаражом и машиной, в стороне от остальных. К нему вела от Бекенгем-Хай-стрит усаженная деревьями улица. Были в этом доме эркеры, мансарда, оранжерея, три спальни и центральное отопление.
Я не узнал Еву Кей, когда она встретила нас у двери, даже промелькнула мысль, что мы ошиблись адресом. На ней был пестрый восточный халат до пят, а волосы торчали во все стороны. Вокруг глаз она навела такие чернющие тени, что стала похожа на панду. Она вышла босиком, на ногах у неё красные ногти чередовались с зелеными.
Когда входная дверь была надежно заперта, и мы очутились в темном холле, Ева обняла папу и обцеловала ему все лицо, включая губы. Впервые в жизни я видел, чтобы папа целовался с удовольствием. Еще один сюрпризец: ничто не намекало на присутствие мистера Кей. Когда Ева двигалась, она, как сеятель, щедро рассыпала вокруг ароматы Востока, и шикарным своим оперением напоминала павлина, распушившего хвост. Я пытался сообразить, обладает ли Ева весьма утонченным вкусом, или больше всех выпендривается, но тут она и меня поцеловала в губы. Желудок у меня судорожно сжался. Потом, держа меня на расстоянии вытянутой руки, как пальто, которое она собирается примерить, Ева оглядела меня с ног до головы и сказала:
— Карим Эмир! Ты такой оригинальный, такой экзотичный! Это так кстати! И так тебе идет!
— Спасибо, миссис Кей! Если бы я знал, что вам это нравится, я бы надел маскарадный костюм.
— И язычок у тебя острый, прямо как у отца.
Я почувствовал, что за мной наблюдают, поднял глаза и заметил Чарли, её сына, который учился в моей школе в шестом классе и был почти на год старше меня. Он сидел на верхней ступеньке лестницы, прячась за перилами. Природа одарила этого малого такой невероятной красотой — прямым носом, румянейшими щеками и губами, напоминающими розовый бутон, что люди боялись к нему приблизиться, и зачастую он оставался в полном одиночестве. У мужчин и мальчиков случалась эрекция, когда они оказывались с ним в одной комнате, со второй половиной человечества это происходило даже оттого, что они находились в одной с ним стране. Женщины в его присутствии вздыхали, а учителя свирепели. Не так давно на школьном собрании, когда весь преподавательский состав уселся на сцене, как стая ворон, директор ударился в разглагольствования, вознося хвалы композитору Вогану Уильямсу. Нас намеревались усладить его фантазиями на тему «Зеленые Рукава». Когда наш религиозный наставник Ид подобострастно опустил иглу на пыльную пластинку, Чарли, стоявший в моем ряду, начал кивать и прошептал: «Слушайте, слушайте, начальнички!» «Что? Что такое?» — стали мы спрашивать друг у друга, и вскоре все разъяснилось. Едва директор запрокинул голову, дабы в полной мере насладиться нежными звуками сочинения Вогана Уильямса, свист и грохот вступительных аккордов битловской «Come together»
[6]
обрушились на школьную «верхушку». Пока Ид ломился через всю сцену обратно к проигрывателю, чтобы переставить пластинку, полшколы распевало: «… он от этого тащился и балдел… и в глазах его дымок косяка… и хайры его висят до колен…» Чарли за это высекли на глазах у всей школы.
Сейчас он кивал, каждые тридцать секунд опуская голову на дюйм в знак того, что я узнан. Собираясь к Еве, я совершенно не учел, что он может оказаться дома, поэтому, собственно, и заскочил в «Три тунца», надеясь его там найти.
— Рад тебя видеть, старик, — сказал он, медленно спускаясь по лестнице.
Он обнял папу и назвал его по имени. Какая в нем всегда уверенность, какой шик. Он пропустил нас в гостиную, проходя мимо него, я дрожал от волнения. Да, это вам не шахматный клуб.
Мама часто говорит, что Ева — противная ломака и хвастушка, и даже я признаю, что она немного смешна, но она — единственный человек старше тридцати, с кем я мог нормально разговаривать. Она всегда пребывала в хорошем настроении, но могла и вспылить. По крайней мере, она не прятала своих чувств за пуленепробиваемую броню, как остальные взрослые, которые меня окружали, зомби несчастные. Ей нравился третий альбом «Роллинг Стоунз». Она тащилась от группы «Third Ear Band»
[7]
. Она исполняла танцы Айседоры Дункан в нашей гостиной, а потом рассказывала мне, кто такая Айседора Дункан и к чему её привело пристрастие к длинным шарфам
[8]
. Ева была на последнем концерте группы Крим
[9]
. В школьном коридоре, перед тем, как мы разошлись по классам, Чарли рассказал нам о её последней выходке. Ева принесла яичницу с беконом ему в постель, где он спал с подружкой, и спросила, понравилось ли им заниматься любовью.
Когда она заезжала к нам домой, чтобы захватить папу в литературный кружок, она всегда заскакивала ко мне в комнату — прежде всего для того, чтобы одарить презрительной усмешкой портрет Марка Болана
[10]
.
— Что ты читаешь? Покажи свои новые книги! — требовала она. Однажды сказала: — Как тебе может нравится Керуак
[11]
, бедный ты мой девственник? Знаешь, как блестяще охарактеризовал его Трумэн Капоте
[12]
?