Как, к примеру, тебе, подумал Никита.
«Но может, опять-таки, если захочет, — задумчиво посмотрел на сопровождавшую их вдоль Рублевки огромную золотую (как исполнившееся желание) луну Савва, — все и отнять, включая жизнь, то есть выступить в роли рока, фатума, судьбы, положив х… на Конституцию, прокуратуру, УК, ГК, Верховный Суд, парламент, правительство и т. д. А еще, — сказал Савва, — его загадка в том, что он плевать хотел, что говорят сейчас и скажут о нем потом люди, что напишут в газетах и учебниках истории. Может быть, он вообще об этом не думает, и все эти гениальные мысли, глубокие ходы, крутые интриги, то есть все то, что приписывают ему люди, не имеет к нему ни малейшего отношения».
«В чем же здесь загадка?» — удивился Никита.
«А в том, — неожиданно разозлился Савва, — что власть, как “вещь в себе”, как neverendind process обеспечивается только тогда, когда слова “Кто был никем, тот станет всем” звучат в сердце каждого гражданина. Народ наивно полагает, что Ремир, как некогда Сталин, может дать “все” сразу всем, что у него в кармане, так сказать, волшебная палочка. Так что Ремиру остается всего-ничего: не разочаровать народ, который, — усмехнулся Савва, — не может взять в толк, что у него, Ремира, как, впрочем, и у Сталина, на весь народ все равно не хватит»…
«Как же не разочаровывать народ, если на всех один х… не хватит?» — уточнил Никита.
«Одним давать, а у других отнимать — это слишком просто, — ответил Савва. — Это мог и первый, и второй, и этот… с рыбьей мордой… как его… забыл… Чтобы не разочаровать народ, надо действовать так: сначала каким-то людишкам дать, а потом отнять. А чтобы народ не просто не разочаровался, а еще больше зачаровался, надо этих людишек того… Загадок много, а разгадка одна», — вдруг произнес упавшим голосом Савва.
«Не томи», — попросил Никита.
«Разгадка в том, — продолжил не просто упавшим, а разбившимся, как если бы он был зеркалом, голосом Савва, — что народ самовыражается через личность правителя. Вот наш народ и выразился»…
…Или взять такой, введенный Саввой в политологию, термин, как «документальная пропаганда».
Любое, самое дикое и непотребное обвинение против кого-либо могло быть наглядно подтверждено с помощью мгновенно изготавливаемого ради этого случая абсолютно подлинного документа. Вдруг выяснялось, что страшный этот червь-документ двигался (полз) по учреждениям своим путем, пока, наконец, какой-нибудь верный сын России, соратник президента, друг народа, враг мирового зла не протыкал его копьем, как Георгий Победоносец змея (червя), не отрубал ему, как Персей Медузе-Горгоне, ядовитую башку.
Как правило, для этой цели изготавливался всего один документ, но такой (в прямом и переносном смысле) «убойной» силы, что уже никаких пояснений, полемик, публицистических статей в газетах и ТВ-обличений не требовалось.
Документ свидетельствовал сам за себя, как не остывшая печь Освенцима, как дымящийся горячей кровью жертвы нож, только что вырванный из рук убийцы.
Взять хотя бы перехваченное письмо Енота в Рейкьявик Верховному Троллю, существование которого (как и Верховного Эльфа, а также Генералиссимуса гоблинов) было официально подтверждено Римским Папой в седьмом году третьего тысячелетия.
Этот Тролль контролировал добычу не только золота и прочих полезных искапаемых, но и нефти, то есть, по сути дела являлся самым главным «естественным монополистом» человечества. Две тысячи лет он сидел тише воды ниже травы, а в ночь с тридцатого апреля на первое мая 2007 года вдруг обратился к человечеству по каналу МTV, что, мол, ресурсы земли на исходе и что, стало быть, он, Верховный Тролль, вводит «карточную систему» на их дальнейшую разработку.
Все, кто увидел на экране странную трехглазую складчато-квадратную физиономию с окладистой фосфоресцирующей бородой, решили, что это выступает какой-то новый певец, или демонстрируют очередной экологический ролик. Однако на следующий день практически повсеместно — от Арктики до Патагонии — вышли из строя по неизвестным причинам роторные экскаваторы, цепь точечных землетрясений наглухо запечатала большинство шахт и карьеров.
Вот этому-то Верховному Троллю и накатал Енот письмецо с просьбой «во имя демократии и охраны окружающей среды» окончательно урезать российскую «долю» нефтяного пирога, чтобы, значит, уровень жизни народа снизился до такой степени, чтобы народ взбесился, как он взбесился в 2007 году (когда Тролль урезал в первый раз).
Тогда народ сам не заметил, как смахнул со стола власти очередного президента России, странного, неуловимого (в смысле предпочтений) паренька, тонким голосом и зализанным своим обликом напоминавшего… дворецкого. Власть досталась ему совершенно случайно, и народ по всегдашней своей привычке сначала (неизвестно за что) сильно его полюбил, но вскоре (по вечной схеме) еще сильнее возненавидел.
После обнародования письма Еноту оставалось только застрелиться, немедленно убежать из страны, он же взялся доказывать, что никакого письма не писал, что любит Родину и т. д., то есть упорствовал в недоказуемом, истощая терпение людей, охотно верящих во все, кроме истины.
Савва никогда не делился с Никитой своими планами по переустройству России, не рассказывал, какие советы дает президенту. Никита самостоятельно постигал его программу, если конечно, ее можно было назвать программой и если Никита правильно ее постигал.
Никита с Саввой не понимали друг друга, как не понимают друг друга убежденный трезвеник и убежденный пьяница. Для одного вино — скверна, смерть. Для другого — радость, жизнь.
«Утопление пути в тумане надежд», между тем, по мнению Саввы, являлось всего лишь приуготовлением к следующему организационному действу, которое он определял как «возвращение смысла».
Из шести слов: «утопление», «путь», «туман», «надежда», «возвращение», «смысл» в голове у Никиты почему-то составился образ всплывающего утопленника. У смысла-утопленника были выпученные (или, наоборот, зияющие, вырванные раками) глаза, синее раздувшееся как дирижабль тело, зеленые косицы водорослей. Он был ужасен, утопленник-смысл, и люди, глядя на него, раскинувшегося на берегу, крестились. Им и в голову не могло прийти, что смысл вытащили не для того, чтобы похоронить, как положено, а… чтобы он ожил. И не просто ожил, а взялся командовать этими самыми людьми.
Савве, естественно, все виделось по другому.
Кошмарный безглазый со свисающими зелеными космами смысл казался ему полным сил и энергии богатырем, вставшим не из вонючей пучины, а из хрустального гроба.
После того, утверждал Савва, как в течение многих лет все произносимые властью слова народ воспринимал как ложь, бред, ничто (в лучшем случае — нечто), отсутствие, пустоту и т. д., словам (после ряда мероприятий по изменению, как выразился Савва, рельефа реальности) возвращался их истинный, первозданный смысл.
В самом деле, слово в одном рельефе представлявшееся воробьем, которого не поймаешь, в другом — оказывалось соколом, разящим без промаха, в третьем — мудрым вороном, живущим триста лет и три года. Слово, бывшее, так сказать, картонной саблей, которой никого невозможно зарубить, как, впрочем, и напугать, вдруг превращалось в саблю острую, булатную, которой можно было запросто снести башку.