В блаженном угаре - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Кэмпион, Анна Кэмпион cтр.№ 8

В Индии я почти всегда просыпалась вместе со всеми, ни раньше, ни позже. Кстати, индианки не понимают упорного желания нас, западных, уединиться, интересно, когда им самим удается себя ублажить, если приспичит? Спросить я так и не решилась. У нас здесь в Австралии все по графику, рационально: «Что ты сейчас делаешь, над чем работаешь, а планы на завтра?» Ни тебе звона колокольчиков, никто не поет и не танцует, все какое-то пресное, все не в радость. Нет простора для души, только бесконечный круговорот нудных дел, которые делаются через силу. А ведь все так просто — только открой чакру сердца… Чтоб их всех… Пора вставать! И поучить маму и Пусс основам медитации. Мы выйдем на улицу, да, лучше всего это делать на лоне природы. Солнце здорово помогает абстрагироваться и сосредоточиться на дыхании… найти верный ритм дыхания действительно трудно, главное — научить их различать этот звук, шорох волны, накатывающей на гальку… только бы суметь все как следует объяснить, чтобы поняли, вошли во вкус!

Девятнадцатое декабря. В то утро мне было так хорошо, просто супер. Ничего не подозревая, я снова задремала, погрузилась в медитацию, сон тоже очень похож на то состояние… Разбудили меня мама и Пусс — ворвались в комнату, сияя улыбками. Как это было клево — видеть их такими веселыми. Я выскочила из кровати и обеих расцеловала, потом поставила кассету с индийскими «рага» [13] и начала танцевать под флейту и их тоже завертела-закружила. Слышу, мама говорит: «Смотри, смотри, она такая же, как прежде», и тоже старательно кружится, подражая этой моей мистической пляске дервиша, [14] потом падает еле дыша на диван перед телевизором, рядом с Пусс, размахивая в такт пузырьком с таблетками вентолина.

Продолжая подпрыгивать и вертеться, я говорю:

— Пойду навещу папулю.

— Рут, детка, папу пока не стоит беспокоить.

— Да-да, он еще спит, не ходи к нему.

А глаза и у той, и у той какие-то испуганные.

— Черт, ему стало хуже, да? — Я выскакиваю за дверь и несусь по коридору, они — уже в полной панике — за мной.

— Он действительно неважно… не очень хорошо себя чувствует.

Я прошу их прекратить, я же не собираюсь будить его. Тогда они разворачиваются и идут на кухню, а я дальше, и вот уже тихонечко открываю дверь папиной спальни. Но постель пуста! Я слышу голоса за окном и зову:

— Папа!

Он не отвечает, он, прямо в пижаме, стоит на лужайке и, лихо замахнувшись, бьет клюшкой для гольфа по мячу. Мяч пролетает совсем близко от окна, я даже отскакиваю, и потом — голос Билл-Билла:

— Попал.

Тут отец замечает меня и застывает — лицо сразу белое-белое, он чуть не падает от внезапного испуга. Я смотрю то на дядю, то на него.

— Значит, ты не умираешь, папочка?

Он очень внимательно разглядывает клюшку:

— Нет. И ты что же, не рада?

— Рада, конечно, но… почему вы меня обманули?! Почему, объясни!

В ответ — молчок.

Отец с угрюмым видом снова размахивается и лупит по мячу.

Вот гадство! Ч-черт, подлые сволочи, я в полном шоке, топчусь зачем-то у кровати. Все тело наливается свинцовой тяжестью. Закрываю глаза: нет, мне все это только кажется, на самом деле ничего этого не происходит… Ноги, в них будто впиваются изнутри сотни иголочек, перед глазами мельтешат цветные пятна. Но тут до ушей моих доносится слабый шум, откуда-то издалека, и я открываю глаза. Это что еще такое?

Наконец до меня доходит: по дороге катят в клубах пыли две машины, и катят они сюда, к нам. Одну я узнаю сразу, это Тима, пытаюсь зачем-то рассмотреть вторую, а сама просто бешусь от злости, жутко бешусь. И ради чего я приперлась в эту дыру?

Мой взгляд натыкается на Билл-Билла: он пробует жонглировать мячиками, но все время их роняет.

Плюх-плюх. Тупо смотрю, как они падают, и начинаю дико хохотать. Плюх. Дядя оборачивается — с таким видом, будто это я накликала на него все беды в этой жизни.

— Рути, мы все тут за тебя испереживались.

— Интересно, почему?

Он шмыгает курносым своим носом.

— Есть тут у нас один человек… тебе было бы очень полезно с ним побеседовать.

— Да ну? И кто же это?

— Короче, хотим удостовериться, что тебя не занесло куда-нибудь… не в ту колею.

Я стискиваю зубы:

— Не в ту колею?

О г-господи! Мне бы промолчать, пусть бы и дальше нес всякую муру, но я сорвалась:

— Значит, тебе точно известно, какая колея — та? Вот обрадовал, дядюшка, да пошли вы все на фиг!

Они с отцом разом упрямо прищуриваются: не глаза, а поросячьи щелочки.

— Рут, с тобой только поговорят.

— Это нечестно, папа, кто так делает? Короче, я забираю твою «тойоту», доеду на ней, куда нужно, а потом продам.

Они ржут. Я тоже. Но мне, если честно, не до смеха: такое чувство, что это — совершенно чужие люди и они презирают меня, как какую-то убогую дурочку. От страха к глазам подступают слезы, я твержу отцу, что должна уехать, должна. Все мое тело, каждая клеточка вопит: беги отсюда!

Беги. Скорее. Но куда бежать и что делать? Что?! Я все еще стою как столб на месте, а рядом уже хлопают дверцы машины. Оттуда вылезают Ивонна, Тодди, Фабио, какой-то дядька, а последним выползает Робби. Они пересекают лужайку, у всех улыбки — до ушей. А до дома — всего несколько метров, ключи от «тойоты» должны быть где-то возле отцовского одра (ха-ха-ха!), скорее всего, на самой кровати. Проверяю взглядом окно: все еще открыто. «Действуй», — вспоминаю я.

Я бегу. Папа кидается вслед за мной. Вот уже одна моя коленка на подоконнике, я пытаюсь подтянуться. Но чувствую, как отец вцепляется мне в спину… Я резко отталкиваю его, тогда он хватает меня за ногу и за край сари, я падаю на него, потом оба мы падаем на землю, суча руками и ногами, как какие-то букашки.

— Снимай, к черту, это тряпье, эту поганую простыню, девочка! — орет он.

Мы, яростно сцепившись, катаемся по земле.

— Как ты смеешь! — воплю я. Он рычит в ответ.

Ч-черт, мы точно два барана! Я уже почти выдохлась, сейчас он положит меня на лопатки. Но ничего подобного, вместо этого он пытается развернуть мое сари.

— Ч-черт! Да прекрати же наконец! Отпусти меня, папа!

Ну как же, отпустит он! Он… он сам начинает в него заворачиваться! Нет, я не могу допустить подобного унижения!

— Ты останешься здесь, на ферме, и все-е-е выслушаешь.

Я рычу и снова падаю на землю. Билл-Билл похлопывает моего развоевавшегося папулю (тоже мне Рэмбо!) по плечу: