Они сидят и играют в карты, сын и отец.
Странное двойное изображение. Отражение снимающего накладывается на играющих в карты. Мальчик, раскладывающий на столе карты, как две капли воды похож на уменьшенную копию снимающего.
Я наклоняюсь и выключаю телевизор.
Я швыряю компьютером в дверь. По полу разлетаются осколки стекла и куски пластмассы.
Никто не отвечает.
Сижу на диване и думаю.
Мне хочется спать. Я закрываю глаза, но вижу перед собой мальчика, играющего в карты с отцом. Пытаюсь думать о Хенни. О ее руках, тонких запястьях. Губы ее произносят фразу, но я не могу понять, что она говорит.
Все исчезает.
Я дрыгаю в воздухе ногами и просыпаюсь на полу, в голове у меня туман.
Ем кусочки сахара.
Что сейчас, ночь?
Повсюду тихо.
«Это твой дом. Не надейся, что кто-нибудь придет сюда».
Я допиваю из бутылки последние теплые остатки колы.
От жажды у меня уже горит весь рот.
Большая блестящая дверь.
Тишина.
Я стучу в стены.
Никто не слышит.
Я хожу по комнате и строю планы побега. Пожар. Лопается водопроводная труба, вода заполняет комнату, течет между половицами в остальную часть здания.
Комендант здания. Я вижу его лицо. Он медленно спускается по лестнице. Слышит звук текущей воды.
Открывает дверь своим ключом. Вода бурно вырывается наружу.
Мысли плывут вместе с водой.
Тело вяло пытается поспеть за мыслями.
Сижу на диване. Снова засыпаю.
Какое сейчас время суток? Когда я проснулся? Компьютер и телевизор разбиты.
Самое страшное – это просыпаться.
Цементный пол, серые стены. На полу обломки разбитых вещей. Это все.
В углу висит нагреватель для воды. Под потолком. Почему он висит там? Воды в подвале нет. Я нахожу щетку на длинной ручке, швабру, и начинаю бить ею по нагревателю. Белая эмаль откалывается. Я бью сильнее. Ручка швабры ломается, в палец впивается заноза, течет кровь.
Брошенный стул летит через всю комнату. Нагреватель срывается с крепления. По стене течет вода. Растекается по полу. Я сижу на диване и смотрю на растекающуюся воду. Она образует на полу лужу. Я поджимаю ноги. Сижу и смотрю на воду.
Но вдруг она перестает течь.
Маленькая лужица тепловатой воды. Это все. Никакого наводнения, ничего похожего. Только маленькая лужица.
В подвале становится холодно, я укрываюсь подушками с дивана. Чувствую, что наступила ночь. От лужи на полу тянет холодом.
Смотрю на пустую бутылку. Роберт не пил ничего. Все выпил я.
Какой же я дурак!
Я вспоминаю вкус тепловатой колы. И понимаю, что это был вкус снотворного.
Он много лет следил за мной. Поэтому он не удивился, когда я позвонил ему. Он знал, что я позвоню, рано или поздно. Он жил в ожидании этого разговора и точно знал, что он скажет и что сделает.
У него все было обдумано заранее, все, до мельчайших деталей. Все подготовлено. Он все продумал. Я – его безумие.
Комната превратилась в вакуум. Я лежу и смотрю на блестящую дверь. Здесь все было продумано заранее. Он знал, что я буду чувствовать и как буду действовать.
Мне не хочется думать об этом. Я встаю и начинаю бегать по кругу. После нескольких кругов силы оставляют меня.
Не могу. Ничего.
Жажда.
Мамино лицо. Она лежит на кровати в старом халате. Я ложусь на кровать рядом с ней, прижимаюсь лицом к ее спине. Слушаю за ребрами ее дыхание. Ток крови.
Она говорит:
– Ты сможешь, если захочешь.
Я вскакиваю и начинаю колотить в дверь. Колочу кулаками по металлу. До крови обдираю кожу.
Опускаюсь на пол, бранюсь и плачу. Боль, как электрический ток, пробегает по телу.
Слизистая горит.
Чертова жажда.
Здесь ничего нет.
Все вычищено, выскоблено.
Я испытываю только жажду.
Это не сон. Я не сплю.
Есть другой.
Сны. Нет. Есть. Один. Другой.
Я фантазирую.
Кажется, это так называется.
Это.
То, что я делаю.
Мысленно. Изображаю движения, дороги, дом.
Фонарь!
Смотри! Там! Река и мост.
Я перехожу через мост и попадаю в маленький деревянный городок.
Раннее утро.
Я искал мать Роберта, Гюнн Аск. Перешел через мост. Грохот водопада оглушил меня, несколько минут я стоял и смотрел на несущуюся в белом наряде воду. Старый город с запутанными кварталами желтых деревянных домов. Я чувствовал, что за маленькими окнами кто-то прячется и наблюдает за мной.
Я смотрел в землю, мне хотелось убежать прочь.
Узкая, посыпанная гравием дорожка вела к дому, в котором жила Гюнн Аск. По обеим сторонам дорожки росли березы. Я остановился, чтобы все рассмотреть: сарай, жилой дом. Когда-то это была маленькая ферма, подумал я.
Перед крыльцом был припаркован хилый «фольксваген». В переднем крыле зияла дырка. Дверца машины была отворена. Наверное, она забыла ее запереть. Я подошел к машине. Через стекло увидел на переднем сиденье что-то красное. Футляр для ключей, подумал я и заглянул в машину. Поднял футляр для ключей, он был гладкий и мокрый, я поднес его к глазам.
Это был человеческий язык.
С языком в руке я пошел к дому. Открыл дверь, вошел в прихожую. Громко позвал ее: Гюнн, Гюнн, но мне никто не ответил. Я заглянул в кухню. Там пахло свежим хлебом. На кухонном столе лежала раскрытая газета. В этой уютной кухне никого не было. Лестница вела на второй этаж.
Я открыл двери спальни.
Она лежала на животе. Ее одежда была изрезана в клочья, на меня смотрела голая спина, ляжки и голени. Я подошел к Гюнн Аск. В ее коже виднелись крохотные дырочки, как от сотни булавок. Я выронил язык. Он покатился под кровать.
Взяв Гюнн за плечи, я повернул ее на спину. Рот ее был широко открыт, языка в нем не было.
Послышался звук сирен, я испугался и выбежал из дома, побежал в лес. Нашел домик в лесу.
Отец стоял у окна и курил. Пускал струи дыма в оконное стекло. Я подошел к самому окну.
Он смотрел на меня сверху вниз.
– Это ты ее убил? – спросил я.
Он кивнул.
– Зачем? – спросил я и заплакал.