Доктор болен - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Берджесс cтр.№ 27

— Возьмем, например, слово arse, — громко предложил Эдвин. — Оно превратилось в bottle and glass [54] . Таким образом, это форма апокопы [55] с целью ввести в заблуждение. Но и само слово bottle прошло через тот же процесс, превратившись в Aristotle. Вновь прибегнув к апокопе, получаем в конце концов aris. Вот как изначально возникло это слово, так что в целостном процессе, видимо, необходимости нет. Кстати, я выбрал весьма исключительный случай, но на его примере вы видите…

— Случай точно исключительный, — согласился сержант. — Значит, это и есть ваша лекция? Грязь и непристойность. Так я и думал, тут что-то неладное происходит. Все получили предупреждение, — предупредил он. — Просто посматривайте за собой, вот и все. — Мужчины тяжело удалились. Четверка в ботинках поднялась по лестнице, снова послышалась на потолке, потом топот утих. Аудитория облегченно вздохнула, разбилась на отдельных сомнительных типов с вонючими ртами, воющих насчет выпивки. Эдвин окликнул их:

— Стойте! Никто вам разрешения не давал. Я класс не распускал. — И стукнул кулаком по дощатой стойке.

— Все в порядке, перфессер, — сказал Гарри Стоун. — Полегсе теперь. Вы свое дело сделали. Хотя, — оговорился он, — не надо бы таки употреблять это самое слово. Всему есть свой предел, как говорит серзант. Мозно было бы вместо него какое-то другое сказать. Это слиском.

У входных дверей был выставлен дозорный — молчаливый человечек с напряженным лицом герцога Виндзора, — и прерванная выпивка возобновилась. Эдвин, однако, надулся.

— Неодушевленный предмет, — мрачно изрек он. — Нечто использованное, вот что я такое, нечто использованное, а потом выброшенное.

Гарри Стоун, толкнув его, страстно сказал:

— Вам ессе выпадет санс, хоть мы надеемся, сто нет. Если закон снова явится, все это отребье опять будет слусать, а вы продолзайте, где остановились. А покуда, — предложил он, — смотрите на всех этих пьянис, как на благодарных усяссихся, рассевсихся перед вами за стойкой. Надо их напоить, — лихорадочно говорил он, колотя Эдвина. — Быстро всех напоить. Стобы в осереди никого не торсяло, если мы вдруг полусим сигнал.

Близнецы Стоун, впрочем, старались выразить Эдвину благодарность, ловко суетясь. Чтоб доставить ему удовольствие, рассказывали анекдоты, сомнительные байки, подсыпая сырые автобиографические куски. Оба были, коротко говоря, с Востока. Оба служили в торговом флоте. Оба ничем долго не занимались. Лео был одно время ребенком-артистом, играл в «Питере Пэне» в гастрольных поездках, и — до ломки голоса — дружком мужчины, игравшего мистера Дарлинга. Он готовился в комики, был каталой, фиктивным санитарным инспектором, официантом, матросом, торговал на рынке средством от облысения; продавал вразнос, шустро вставляя ногу в открытую дверь, ворованные энциклопедии, японские рубашки и собачий корм; жарил чипсы из картошки на машинном масле, держал клубы, банкротился. Гарри служил у букмекера на побегушках, корабельным стюардом, охотно поставляя секс вместе с утренним чаем; мойщиком посуды, поваром; разносил рождественские открытки, жил на содержании, натаскивал грейхаундов [56] , торговал в розницу дешевыми летними платьями, был официантом железнодорожного вагона-ресторана, помощником в рыбной лавке, поставлял нелегальным колбасникам колбасную оболочку, демонстрировал действие пятновыводителя. Но хотя каждый в основном шел собственным путем, зов близнячества, — который глубже любви, — нередко сводил их в катастрофических предприятиях дома и дважды за рубежом. Когда предстояло держать ответ, избирался, как правило, Лео. Тюремную жизнь он считал сносной при условии кратких и не слишком частых отсидок, — страсть к подобному мазохизму шла из дома рабства, из земли египетской.

Гарри рассказывал о победах над богатыми старыми телками, когда он был красивый, с полной головой курчавых волос; об оживлении слишком смирных грейхаундов путем укола, об усмирении оживленных грейхаундов путем доброй выпивки; о том времени, когда он был единственным жидом в Лондоне, вступившим одновременно в фашистскую и в коммунистическую партию; о краткой утренней возне с медсестрами-австралийками в солдатских бараках во время войны; о том, как распознать свежесть селедки; о технике игры в крестики-нолики; о своей встрече однажды с палачом-сомалийцем, оплакивавшим невозможность отомстить своей жертве, которая in articulo mortis [57] плюнула ему в глаза. Лео рассуждал о влюбчивости; о том, как важно, что будет потом, и об особой роли команды на корабле; о том, как отличить орла от решки по чистому звуку; о частной жизни шекспировских актеров; об извращениях в Гамбурге; о тайской акробатке, с которой он жил; о великих гангстерах вроде Большого Гарри, Сноба Тони, Шустрого Германа и Пирелли; о Кверте Юиопе, Короле Пишмашинки. Спиртное тем временем кончилось, из темных боковых дверей были раздобыты бутылки с неизвестными этикетками, а Шейла не появлялась. Притащилась Рената, опьяневшая от кислой капусты, шлепнула на стойку сдачу Эдвина и объявила:

— Себя теперь куплю я для. Доппель джин. — Эдвин все больше злился, а за стойкой бара раскатывались и звенели четыре разных акцента.

Как раз в тот момент по лестнице, без труда миновав дозорного, спускались четверо членов мафии, толкавшей котлы, о чем шепотом сообщил Гарри Стоун. Эдвин, ученый филолог, знал, что такое «котлы», — дешевые контрабандные часы с гарантированным на пару дней ходом. Четверо мужчин, хоть и пьяные, хорошо выглядели для своего промысла. Один — светловолосый, с крупным костяком, красивый, как кинозвезда, в твидовом костюме и в очень хорошем реглане, однако с топкими губами и безумными глазами. Другой — огромный, бочкообразный и как бы готовый заплакать, — полюбился Эдвину благодаря тому факту, что тоже был в пижаме под хорошо заглаженными складками спортивной куртки (подпоясанный шнуром от пижамы, как бы тянувшимся из его собственного пупка), в распущенном галстуке, в дождевике. Третий, очень угрюмый, нес большой громыхающий «гладстон» [58] . Четвертый по имени Джок был сильно изуродован, должно быть в драках в Горбалсе [59] . Эти четверо принесли свою выпивку — виски в плоских фляжках — и, похоже, пришли только ради компании. Красивый блондин с безумными глазами заказал музыку.