Валютный извозчик - читать онлайн книгу. Автор: Олег Агранянц cтр.№ 58

Я расстегнул ремень.

— Вы действительно собираетесь меня пороть? Меня никогда не пороли.

— Начать никогда не поздно.

Она покорно села на диван:

— Очки снимать?

— Сначала штаны.

— Вы садист?

— Нет. Мне нужны кое-какие сведения, а ты ведешь себя невежливо, ложись и снимай штаны.

— Послушайте, — она уже сняла очки и держала их в руке. — Давайте договоримся. Скажите точно, что вам от меня нужно. Я только на первый взгляд кажусь строгой и несговорчивой. — Она попыталась улыбнуться. — На самом деле я очень уступчивая и компанейская.

Это другой разговор.

Я продолжал вертеть ремень:

— Тогда почему ты мне не отвечаешь на вопросы?

— Мой бог! — взмолилась Сосулька. — Да вы мне ни одного вопроса не задали!

«И верно», — подумал я.

— Сейчас начну задавать. И ты будешь отвечать.

— Буду, — она надела очки.

— Где ты работаешь?

— У меня маленький книжный магазин.

«Сволочь Крокодил, — подумал я, — и здесь провел!»

— Я продаю книги по философии, социологии. — Она помолчала, потом укоризненно покачала головой. — А вы хотели меня выпороть!

Действительно. Выпороть специалистку по философии и социологии!

— Какие сведения ты передавала своему русскому другу?

— Он действительно шпион?

— Еще какой!

— Но вы тоже не местный.

— Не твое дело.

— Верно, не мое, — поспешно согласилась Сосулька.

— Ты знала, что он русский?

— Он говорил, что русский, но жил в Бразилии, и его усыновил какой-то швейцарец.

«Этот мерзавец еще и легенду переврал!»

— Никаких сведений я ему не передавала. Мне казалось, — она неуверенно развела руками, — его заинтересованность мною носила другую направленность. Кроме того, какими сведениями я располагала? Никакими!

— Кто тебя с ним познакомил?

— Один общий знакомый. Поклонник моего отца.

«И здесь мерзавец провел. Не Крокодил, а барон Мюнхгаузен».

— Что это за человек?

— Тоже скульптор. Но любитель.

И тут забрезжил свет.

— Скульптор, говоришь? Любитель? А кто он такой, этот любитель?

— Он держит небольшую типографию. Но не у нас. Сейчас он живет во Франции.

— В каком городе, помнишь?

— Нет. Но где-то на севере. Он не любит жару.

Горячо!

— А откуда ты знаешь, что он скульптор?

— Я видела его работы.

— Где?

— У нас.

— Где у вас?

— В саду. Там мастерская моего отца. Отец ее очень любил и там работал.

— И этот хозяин типографии тоже там работал?

— Когда он жил здесь, то работал. И когда приезжал погостить.

— Когда он был у вас в последний раз?

— В апреле.

Совсем горячо.

— Работал?

— Да.

— И его работы в мастерской твоего отца?

— Конечно.

— Я хочу посмотреть.

— Сейчас уже темно. При электрическом свете вы не получите полного впечатления.

Я успокоил:

— Не волнуйся, получу.

— Вы хотите их посмотреть именно сейчас? — удивилась Сосулька.

— Прямо сейчас.

— Вы так интересуетесь искусством?

— Искусство занимает важное место в моей жизни.

— Тогда идемте, — она решительно направилась к двери.

Мы вышли в коридор, кончавшийся двумя лестницами: одна вела вверх, другая — вниз.

— Куда ведет лестница вверх?

Сосулька томно опустила глаза:

— В мою спальню. Спальню одинокой женщины, которую все норовят обидеть.

Я не отреагировал.

— А лестница вниз?

— В сад, куда мы идем.

* * *

— Это работы моего отца.

Она с гордостью указала на громадные бесформенные изделия, назвать скульптурами которые я бы не решился.

— Чувствую себя как на острове Пасхи, — признался я.

— Вы были там?! — обрадовалась Сосулька. И не дав ответить, проверещала: — Это, должно быть, исключительно впечатляюще.

— А это что такое? — я ткнул пальцем в бесформенную скульптуру с огромными грудями.

— Эта работа называется «Женщина». Она олицетворяет сконцентрированное раздумье об эвентуальном предназначении женщины, — начала Сосулька нудным голосом профессионального экскурсовода.

Я разозлился: подобного рода эссе всегда приводили меня в ярость.

— Эвентуальное, говоришь? Что касается меня, то я предпочитаю сначала анальную тектонику, а уже потом сконцентрированное раздумье.

Что такое «тектоника», я не знал и про себя хмыкнул: «Это тебе за “эвентуальное предназначение”».

Сосулька зажмурилась, замотала головой и сокрушенно хрюкнула:

— Какая пошлость!

«Воображение у нее развито хорошо», — отметил я и успокоил:

— Работы твоего отца прекрасны. Но меня интересуют работы твоего французского друга.

— Их немного.

— Тем большую ценность они для меня представляют.

— Вот эти три.

Она показала на скульптуры в самом углу двора, у деревянного павильона. По сравнению с творениями ее отца фигуры Типографа выглядели привлекательнее.

— Какая работа последняя?

— Трудно сказать. Он постоянно что-то доделывал.

— Лом у тебя есть?

Сосулька не поняла.

— Лом, я спрашиваю, есть?

И, не дожидаясь ответа, направился к павильону. Дверь оказалась открытой, я вошел внутрь и быстро отыскал нечто похожее на лом.

Сосулька ждала, прохаживаясь возле одного из творений Типографа.

— Посторонись.

Я приблизился к скульптуре и с ходу маханул по ней ломом.

— Что вы делаете?! — взвыла Сосулька. — Это же «Идол плодородия». Его лучшая работа.

— Обойдемся без плодородия.

Я осатанело размахивал ломом, и идол разлетался на мелкие части.

— Вы с ума сошли! Немедленно прекратите!