Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - читать онлайн книгу. Автор: Найо Марш cтр.№ 58

– Да, это я. А вы детективы, не так ли?

– Они самые. Меня зовут Аллейн, а это мистер Фокс.

– О, здравствуйте, – поспешно произнесла мисс Бирнбаум. Потом, после некоторых колебаний, протянула каждому руку, недоверчиво при этом посмотрев на Аллейна. Он почувствовал, как на его руке сжались ледяные пальчики.

– Полагаю, и вы нашли это происшествие огорчительным, не так ли?

– Да, – согласилась девушка. – Это ужасно! – Она сцепила пальцы. – Лорд Роберт был очень добрым, правда? Он был очень добр ко мне.

– Надеюсь, ваша зубная боль прошла, – сказал Аллейн.

Она посмотрела на свои руки, потом подняла взгляд.

– У меня не болели зубы, – ответила она.

– Нет?

– Нет. Я просто хотела уехать домой. Я ненавижу выезжать в свет! – с необычайной силой произнесла мисс Бирнбаум. – Я знала, что мне не понравится, и мне не понравилось!

– Обидно. Зачем же вы выезжаете?

– Потому что, – с сокрушительной откровенностью объяснила мисс Бирнбаум, – моя мать заплатила миссис Хэккетт, то есть миссис Хэлкат-Хэккетт, пятьсот фунтов, чтобы та вывозила меня в свет.

– Ба! – воскликнул Аллейн. – А вы сейчас не выносите сор из избы?

– Вы ведь никому не расскажете, не правда ли? Я никогда прежде не проронила об этом ни слова. Ни одной душе. Но вы кажетесь мне порядочным человеком. И я уже сыта по горло. Я не гожусь для светской жизни. Боже, какое облегчение высказать все начистоту!

– А чем бы вы хотели заняться?

– Я хотела бы учиться живописи. Мой дед, Джозеф Бирнбаум, был художником. Вы никогда не слышали о нем?

– Пожалуй, слышал. Не он ли написал картину под названием «Еврейская суббота»?

– Вы правы, это он. Он был евреем, конечно. И я еврейка. Моя мать – нет, но я – да. Об этом мне тоже не стоило бы говорить. Мне всего шестнадцать лет. Вам, наверное, показалось, что я старше?

– Да.

– Это потому, что я еврейка, – заметила мисс Бирнбаум. – Евреи взрослеют очень рано, знаете ли. Что ж, полагаю, мне не следует вас задерживать.

– Но зато мне бы хотелось задержать вас на минутку, если можно.

– Тогда все в порядке. – Мисс Бирнбаум села. – Надеюсь, миссис Хэлкат-Хэккетт не вернется, как вы считаете?

– Думаю, нет.

– Меня не очень беспокоит генерал. Он, конечно, глуп, но довольно добр. Но меня приводит в ужас миссис Хэлкат-Хэккетт. Я потерпела такую неудачу в свете, и она не может мне этого простить.

– Вы уверены, что потерпели такую уж неудачу?

– О да. Вчера вечером всего четыре человека пригласили меня на танец. Лорд Роберт – когда я только пришла, потом один толстяк, еще генерал и сэр Герберт Каррадос.

Она на миг отвернулась, губы ее задрожали.

– Я пыталась притвориться, что меня не интересует успех в обществе, – продолжала она, – но у меня не получилось. Я ужасно переживала. Если бы я могла заняться живописью и выбросить все это из головы, оно бы не имело значения, но когда в чем-то участвуешь, то неудача отвратительна. Поэтому я сказала, что у меня разболелся зуб. Признаться, мне странно, что я вам все это рассказываю.

– Генерал отвез вас домой, не так ли?

– Да. Он-то повел себя по-человечески. Он позвал горничную миссис Хэлкат-Хэккетт, которую я ненавижу, как отраву, чтобы она дала мне гвоздичного масла и «Оувалтина». Ну, та-то все поняла.

– Потом вы пошли спать?

– Нет. Я пыталась придумать, как написать матери, чтобы она позволила мне все это бросить. И эти мысли все крутились и крутились у меня в голове. Я пыталась сосредоточиться на чем-то другом, но на ум приходили только эти вечера, где я потерпела фиаско.

– Вы слышали, как остальные вернулись домой?

– Я слышала, как пришла миссис Хэлкат-Хэккетт. Это было ужасно поздно. Чтобы попасть в свою комнату, ей надо пройти мимо моей двери, а у нее туфли со стразами, которые позвякивают при каждом шаге. Часы как раз пробили четыре. А что, генерал вернулся на бал?

– Думаю, он выходил.

– Ну, тогда, должно быть, он проходил по коридору в четверть четвертого. Я слышала бой часов вплоть до шести. Потом заснула. Было уже совсем светло.

– Понятно.

Аллейн прошелся туда-сюда по комнате.

– Вы не знакомы с Агатой Трой? – спросил он.

– С художницей? Она была там вчера. Мне ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь нас познакомил, но не хотелось просить. Я думаю, она лучшая из ныне живущих английских художников, а вы как считаете?

– Да, я того же мнения. Она ведь преподает, знаете?

– Правда? Только гениям, наверное.

– Думаю, только тем, кто уже имеет какой-то опыт.

– Если бы мне позволили получить сначала этот опыт, интересно, взяла бы она меня?

– Как по-вашему, из вас мог бы выйти толк? – спросил Аллейн.

– Уверена, что смогла бы неплохо рисовать. Сомневаюсь насчет живописи. Я все вижу в линиях. Скажите…

– Да?

– Как по-вашему, может, теперь что-то изменится с этими вывозами меня в свет? Может, она заболеет? Я тысячу раз об этом думала в последнее время. Она такая сволочная.

– Не говорите «она» и не говорите «сволочная». Первое вульгарно, а для второго вы слишком молоды.

Мисс Бирнбаум с наслаждением ухмыльнулась.

– Что ж, – сказала она, – в любом случае я так думаю. И она ведь даже не добродетельна. Вы знаете некоего Уитерса?

– Да.

– Это ее приятель. Не притворяйтесь, что шокированы. Я написала об этом своей матери. Я надеялась, что ее это немного отрезвит. Отец написал мне и спросил, не тот ли это, кого зовут Морисом и который похож на красного борова – это у нас страшное оскорбление, знаете ли! – потому что если так, то мне нельзя здесь оставаться. Но мать сказала, что если он друг миссис Хэлкат-Хэккетт, то не может быть плохим. Я сочла это чертовски смешным. Пожалуй, единственный смешной момент во всем этом деле. Не думаю, что очень весело бояться одновременно и мужа, и любовника, как вы считаете?

Аллейн смущенно почесал в затылке и внимательно посмотрел на мисс Бирнбаум.

– Послушайте, вы предоставили нам массу сведений, это вам понятно? Вот здесь находится мистер Фокс, он все записывает. Что вы на это скажете?

Ее смуглое лицо порозовело. В уголках полных губ обозначились две жесткие линии.

– Вы о том, что она может попасть в беду? Надеюсь, что так. Она порочная женщина. Она убила бы любого, кого хотела бы убрать с дороги. Ей очень часто хочется убить меня. Она говорит мне такие вещи, от которых все внутри переворачивается, настолько они обидны. «Дорогая, как я могу что-то для тебя сделать, если ты только пялишься, как рыба, и не вымолвишь ни слова?». «Боже, за что на меня взвалили это бремя?». «Дорогое дитя, я понимаю, что ты не можешь изменить свою внешность, но приложи хоть какие-то усилия, чтобы твоя речь не так походила на речь жителей Сохо [38] ». А еще передразнивает мой голос. Вчера сказала мне, что многое оправдывают немецкие предубеждения, и спросила, нет ли у меня каких-нибудь родственников среди беженцев из Германии, потому что, как она слышала, англичане берут их на работу горничными. Надеюсь, что она и есть убийца. Надеюсь, вы арестуете ее. Надеюсь, она будет повешена за свою гнусную старую шею, пока не умрет [39] .