Капитан Уитерс дома
Отчет о вскрытии, так называемый «посмертный отчет», был готов. Фокс записал его по телефону, и они с Аллейном обсуждали его по пути на Слинг-стрит.
– Доктор Кертис не сомневается в том, что он был задушен, – сообщил Фокс. – Они обнаружили, – и Фокс сверился со своей записной книжкой, – обширные кровоизлияния в легких и сердце. В сердце также признаки жировой дегенерации. Кровь темного цвета и очень жидкая…
– Ну ладно! – оборвал его Аллейн. – Прости, Фокс. Не обращай внимания. Продолжай.
– В общем, сэр, похоже, они считают, что состояние сердца должно было сильно ускорить процесс. Это, если можно так сказать, милосердное стечение обстоятельств.
– Да.
– Да. Доктор Кертис говорит, что на лице нет следов насилия, кроме шрама на виске. Слизистая оболочка на передней части нёба слегка гиперемирована. Сзади же порядком обесцвечена. Но следов насилия нет.
– Я это заметил. Не было следов борьбы. После удара в висок он потерял сознание, – сказал Аллейн.
– Так же думает и доктор Кертис.
– Убийца знал, что делал. Обычно душитель склонен прибегать к излишнему насилию. Остаются отметины вокруг рта. У Кертиса есть соображения о том, каким орудием воспользовался убийца?
– Он предполагает, что, вероятно, в рот засунули кляп из мягкой ткани, и эту же ткань прижали к ноздрям.
– Понятно. Но это был не носовой платок Банчи. Он остался несмятым.
– Возможно, носовой платок убийцы.
– Едва ли, Фокс. Я обнаружил у него во рту тонкие черные шерстяные ворсинки.
– Плащ?
– Может быть. Похоже на то. Одна из причин, по которой плащ унесли с места преступления. Кстати, Фокс, вы получили отчет полицейского констебля, дежурившего на Белгрейв-сквер прошлой ночью?
– Да. Говорит, ничего подозрительного.
Медленно и въедливо анализировали они имеющиеся данные, намечая аспекты, которые предстояло затронуть в бесконечных опросах; обсуждали, упорядочивали и сопоставляли отдельные части информации. «Нащупывание конфигурации дела» – так называл это Аллейн. Через пять минут детективы пришли на Слинг-стрит, к большому, довольно претенциозному многоквартирному дому с гостиничным обслуживанием. Они поднялись на лифте к номеру 110 и позвонили в дверь.
– Я собираюсь здесь немного рискнуть, – сказал Аллейн.
Дверь открыл сам капитан Уитерс.
– Доброе утро, – сказал он. – Вы хотели меня видеть?
– Доброе утро, сэр, – ответил Аллейн. – Надеюсь, вы получили от нас сообщение. Позволите войти?
– Разумеется. – Уитерс, не вынимая рук из карманов, посторонился и пропустил посетителей.
Аллейн и Фокс оказались в стандартно обставленной гостиной, с диван-кроватью у одной стены, тремя одинаковыми креслами, столом, обеденным и письменным, и стенными шкафами. Первоначально квартира была точным подобием всех остальных «холостяцких квартир» в Грандисон-Мэншнз, но поскольку невозможно, обитая в жилище, не оставить в нем следов своей личности, то эта комната несла на себе отпечаток личности капитана Мориса Уитерса. Здесь пахло шампунем, сигарами и виски. На одной стене висела оправленная в рамку фотография – из тех, что в журналах именуются «художественным фотоисследованием на тему обнаженной натуры». На книжных полках справочники Терф-клуба
[18]
перемежались с потрепанными изданиями бульварных романов, которые капитан Уитерс, видимо, купил на Ривьере и почему-то озаботился привезти контрабандой в Англию. На столике возле диван-кровати лежало три или четыре учебника по медицине. «Книги Дональда Поттера», – подумал Аллейн. Сквозь полуоткрытую дверь старший инспектор мельком увидел маленькую спальню и на стенке – второй шедевр, оказавшийся, впрочем, уже не столько художественным фотоисследованием, сколько порнографическим.
Капитан Уитерс, перехватив невозмутимый, но пристальный взгляд Фокса на эту картину, закрыл дверь спальни.
– Выпьете? – спросил он.
– Нет, благодарим вас.
– Что ж, тогда присаживайтесь.
Сыщики опустились на стулья; Фокс – с чопорной благопристойностью, Аллейн – с оттенком неторопливой утонченности. Закинув одну длинную ногу на другую, повесив шляпу на колено и сняв перчатки, главный инспектор созерцал капитана Уитерса. Они составляли любопытный контраст. Уитерс был из тех, на ком и хорошая одежда выглядит вульгарной. Судите сами: слишком толстая шея, длинные и бледные пальцы, чрезмерно блестящие волосы, мешки под глазами и белесые ресницы. Тем не менее он казался лидером, и его брутальная внешность, несомненно, оказывала воздействие на окружающих. В отличие от него утонченный Аллейн, словно выточенный резцом мастера, сочетал в себе черты аскета-монаха и испанского гранда. Четко очерченные линии лица и головы, строгость в холодной синеве глаз и в пронзительной черноте волос. Такая фактура восхитила бы Альбрехта Дюрера, а его эскизный портрет работы Агаты Трой стал одной из лучших ее вещей.
Уитерс закурил сигарету и, выпустив дым через ноздри, спросил:
– Чему обязан визитом?
Фокс достал свой рабочий блокнот. Капитан Уитерс впился глазами в буквы «Г.П.» – «Городская полиция» – на его обложке, затем уронил взгляд на ковер.
– Прежде всего, если можно, – произнес Аллейн, – я хотел бы услышать ваше полное имя и адрес.
– Морис Уитерс, а адрес этот.
– Могли бы мы записать также и ваш адрес в Лезерхеде?
– Какого дьявола? О чем вы? – осведомился Уитерс. Метнув взгляд на столик возле дивана, где лежали книги Поттера, он посмотрел на Аллейна.
– Я почерпнул сведения, – солгал Аллейн, – не из того источника, что вы заподозрили, капитан Уитерс. Адрес, пожалуйста.
– Если вы имеете в виду Шеклтон-Хаус, то он не принадлежит мне. Он предоставлен мне во временное пользование.
– Кем?
– По причинам личного характера не могу вам этого сказать.
– Понимаю. Вы часто им пользуетесь?
– Иногда в выходные.
– Благодарю вас, – сказал Аллейн. – А теперь, если позволите, я задам вам несколько вопросов о сегодняшнем утре. О ранних его часах.
– О да, – ответил Уитерс. – Полагаю, вы имеете в виду убийство.
– Чье убийство?
– То есть как чье? Банчи Госпелла.
– Был ли лорд Роберт Госпелл вашим личным другом, капитан Уитерс?
– Я не знал его.
– Понятно. Почему вы думаете, что его убили?
– А разве нет?
– Полагаю, да. Очевидно, и вы так думаете. Почему?
– Так оно выглядит, судя по газетам.