Клянусь, три поросенка, увидевшие на пороге своего домика волка с полным набором посуды для свиного шашлыка, и те были куда менее ошеломлены, чем я. Следует отдать Арбатову должное, он умел преподносить сюрпризы.
— Можно войти? — ласково осведомился он. И, прежде чем я ответила: «Нет, нельзя», он уже оказался в передней.
— Это вам, — добавил он, вкладывая мне в руки букет, и бросил через плечо взгляд на своих охранников. По-моему, в то же самое мгновение они растворились в воздухе с легким шипением, похожим на то, какое издают в воде таблетки французского аспирина.
— Зачем? — в легком остолбенении спросила я, кое-как нашарив ногой слетевшую тапочку.
— Так вы же говорили, что любите орхидеи, — объяснил Арбатов.
Во мне взыграла здоровая злость.
— Могли бы не тратиться, — бросила я.
— А я захотел.
— Кто там, Лиза? — крикнула мама.
— Э… Так, один знакомый, — отозвалась я.
Меж тем Арбатов снял пальто, — хотела бы я быть так же хорошо скроенной, как это пальто, — и шагнул в комнату так запросто, будто его там ждали. Мне не оставалось ничего другого, кроме как проследовать за ним. Машинально я отметила про себя контраст между нашей маленькой, с низкими потолками, квартиркой и неожиданным гостем, при виде которого на ум приходило полузабытое слово «денди». О, он обитал в совершенно другом мире, можете мне поверить, — мире, где украшенные лепниной потолки парили в нескольких метрах над полом, где стены утекали прочь, сколько хватает глаз, и где вещи были прекрасны и бесполезны, как мечта, а не вымученно-утилитарны. Войдя в комнату, он одним взглядом охватил ее всю — с пятнами на обоях возле батареи, видом в унылый двор и безликой, тусклой мебелью. Конечно, я давно привыкла ко всему этому, но сейчас у меня возникло такое ощущение, словно я впервые увидела эту комнату его глазами, и, признаться, оно вовсе не было приятным.
…Ну зачем, зачем он пришел? Чтобы напугать меня и показать, что ему все обо мне известно?
— Боже! Какие цветы! — закричала моя мама, завидев орхидеи. — Кто это, Лиза?
— Юрий, — сказал Арбатов. — Просто Юрий. А вы Татьяна Борисовна, мать Елизаветы?
Но тут он увидел выражение моего лица, а оно — могу сказать без всякого зеркала — должно было быть чертовски красноречивым.
— Кажется, я не вовремя…
— Нет, что вы, что вы! У нас тут семейный ужин… почти семейный, не правда ли?
Мама перечислила всех, кто находился в комнате, и принесла пятый прибор. Марика подала мне вазу для орхидей, и их поставили в центр стола. Я села, и Арбатов как-то чрезвычайно ловко ввинтился на стул возле меня. Чем дальше, тем больше мне все это не нравилось.
— Однако, дорогая, ты никогда нам не рассказывала о Юре! — сказала моя мать, не без некоторого кокетства поглядывая на него. — Неужели вы работаете вместе?
Салат, который я машинально жевала, попал мне не в то горло, и я закашлялась.
— Ну, это слишком сильно сказано, — проворчала я, откашлявшись.
— У нас общее дело, — заметил Арбатов, который явно забавлялся.
— Что ж, я очень рада, — заявила моя мама. — Наконец-то ты нашла себе приличного человека!
Не вытерпев, я пнула ее ногой под столом, но, похоже, промахнулась, потому что Родион взвыл так, словно повздорил с асфальтовым катком.
— Что такое, Родион? — обеспокоилась мама.
— Ногу свело, — пробормотал тот, незаметно под столом растирая колено.
К счастью, разговор вскоре принял совершенно иное направление. Марика заговорила о курорте, на котором она недавно отдыхала. Мама поддержала тему. Родион рассказал, как он в прошлый отпуск ездил в Испанию, и заметил, что таких жлобов, как каталонцы, свет не видел — даже за вход в церковь ухитряются драть с туристов деньги.
— А во Франции все церкви бесплатные, хочешь осмотреть — пожалуйста, сколько угодно.
— Кроме Сен-Дени, — напомнила я. — Чтобы как следует осмотреть королевские надгробия, лучше заплатить и пройти через музейный вход. Из основного зала они тоже видны, но плохо.
— Ну вот, а вы говорите, что хотите писать детективы, — вздохнул Родион. — У вас же совершенно другой уровень — гораздо выше, раз вы интересуетесь Сен-Дени!
Я помрачнела. Положительно, сегодня был не мой день.
— Кстати, раз уж вы оба работаете в полиции, может быть, дадите мне совет? — продолжал Родион. — У одного моего знакомого возникли неприятности, на него хотят повесить серьезное преступление.
— Что за преступление? — поинтересовался причисленный к полицейским Арбатов.
— Нападение на женщину. Но он совершенно не такой человек.
— Какой ужас! — вздохнула Марика.
— Я ничего не могу советовать по поводу дела, к которому не имею отношения, — сказала я. — Защита подследственного — вообще-то задача адвокатов. И что вообще значит — повесить? У тех, кто ведет дело, были какие-то основания для обвинения?
— Никаких. Этот человек просто оказался поблизости, когда было совершено преступление. Вот менты… простите, ваши коллеги и лезут вон из кожи, чтобы его засадить. А мы бы хотели прекратить дело. Скажите, Лиза, сколько в таких случаях составляет обычная взятка?
Клянусь, я всегда считала, что за словом в карман не лезу, но тут я просто опешила:
— Слушайте, Родион…
— Она взяток не берет, — тихо, но веско промолвил Арбатов. — Так что оставьте ее в покое.
— Да бросьте! Все в полиции берут взятки, для этого туда и устраиваются… И я не вижу смысла притворяться, тем более что тут все свои. Взять, к примеру, вас, Юрий… Вы меня простите, конечно, но для скромного полицейского вы слишком хорошо одеты.
— Ваш сарказм не по адресу, — вмешалась я. — Юрий вовсе не полицейский, он бандит. Да, Юрий Данилович?
Молчание, пронизанное оторопью, обволокло присутствующих, и я почти физически ощутила, как оно сгущается в комнате. К своему удивлению, я заметила, что Арбатов кусает губы, чтобы не засмеяться.
— Лиза, — несмело начала моя мама, — что это за шутки…
— Раз уж меня разоблачили, я, наверное, все-таки дам вам один совет. — Арбатов перестал улыбаться, его темные глаза в упор смотрели на Родиона. — Пусть ваш брат напишет чистосердечное признание.
— При чем тут мой брат? — пролепетал тот, покрываясь пятнами.
— Потому что вы именно о нем спрашивали совета. Только вот то, что вы назвали нападением на женщину, было покушением на убийство. Она дала ему в долг слишком много денег, а возвращать их он не спешил. Немолодая дама, — тут он почему-то покосился на мою мать, — лет сорока пяти, если мне не изменяет память… Тогда он попытался ее убить, но неудачно. Кстати, его предыдущая спутница тоже умерла как-то странно, и полицейские, которые ведут дело, уже до этого докопались. Так вот, пусть ваш братец пишет чистосердечное. По крайней мере, получит на пару лет меньше.