Три заповеди Люцифера - читать онлайн книгу. Автор: Александр Овчаренко cтр.№ 34

Так же, как и Эльвира Сатти, Манюня была состоятельной «кочевницей», только кочевала не по чужим постелям, а по роскошным особнякам, куда входила в качестве законной жены. В любви Манюне везло, как никому. Примерно раз в три года, используя свою красоту и обаяние, Манюня в очередной раз выходила замуж. Однако замужество, как правило, длилось недолго: супруг или погибал в результате бандитских разборок или несчастного случая, или подавал на развод, застав дражайшую супругу в объятьях другого мужчины.

— Ты всё неправильно понимаешь! — в очередной раз кричала Манечка разъярённому мужу, пытаясь одновременно сделать два дела: поспешно натянуть на себя кружевные трусики и вытолкать из спальни обнажённого любовника.

Так же, как и Сатти, Манечка не могла отказать себе в чувственных удовольствиях. Во время развода Манечка не привередничала и не пыталась урвать от состояния бывшего супруга кусок побольше, чем сыскала себе репутацию не хищницы, а слабой женщины, которой просто по жизни не везёт с мужиками.

Получив при разводе причитающуюся ей долю, Манюня тут же улетала в далёкие страны с жарким климатом, где за пару месяцев умудрялась растратить большую часть отступных или нечаянного наследства. После чего госпожа Поливанова снова появлялась в Москве, где основательно и без суеты приступала к поискам нового мужа. И, надо сказать честно, ей это удавалось.

Сейчас, стоя на обочине Ленинградского шоссе рядом заглохшей «Audi», Манюня как раз находилась в брачном поиске. Очередной муж-миллионер, выдававший себя за арабского бизнесмена, оказался заезжим аферистом из Азербайджана. В результате Манечка вместо нефтяных вышек и нефтеперегонного завода получила моральный ущерб в виде развившегося у неё комплекса брошенной жены и финансовые затраты в виде оплаты услуг адвоката и различных судебных издержек.

Каледин притормозил рядом с театрально страдающей Манечкой, и, приоткрыв тонированное стекло, небрежно спросил: «Слышь, плечевая, у тебя оплата почасовая или за ночь»? Манюня уже было воспрянувшая духом, поняла, что её приняли за проститутку, мгновенно приготовилась к отпору и стала напоминать рассерженную кошку. Однако, увидев на виске водителя знакомый шрам и упрямо спадающий на открытый лоб непокорный локон, признала «душку военного» и ласково обозвала его дурачком. Через минуту Манюня уже сидела в машине рядом с Кантемиром, и, активно жестикулируя, что-то пыталась ему рассказать. Кантемир нисколько не волнуясь, что о нём подумает пассажирка, заткнул правое ухо пальцем, а к левому приложил сотовый телефон.

— Ты меня не слушаешь! — взвилась Манюня.

— Не сейчас. — спокойно ответил Каледин и вызвал по телефону эвакуатор. После чего подошёл к сиротливо стоящей на обочине «Audi» и закрыл капот. Потом проверил салон автомобиля и с переднего сиденья забрал забытую Манюней красную сумочку. — Ты автомобиль под цвет сумочки подбирала, или наоборот? — усаживаясь на водительское кресло, с усмешкой спросил он Манечку.

— Когда мой несчастный Серж подарил мне машину, эта сумочка у меня уже была! — со слезой в голосе парировала пассажирка.

Серж был у Манюни третьим, а может, четвёртым мужем. С самим Сержем или Сергеем Арутюновичем Ганиевым — выходцем из Владикавказа, Кантемир лично знаком не был, но слышал, что последний очень быстро поднялся на фальшивой водке и входил в число так называемых «водочных королей» Северной Осетии и Ингушетии. Через пару лет счастливого с Манечкой брака Серж поехал в родной город разбираться о причинах срыва поставки очередной партии водочной продукции в Москву. Поехал и не вернулся. Оппонент Сержа оказался проворней, и в пылу дискуссии первый выхватил пистолет. Серж опоздал на какое-то мгновенье, и это стоило ему жизни. После похорон родственники мужа Манюню к водочному бизнесу не допустили. В ответ Манечка подала в суд, но всё решилось миром. Безутешной вдове досталась трёхкомнатная квартира в центре Москвы и деньги на счетах покойного мужа. Весь бизнес отошёл многочисленной родне Сержа Ганиева.

— Куда мы едем? — успокоившись, игривым тоном осведомилась ветреница.

— А куда бы ты хотела? — не глядя на неё, спросил Каледин.

— К тебе. — ничуть не смущаясь, заявила Манюня.

Кантемир бросил взгляд на часы: было без четверти четыре. День клонился к закату, и не было ничего предосудительного в том, чтобы поужинать в компании красивой женщины. — Чем чёрт не шутит, а может, и в этот раз девочка подкинет мне нужную информацию. Ведь вращается она в высших тусовочных сферах, а там какие только сплетни не ходят. Может, мне повезёт, и среди информационного навоза я отыщу жемчужину, — мысленно оправдывал свои действия «офицер для деликатных поручений», ловко лавируя в вечернем потоке машин.

— Давай закажем на дом роллы с копчёным угрём, маринованным имбирём и васаби, и много-много саке. Я напьюсь и буду изображать гейшу, — предложила Манечка, и Кантемир боковым зрением увидел, как в её глазах заплясали бесенята.

— Заманчиво. Однако что это тебя на восточную экзотику потянуло? Может, лучше взять русской водки и солёных огурцов? В конечном счёте эффект будет тот же.

— Да ну тебя! — надула губки Манюня. — Последнее время в моей жизни всё так пресно и безрадостно, а тут ещё и ты лишаешь меня последнего удовольствия.

— Последнее удовольствие, полагается осуждённым на высшую меру, и то только перед приведением приговора в исполнение, — пошутил Кантемир. — А ты, кажется, ещё не в этом статусе.

— Чёрный юмор! — обиделась Манечка. — Вокруг меня всё пресное, безрадостное и чёрное. Я чувствую, как смерть ходит кругами возле моего дома! — драматично заявила она.

— Неужели? — рассмеялся Кантемир. — И давно ходит?

— С начала месяца. — серьёзным тоном ответила женщина. — Первого сентября убили тестя моей подруги Катаржины. Убили в двухстах метрах от моего дома.

— Это где? — машинально поинтересовался Кантемир. — В Малаховке?

— Нет. В короткий и грустный для меня период безбрачья, чтобы соискатели моей руки и сердца не соблазнились трёхкомнатной в центре, я специально обретаюсь в своей скромной квартирке в Замоскворечье.

После этих слов Каледин резко принял вправо и затормозил на обочине.

— В чём дело? — недовольным тоном взвизгнула Манюня, ударившись локтем о приборную панель.

— Как фамилия твоей подруги? — чуть ли не по слогам произнёс Кантемир.

— Катаржина…, э-э-э какая-то труднопроизносимая немецкая фамилия! Катаржина…, вспомнила! Катаржина Шлифенбах!

— Твоя подруга рассказывала тебе об обстоятельствах смерти тестя?

— Это я ей рассказывала. Я, правда, в тот момент не знала, что тот старичок, которого вперёд ногами в «Скорую помощь» грузили, был её тесть.

— Так ты, что, была там, в момент смерти Шлифенбаха?

— А почему это тебя так интересует? Это что, допрос? Ну, была, и что такого? У меня в этом сквере было свиданье назначено. Я ведь тоже не полная дура! Это я раньше, после первого развода, мужчинам в ресторане свиданье назначала, когда по интернету знакомилась. А теперь хватит — учёная! Я больше сама за ужин платить не хочу. Так что я теперь свиданье в сквере или парке назначаю.