Отложенное самоубийство - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Макеев cтр.№ 31

Себастьян встречает нас в полутемной прихожей. Улыбается, жмет нам руки. «Халло! — Халло!» Он высокий, полный, с красивой сединой на висках. Типичная немецкая внешность. Бюргер. За столько лет жизни в Баварии от совхозного специалиста ничего не осталось. Из кухни выбегает Лиза — невысокая, кругленькая, симпатичная. Я представляю Лану: «Мой водитель на сегодняшний вечер». Кошка-водитель застенчиво хлопает наклеенными ресницами. Следуя приглашению хозяина, проходим в гостиную.

В гостиной находится еще один человек. Навстречу нам с кресла встает незнакомый пожилой мужчина. «Халло! — Халло!»

— Юрген Уль, — представляется мужчина.

— Комиссар Уль! — со значением поправляет его Себастьян. — Мой старинный друг! Интерпол!

Еще один комиссар полиции! Я с подозрением смотрю на него, но с Крюклем ничего общего. Уль улыбчивый, доброжелательный, на пингвина совсем не похож. Называем комиссару свои имена. Садимся вокруг стола. Лиза накрывает к чаю. Печеньки, пряники, рулетики.

Я не люблю странных людей. Может быть, потому, что сам странный? Но для Себастьяна мое подсознание делает исключение. Он мне почему-то симпатичен своими заскоками. А их у него немало. Накопил за долгую жизнь. Например, Себастьян разработал собственную теорию продления жизни. Она базируется на том факте, что при движении организм человека выделяет токсины, которые наносят вред, а значит, сокращают жизнь. Себастьян пришел к гениальному, с его точки зрения, выводу о том, что нужно двигаться как можно меньше. Что-то вроде лозунга: «Движение — это жизнь», только наоборот: «Неподвижность — это жизнь». В конце концов, рациональное зерно в его теории имеется. Ведь некоторые деревья живут тысячи лет. Сам Себастьян перешел на малоподвижный образ жизни и под девизом «Хочу быть деревом!» надеется пережить какую-то трухлявую японскую криптомерию.

Другая его придурь охватывает техническую сферу. Инженерное образование ищет выход. Себастьян убежден, что, если здесь, в Баварии, кому-нибудь надеть на голову алюминиевую кастрюлю, а другому чудаку надеть такую же кастрюлю, например, на Дальнем Востоке, то оба без труда смогут общаться друг с другом. Типа, алюминий проводит звук на любое расстояние. Себастьян утверждает, что давно бы уже выбросил свой телефон, если бы смог найти алюминиевую кастрюлю. К сожалению, таких кастрюль в продаже нет. Сплошная нержавейка. По мнению Себастьяна, всемирный заговор хозяев коммуникационных корпораций специально лишает человечество такого легкого и дешевого средства связи.

В политике Себастьян тоже нашел свой оригинальный путь. Иначе он не был бы Себастьяном. Как-то раз он решил не признавать Федеративной Республики Германии как субъекта международного права. Ни больше ни меньше. Теперь он живет в виртуальном кайзеровском рейхе. Купил у какого-то самопровозглашенного рейхсканцлера удостоверение личности и вполне счастлив. При случае тычет этим удостоверением в нос. Федеративную Республику называет коммерческой фирмой, созданной американскими евреями для выкачки денег из трудолюбивых немцев. Лиза не мешает ему сходить с ума. Смотрит на своего Себастьяна как на седого непоседливого мальчишку и только тихо улыбается, когда того заносит на поворотах. Наверное, это любовь?

Есть у Себастьяна еще несколько любопытных сумасшествий, но я думаю, что и этих вполне достаточно, чтобы обеспечить себе интересную, насыщенную жизнь.

— Вы как-то говорили, что работали в «азюльхайме»? — задаю я ему вопрос, когда чашки с чаем пустеют.

— Да, было дело, — охотно откликается Себастьян. — Мы тогда сюда только приехали. В эту фирму ФРГ. Помнишь, Лиза? Возле «шрота» есть центр помощи беженцам. И меня направили туда на работу. А что тебя это заинтересовало, Вадим?

— Я ищу одного человека, афганца. Он жил в этом центре в начале девяностых.

— Как его звали?

— Харун. Молодой парень. С ним была больная мать.

Себастьян напряженно задумывается. Чтобы ему не мешать, мы вполголоса беседуем между собой о пустяках.

Наконец он поднимает взгляд от скатерти и говорит:

— Был такой. Точно. Молодой афганец с матерью. Как его имя, сейчас не вспомню. Но я недолго там проработал. Тебе лучше спросить у подруги комиссара Уля, она в этом центре провела всю свою жизнь. Допахалась до должности директора. — И поворачивается к другу: — Майя ведь недавно ушла на пенсию?

— Совсем недавно, Себастьян. Два года назад, — смеется комиссар Уль.

— Неужели прошло уже два года? А мне казалось, что только вчера мы отмечали ее пенсию в ресторане. Ах, это легкокрылое время!

Уль поворачивается ко мне и, улыбаясь, приглашает:

— Приезжайте завтра к нам в гости, герр Росс. Вдвоем с вашим очаровательным водителем. Майя будет рада вспомнить работу. Она очень скучает по своим беженцам. И мне будет приятно.

Он подмигивает Лане, и та довольно улыбается в ответ. Соблазнила старика, кошка!

В общем, поездка к Себастьяну оказалась не зряшной. Наш барон Мюнхгаузен познакомил меня с приятным комиссаром Улем, который, во-первых, не похож на пингвина и, во-вторых, показал тропинку, которая может привести к Харуну.

Вечером я опять в просторной спальне под крышей дома с двумя раздельными входами. Уже накормлен, раздет, искупан и уложен в постель. Десерт.

— Сегодня день кошачьей ласки! — игриво шепчет Лана, проводя своими пальчиками там, где надо и не надо.

— А кто кого ласкает? — прерывающимся голосом интересуюсь я. Эта кошка знает мужское тело лучше самого тела.

— Как захочет хозяин. Мурррр! Праздник Повелителя, — мурлычет Лана.

Я молчу. Нет возможности отвечать. Ее нежные руки не дают сосредоточиться.

— Я вдохновляю тебя, желанный?

— Да-а…

— Я хочу тебя… Почитала твои книги. Понятно, что книга — это часть тебя, но мне нужно тебя живого. Книжки — это твои игрушки, а для меня ты — моя игрушка. Желанная!

Лана шепчет все жарче, ускоряя движение ласки. Стены спальни начинают куда-то плыть. Я теряю контроль над собой, своим сознанием. «Поддайся искушению: оно может больше никогда не повторится». Не помню, кто сказал. Может быть, Лана?

…Через время возвращаюсь сознанием в спальню. Тело-то ее не покидало. Что со мной было? Где я был? Рядом нежное мурлыканье:

— Спасибо, хозяин. Я заслужила поцелуй?

С трудом поворачиваю голову. Чмокаю туда, куда достали губы. Слышу еле слышное:

— Sorry. Засыпаю. Мурррр…

Ночь чувственно прожита. На следующий день дома еще и еще раз прослушиваю свой разговор с Алоисом Кальтом, записанный на диктофон. Сам не знаю, что хочу там найти. Вдруг я упустил что-то важное? Но ничего такого важного не слышу. Максимилиан Грубер, Ханс и Гретель, Беа, Крюкль, Харун, Наджия, Гоншорек… Чужие имена, ставшие знакомыми и близкими. И ни-че-го. Разговор об оплате моей работы. Кальт обещает… Он богач. А говорят, что преступление не окупается. Ну, да ладно. В конце концов, я же не сыщик в длинном пальто. Может, сегодня Майя вспомнит про Харуна?